Окуньков, Андрей Юрьевич

Андрей Юрьевич Окуньков
Дата рождения:	26 июля 1969(1969-07-26) (54 года)
Место рождения:	Москва, СССР
Страна:	СССР, Россия, США
Научная сфера:	математик
Место работы:	Колумбийский университет Принстонский университет Калифорнийский университет в Беркли Высшая школа экономики
Альма-матер:	МГУ (мехмат)
Научный руководитель:	А. Кириллов
Награды и премии:	Премия Европейского математического общества (2004) Филдсовская премия (2006) Чернский приглашенный профессор (2011)

Андре́й Ю́рьевич Окунько́в (род. 26 июля 1969, Москва) — российский и американский математик, лауреат Филдсовской премии. Основные работы посвящены теории представлений и её приложениям к алгебраической геометрии, математической физике, теории вероятностей и теории специальных функций.

Биография

Окончил механико-математический факультет МГУ (1993). Во время учёбы преподавал в Экономико-математической школе при МГУ. Защитил кандидатскую диссертацию в МГУ в 1995 году под руководством Александра Кириллова.

Первые работы относились к теории представлений и к теории случайных матриц, работал в сотрудничестве с Григорием Ольшанским и Алексеем Бородиным.

Методами статистической физики изучал формы поверхностей кристаллов, средствами алгебраической геометрии обнаружил наличие плоских участков границы и вычислил их число, впоследствии эти результаты получили экспериментальное подтверждение.

В 1996 году Окуньков переехал в США, где работал ассистент-профессором в Калифорнийском университете в Беркли, а с 2002 года по 2010 год — профессором Принстонского университета.

В 2004 году сделал пленарный доклад на Европейском математическом конгрессе.

В 2006 году на XXV Международном математическом конгрессе в Мадриде Окунькову была присуждена Медаль Филдса «за достижения, соединяющие теорию вероятностей, теорию представлений и алгебраическую геометрию».

С 2010 года — профессор Колумбийского университета.

В 2012 году избран в Национальную академию наук США.

В феврале 2014 года стал одним из научных руководителей международной лаборатории теории представлений и математической физики российской Высшей школы экономики.

Ссылки

• [math.berkeley.edu/~okounkov/ Andrei Okounkov old home page at Berkeley]
• [www.icm2006.org/dailynews/fields_okounkov_info_en.pdf Fields Medal citation]
• [arxiv.org/find/grp_physics,grp_math/1/AND+au:+okounkov+au:+andrei/0/1/0/all/0/1 Andrei Okounkov’s articles on the Arxiv]
• [arxiv.su/blogs/users/ansobol/6986/ Филдсовские лауреаты 2006 года]
• [www.math.ru/history/people/okounkov Окуньков Андрей]
• [www.otr-online.ru/programmi/andrei-okunkov-o-35279.html Андрей Окуньков в программе «Гамбургский счет» на ОТР 09.02.2015 (видео)]

Отрывок, характеризующий Окуньков, Андрей Юрьевич

Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.