Олах, Ладислав Данилович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Лаци Олах
Основная информация
Дата рождения

22 ноября 1911(1911-11-22)

Дата смерти

19 августа 1989(1989-08-19) (77 лет)

Место смерти

Москва

Инструменты

барабаны

Жанры

джаз

Лаци Олах (Ладислав Данилович Олах, Laszlo Olah; 22 ноября 1911 — 19 августа 1989, Москва) — венгерский и советский барабанщик-джазмен.





Биография

В СССР приехал в 1936 году в составе оркестра Антонина Циглера (Чехословакия), гастролировавшего в Советском Союзе по приглашению Управления Государственного объединения мюзик-холлов, эстрады и цирка при Наркомпросе (ГОМЭЦ). После окончания гастролей остался в Москве. Десять лет играл в джаз-оркестре Всесоюзного радиокомитета — с момента создания этого коллектива в 1938 году до расформирования в 1948 году (за это время оркестром руководили А. В. Варламов, А. Н. Цфасман и М. З. Гинзбург). Выступал также с малыми составами. Позже руководил собственным оркестром (начал выступать в кинотеатре «Художественный»). Популярность ему принес высочайший артистизм, помноженный на виртуозную технику игры. Жонглирование барабанными палочками во время выступления было фирменным стилем Олаха.

Умер в Москве. Похоронен на Миусском кладбище.

Сын — композитор Эмиль Ладиславович Олах (род. 1936)[1][2].

Воспоминания известных людей о Лаци Олахе

Режиссёр «Союзмультфильма» Алексей Котёночкин:

Как-то, году в 74-м, сидел я в своей комнатке, и слушал Дип Пёрпл. Нетихо так слушал. Открылась дверь, и в комнату заглянул отец с очень недовольным лицом.
— Всё балдеешь?
— Ну да, ты только послушай, ударник-то какой!
Отец прислушался. Лицо немного просветлело.
— Ну да, ничего так. Лаци Олах лучше стучал.
Я заинтересовался. Пришлось отцу рассказать — кто это.
Отец в юности был большим любителем потусоваться в «центровых» местах, послушать запрещённую музыку, потанцевать. Тогда это можно было сделать в основном в ресторанах. «Коктейль Холл», «Спорт», «Аврора»… Джазом в «Авроре» руководил венгерский цыган, ещё до войны переехавший в СССР — Лаци Олах. Был он очень популярным, легендарным даже. Но те времена давно канули в лету. Где он сейчас, что с ним стало, отец не знал.
Прошло несколько лет, и в конце 70-х я попал на джазовый фестиваль. Несколько дней в кинотеатре «Варшава» играли джаз, все его разновидности. Я даже и не думал, что в Союзе столько классных джазистов. В один из дней ведущий объявил выступление специального гостя — Лаци Олаха. Я чуть со стула не упал — для меня этот человек был легендой из отцовского рассказа про стародавние времена. Такой же ушедшей, как «Бродвей», стиляги и башмаки «на манной каше». И вдруг оказалось, что человек этот существует на самом деле!
На сцену вышел старичок, встретили его вежливыми аплодисментами. Дедушка улыбался, немного по-клоунски гримасничал…
Он сел за барабаны, долго устраивался. Зал терпеливо ждал.
Группа, молодые ребята, начали играть. Я смотрел на барабанщика и думал: «Ну, дедок, не облажайся…»
Дедок играл довольно бодро, но ничего выдающегося не показал — на фестивале были барабанщики и покруче. Ну а уж о Пейсе из Дип Пёрпл я вообще молчу.
Мне даже обидно стало — отцовская легенда оказалась всего лишь легендой.
И тут старый барабанщик уронил палочку… Зал выдохнул. На лице старика отразилось какое-то детское недоумение, обида. «Как же так», — как бы говорил он…
«Ну всё», — подумал я. «Облажался…» Захотелось встать и уйти, чтобы не видеть позора пожилого человека.
И тут Лаци хитро подмигнул в зал, выхватил запасную палочку, швырнул её в воздух на неимоверную высоту, она, вращаясь, летела как вертолётный пропеллер, и прилетела точно к нему в руку. Он с лёта подхватил её, и выдал такой брэйк, что зал взвыл от восторга. Концовку композиции играли под сплошной визг, крик и аплодисменты.

