Октябрьский, Филипп Сергеевич

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями: Октябрьский и Иванов

Филипп Сергеевич Октябрьский
Филипп Сергеевич Иванов (до 1924 года)
Дата рождения	11 (23) октября 1899(1899-10-23)
Место рождения	дер. Лукшино, Зубцовский уезд, Тверская губерния, Российская империя
Дата смерти	8 июля 1969(1969-07-08) (69 лет)
Место смерти	Севастополь, Крымская область, УССР, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	ВМФ
Годы службы	1918—1960
Звание	(10.04.1944)
Командовал	Амурская военная флотилия; Черноморский флот; ЧВВМУ
Сражения/войны	Гражданская война, Великая Отечественная война:  • оборона Одессы  • оборона Севастополя  • Керченско-Феодосийская десантная операция  • Крымская операция (1944)
Награды и премии	иностранные награды:

Фили́пп Серге́евич Октя́брьский (Ивано́в) (11 [23] октября 1899 — 8 июля 1969) — советский военно-морской деятель. В ходе Великой Отечественной войны командующий Черноморским флотом (1939—1943 и 1944—1948), один из руководителей обороны Севастополя в 1941—1942 годах, а также Крымской операции 1944 года. Адмирал (1944). Герой Советского Союза (1958).

Биография

Родился 11 (23) октября 1899 года в деревне Лукшино Тверской губернии в крестьянской семье. Русский.

В 1915 году уехал сначала в Шлиссельбург, а затем в Санкт-Петербург на заработки. Работал кочегаром, помощником машиниста на пароходах, ходивших по Ладоге, Свири, Неве (ныне Северо-Западное речное пароходство). В 1918 году добровольно вступил в ряды Красного Балтийского флота. Участник Гражданской войны, воевал матросом на кораблях Балтийского флота и Северной военной флотилии. Член РКП(б) с 1919 года. В 1920 году окончил Минную школу Балтийского флота, в 1922 — курсы при Петроградском коммунистическом университете. В 1924 году сменил свою фамилию Иванов на фамилию Октябрьский, в честь Октября. В 1928 году окончил параллельные классы при Военно-морском училище имени М. В. Фрунзе. Проходил службу на Балтийском, Тихоокеанском и Черноморском флотах, командовал торпедным катером, группой, дивизионом, отрядом и бригадой торпедных катеров.

С февраля 1938 года командовал Амурской военной флотилией, а с марта 1939 года — Черноморским флотом.

В Великую Отечественную войну вице-адмирал Ф. С. Октябрьский — один из руководителей героической обороны Одессы и Севастополя. Будучи командующим Черноморским флотом, одновременно в 1941—1942 годах являлся командующим Севастопольским Оборонительным Районом. План эвакуации предусматривал вывоз только высшего и старшего командного состава армии и флота, партактива города. Эвакуация остальной части военнослужащих, в том числе и раненых, не предполагалась. Командование Черноморского флота во главе с Ф. С. Октябрьским эвакуировалось из города на самолёте в ночь на 1 июля, а для эвакуации командования сухопутных войск, партийных и советских руководителей были предоставлены две подводные лодки. 3 июля 1942 года Совинформбюро дало сводку о потере Севастополя. Бегство командования привело к упадку боевого духа, и быстрому поражению. Только пленными было потеряно около 80 тысяч солдат и офицеров.

Вице-адмирал Ф. С. Октябрьский участвовал в подготовке и осуществлении Керченско-Феодосийской десантной операции 1941—1942 годов, благодаря которой советские войска получили плацдарм в Крыму, дававший возможность дальнейших наступательных действий. С июня 1943 года Ф. С. Октябрьский — командующий Амурской военной флотилией, а с марта 1944 года — вновь командующий Черноморским флотом, который под его командованием внёс большой вклад в освобождение Кавказа и Крыма. 10 апреля 1944 года вице-адмиралу Ф. С. Октябрьскому присвоено воинское звание адмирала.

После войны адмирал Ф. С. Октябрьский продолжал командовать Черноморским флотом. С ноября 1948 года по январь 1951 года он был 1-м заместителем главкома Военно-Морских Сил (ВМС), затем в 1951—1952 годах в отставке по болезни. С апреля 1952 года по ноябрь 1953 года — начальник Управления научно-испытательных полигонов. Жил в Феодосии и в Старом Крыму. С 1957 года по 1960 годы — начальник Черноморского высшего военно-морского училища имени П. С. Нахимова (город Севастополь).

За «умелое руководство флотом и проявленные мужество, отвагу и героизм в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками» указом Президиума Верховного Совета СССР от 20 февраля 1958 года адмиралу Октябрьскому (Иванову) Филиппу Сергеевичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 10800).

