Роотс, Олав

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Олав Роотс»)
Перейти к: навигация, поиск
Олав Роотс
Основная информация
Дата рождения

28 октября 1910(1910-10-28)

Место рождения

деревня Удерна, волость Рынгу (Тартумаа), Эстония

Дата смерти

30 января 1974(1974-01-30) (63 года)

Место смерти

Богота, Колумбия

Профессии

дирижёр, пианист, композитор

Олав Роотс (эст. Olav Roots; 26 февраля 1910, деревня Удерна, волость Рынгу, Эстония — 30 января 1974, Богота, Колумбия) — эстонско-колумбийский дирижёр, пианист и композитор.



Биография

В 19231938 гг. учился в музыкальной школе в Тарту у Артура Лембы (фортепиано) и Хейно Эллера (композиция), затем в 19311935 гг. в Таллинской консерватории; в дальнейшем совершенствовал пианистическое мастерство в Париже у Альфреда Корто, а дирижёрское — в Вене у Феликса Вайнгартнера, в Зальцбурге у Клеменса Крауса и Бернхарда Паумгартнера и в Копенгагене у Николая Малько.

С 1935 г. вёл в Таллинской консерватории класс камерного ансамбля, а затем с 1938 г. класс дирижирования. В 1939 г. возглавил Симфонический оркестр Эстонского радио. Под руководством Роотса оркестр в том же году впервые в Эстонии исполнил Пятую симфонию Дмитрия Шостаковича. Тесное содружество связывало Роотса с ведущим эстонским композитором Эдуардом Тубином: четыре его симфонии были впервые исполнены оркестром под управлением Роотса[1].

В 1944 г., с приближением советской армии, бежал в Швецию и первоначально обосновался в городе Сигтуна. Преподавал в эстонской гимназии, руководил Стокгольмским юношеским смешанным хором. В Швеции продолжалось сотрудничество Роотса с Тубином: Роотс стал первым исполнителем таких фортепианных сочинений Тубина, как Баллада (1945), Вариации на эстонские народные темы (1945) и Соната № 2 «Северные огни» (1950)[2].

В 1952 г. по приглашению Сантьяго Веласко Льяноса занял пост профессора оркестровки и дирижирования в Национальной консерватории Боготы. В том же году был приглашён возглавить Симфонический оркестр Колумбии, создаваемый в Боготе, и провёл в Колумбии оставшуюся часть жизни. С 1954 г. он также возглавлял Хор имени Баха, а в 19561958 гг. и камерный хор Национального радио и телевидения, за руководство которым был дважды удостоен премии Национального радио и телевидения. С 1958 г. заведовал кафедрой хорового дирижирования в консерватории. Много выступал как пианист-аккомпаниатор с различными колумбийскими исполнителями, в 1961 г. работал как приглашённый дирижёр с Буэнос-Айресским филармоническим оркестром.

В Колумбии Роотс обратился к композиции. За последние пятнадцать лет жизни он написал Симфонию (1967), Вариации и пассакалью на тему Артура Каппа (1960), два вокальных сочинения на стихи Леона де Грейфа, фортепианные пьесы.

Источники

  1. [www.musicweb-international.com/classRev/2003/Feb03/Tubin_symphonies.htm Rob Barnett. Tubin. The Symphonies (1931—1973)] // Musicweb International  (англ.)
  2. [www.erpmusic.com/p_NorthernLightsSonata.htm Eduard Tubin. Northern Lights Sonata. Piano works] // Estonian Record Productions  (англ.)

Напишите отзыв о статье "Роотс, Олав"

Ссылки

  • [usuarios.lycos.es/mincho/biografias/Roots.htm Биография на сайте Compositores Colombianos]  (исп.)

Отрывок, характеризующий Роотс, Олав

Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.


Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.