Саксофонист-джазмен Алексей Козлов, в своей книге «Козёл на саксе»:

…когда я был в девятом классе, произошло ещё одно важное событие. Отец моего школьного друга, Юры Андреева, бывший сотрудник разведки, работавший во время войны в странах Европы, взял нас с собой в самый модный тогда ресторан «Аврора» (ныне «Будапешт»). Ресторан этот был известен тем, что только там играл официально джаз-оркестр, но не простой, а руководимый легендарным барабанщиком, выходцем из Венгрии, Лаци Олахом. Отец Юры познакомился с Лаци ещё в довоенные времена, в Венгрии. Для меня это было первое в жизни посещение ресторана, поэтому, когда мы вошли в этот, довольно роскошный и по теперешним меркам зал, мне показалось, что я попал в рай. Колонны, роскошные женщины, закуски и вина, живой джаз на сцене. Как только мы сели, Лаци Олах подошел к нашему столику и поздоровался с Юриным отцом, обнаружив большое почтение и сильный иностранный акцент. Затем, когда он начал играть, особенно, исполняя свои «брэйки», я все сразу понял — я буду джазовым музыкантом, причем барабанщиком. Этот вечер запомнился мне на всю жизнь.
…На бирже я начал сталкиваться с ещё одним легендарным лабухом, барабанщиком Лаци Олахом, уже знакомым мне по ранним посещениям ресторана «Аврора». Он, появлялся там нечасто и, будучи человеком с прошлой европейской известностью, держался особняком. Постояв на бирже и получив приглашение на «халтуру», он ловил такси и, садясь в машину, говорил своим писклявым голосом, с сильным акцентом — «Шэф, я — Лаци Олах, поезжай скорее!»

Барабанщик-джазмен Борис Матвеев:

В кинотеатре «Художественный» играл оркестр Лаци Олаха — венгерского цыгана, приехавшего ещё до войны к нам в СССР. Он влюбился в пианистку Юлю, женился на ней и остался навсегда. Именно он привёз в страну европейскую культуру игры на барабанах. До него так… чирикали…<…> Домотканая музыка. Он давал платные уроки, но я был воспитанником и денег у меня не было. Я каждый вечер приходил в «Художественный» перед сеансами и перенимал то, что играл Лаци. Потом быстрее бежал домой и про себя пел его ритмы. Пока ехал в трамвае, отбивал ритм на коленках. Так и учился. Перенял у него все вплоть до мимики. Уже позже Лаци Олах стал звать меня на замены, когда сам был занят у Цфасмана. Платил мне по пятёрке, за что я расписывался у него в специальной книжке.

Писатель Эдуард Хруцкий:

…особенно мы любили ресторан «Аврора», где играл знаменитый ударник Лаци Олах. Когда-то мой дядька познакомил меня на Тверском бульваре с невысоким полненьким человеком с веселым лицом.
— Это знаменитый джазовый музыкант Лаци Олах, — сказал он мне.
Как ни странно, Лаци запомнил меня и, когда я появлялся в «Авроре», дружески здоровался, что очень льстило моему самолюбию. Как только я усаживался с девушкой за стол, к микрофону подходил трубач и объявлял:
 — Мелодия из кинофильма «Подвиг разведчика».
Оркестр начинал играть знаменитый фокстрот «Гольфстрим». Играл оркестр и мелодии из спектакля Центрального театра кукол «Под шорох твоих ресниц», и даже музыку из сцены «Полярный бал» фильма «Музыкальная история». Такие вещи комиссией, утверждавшей репертуар ансамбля, милостиво разрешались, хотя все знали, что стоит за этими безобидными названиями.