С сентября 1960 года адмирал Ф. С. Октябрьский — военный инспектор-советник Группы генеральных инспекторов Министерства обороны СССР. С февраля 1941 года по 1952 год являлся членом Центральной ревизионной комиссии ВКП(б). Избирался депутатом Верховного Совета СССР 1-го (депутат Совета национальностей от Крымской АССР, 1940—1946) и 2-го (депутат Совета Союза от Крымской области, 1946—1950) созывов. Делегат XVIII съезда РКП(б) (1939)

Почётный гражданин города Севастополя адмирал Ф. С. Октябрьский скончался 8 июля 1969 года. Похоронен в Севастополе на кладбище Коммунаров.

Альтернативные точки зрения

Согласно книге «Черноморский флот во время войны 1941—1945» историка А. В. Неменко, бездарные приказы и недальновидность Ф. С. Октябрьского привели к огромным потерям во время эвакуации людей из Крыма и во время Керченской операции 1942 года. Для примера, адмирал Октябрьский не позаботился о том, чтобы оснастить корабли до и во время войны достаточным зенитным вооружением. В основном из-за этого большая часть кораблей была потоплена немецкой авиацией. Самолёты топили корабли торпедами или бомбами. Это явление носило массовый характер. Ф. С. Октябрьский запрещал военным кораблям сопровождать гражданский транспорт во время эвакуации населения из Крыма. В результате огромное количество гражданского транспорта было потоплено фашистской авиацией. Немецкая авиация бомбила даже суда обозначенные как медицинские красными крестами. Несмотря на это гражданский флот на свой страх и риск в ночное время продолжал эвакуировать людей из Севастополя. Октябрьский занимался при этом сохранением Черноморского флота и всеми правдами и неправдами пытался прятать крупные корабли от каких-либо серьезных операций. Если бы не заместитель наркома ВМФ Гордей Иванович Левченко мы бы сейчас и не услышали про героический Черноморский флот, так как он всю войну бы прятался под зенитными батареями черноморских портов, чтобы Октябрьский сохранил свой пост. Вторая бездарная вещь которую сделал Октябрьский, заключалась в хаотичной и панической расстановке минных заграждений у черноморских портов. Огромная часть потерянных кораблей и транспорта подорвались на собственных минах. При проведении Керченской операции 1942 года, которой руководил Ф. С. Октябрьский, огромное количество людей погибло просто потому, что не были приняты в расчёт погодные условия. Из-за шторма утонули тысячи человек.

Некомпетентность адмирала Ф. С. Октябрьского доказывается также многочисленными фактами, приведенными в книге морского историка капитана первого ранга В. В. Шигина «Морские драмы второй мировой», в которой, в частности, раскрывается, что в результате пассивности командования Черноморского Флота, фашистским оккупантам удалось летом 1944 года фактически беспрепятственно эвакуировать из оставленного Крыма почти 100-тысячную группировку немецко-румынских войск.

Награды

• Медаль «Золотая Звезда»;
• три ордена Ленина;
• три ордена Красного Знамени;
• два ордена Ушакова I степени;
• орден Нахимова I степени (25.9.1944);
• орден Суворова II степени;
• орден Красной Звезды;
• медали.

Память

• Имя адмирала носят:
  • корабль,
  • учебный отряд ВМФ,
  • улица в городе-герое Севастополе в начале которой установлена мемориальная доска,
  • улица в городе Старица Тверской области.
  • имя Ф. С. Октябрьского носит МБОУ «Ново-Ямская СОШ», находящаяся в Старицком районе.

Литература

• [archive.is/NCQLc Великая Отечественная война 1941—1945. Энциклопедия] / под ред. М. М. Козлова. — М.: Советская энциклопедия, 1985. — С. 511. — 500 000 экз.
• Лурье В. М. Адмиралы и генералы Военно-Морского Флота СССР в период Великой Отечественной и Советско-японской войн (1941-1945). — СПб.: Русско-Балтийский информационный центр «БЛИЦ», 2001. — 280 с. — 1000 экз. — ISBN 5-86789-102-X.
• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1988. — Т. 2 /Любов — Ящук/. — 863 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-203-00536-2.
• Долгов И. А. Золотые звёзды калининцев. — М.: Московский рабочий, 1984. — Кн. 2.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=1733 Октябрьский, Филипп Сергеевич]. Сайт «Герои Страны». (Проверено 18 февраля 2010)

• Н. Г. Кузнецов [glavkom.narod.ru/arch08.htm Из материалов по обороне Севастополя (О Ф. С. Октябрьском)]
• Список флагманов 2-го ранга, флагманов 1-го ранга, флагманов флота 2-го ранга, флагманов флота 1-го ранга, МС РККА СССР (1935—1940).
• Список адмиралов, вице-адмиралов, контр-адмиралов, ВМФ СССР (1940—1945).
• [www.knowbysight.info/OOO/05412.asp Октябрьский (Иванов) Филипп Сергеевич]. Справочник по истории Коммунистической партии и Советского Союза 1898—1991. Проверено 30 сентября 2016.

Отрывок, характеризующий Октябрьский, Филипп Сергеевич

Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.


На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.