Бард Юрий Визбор:

В ресторане «Спорт» на Ленинградском шоссе «стучал» непревзойденный ударник всех времен Лаци Олах, подвергавшийся жестоким ударам со стороны молодёжных газет.

Пианист-джазмен [www.info-jazz.ru/community/jazzmen/?action=show&id=264 Михаил Кулль], в своей книге [www.info-jazz.ru/community/blog/?action=show&id=89 «Ступени восхождения»]:

имя Лаци было на устах у всех любителей джаза

Олах упоминается также в стихотворении Евгения Евтушенко «Лианозовцы»:

Мы так увидеть мир хотели.
Нам первым было суждено
соломинкой из-под коктейля
проткнуть в Америку окно.
Я, как заправский коктейль-холлух,
под утро барменшу лобзал
и будущее Лаци Олах
нам палочками предсказал.

Напишите отзыв о статье "Олах, Ладислав Данилович"

Ссылки

  • [bozaboza.narod.ru/olah.html Могила и эпитафия Лаци Олаха]
  • [www.webslivki.com/u5.html Фрагмент книги «Козёл на саксе»]
  • [www.lib.ru/CULTURE/MUSIC/KOZLOV/kozel_na_saxe.txt «Козёл на саксе» в Библиотеке Мошкова]
  • [musicbox.su/info/1150.html Евгений Рябой «Русское барабанное пространство»]
  • [archive.is/20130417040920/www.mk.ru/blogs/MK/2000/01/09/social-life/15518/ Эдуард Хруцкий «Джаз времён культа личности»]
  • [lib.ru/WIZBOR/autho.html Фрагмент автобиографии Юрия Визбора]
  • [www.jazz.ru/books/kull/2.htm Фрагмент книги «Ступени восхождения»]
  • [www.novayagazeta.ru/data/2007/color23/03.html Евгений Евтушенко в «Новой Газете»]
  • [kotenochkin.livejournal.com/367209.html Воспоминания Алексея Котёночкина о Лаци Олахе]
  • [dennisdrums.com/2011/11/latsi-olah/ ЗАБЫТЫЙ ЮБИЛЕЙ ГЕНИЯ ДЖАЗА]

Примечания

  1. [%www.kino-teatr.ru/kino/composer/sov/323475/bio/ Олах Эмиль Ладиславович]
  2. [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/94987/Олах Олах, Эмиль Ладиславович]

Отрывок, характеризующий Олах, Ладислав Данилович

– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.
Эскадрон перешел мост и вышел из под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.
Два эскадрона павлоградцев, перейдя мост, один за другим, пошли назад на гору. Полковой командир Карл Богданович Шуберт подъехал к эскадрону Денисова и ехал шагом недалеко от Ростова, не обращая на него никакого внимания, несмотря на то, что после бывшего столкновения за Телянина, они виделись теперь в первый раз. Ростов, чувствуя себя во фронте во власти человека, перед которым он теперь считал себя виноватым, не спускал глаз с атлетической спины, белокурого затылка и красной шеи полкового командира. Ростову то казалось, что Богданыч только притворяется невнимательным, и что вся цель его теперь состоит в том, чтоб испытать храбрость юнкера, и он выпрямлялся и весело оглядывался; то ему казалось, что Богданыч нарочно едет близко, чтобы показать Ростову свою храбрость. То ему думалось, что враг его теперь нарочно пошлет эскадрон в отчаянную атаку, чтобы наказать его, Ростова. То думалось, что после атаки он подойдет к нему и великодушно протянет ему, раненому, руку примирения.
Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.
– Полковник, – сказал он с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, – велено остановиться, мост зажечь.
– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.
– Уж я и не знаю, полковник, кто велено , – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…