Линдгрен, Ула

Ула Линдгрен
швед. Ola Lindgren
Амплуа	Левый защитник, линейный
Рост	192 см
Вес	92 кг
Клубы	Карьера игрока 1981–1990: Дротт 1990–1992: Дутенхофен 1992–1995: Дротт 1995–1998: Дюссельдорф 1998–2003: Нордхорн Карьера тренера 1996–1998: Дюссельдорф 2003–2009: Нордхорн 2008–н.в.:  Швеция 2009–2010: Райн-Неккар Лёвен 2012–н.в.: Кристианстад
Гражданство	Швеция Швеция
Дата рождения	29 февраля 1964(1964-02-29) (60 лет)
Место рождения	Хальмстад, Швеция
Бросковая рука	правая
Награды и медали Олимпийские игры (мужчины) Серебро Барселона 1992 Сборная Швеции Серебро Атланта 1996 Сборная Швеции Серебро Сидней 2000 Сборная Швеции Чемпионаты мира по гандболу среди мужчин Золото Чехословакия 1990 Бронза Швеция 1993 Бронза Исландия 1995 Серебро Япония 1997 Золото Египет 1999 Серебро Франция 2001 Чемпионаты Европы по гандболу среди мужчин Золото Португалия 1994 Золото Италия 1998 Золото Хорватия 2000 Золото Швеция 2002

Ула Линдгрен (швед. Ola Lindgren; род. 29 февраля 1964, Хальмстад) — шведский гандболист и гандбольный тренер, чемпион мира и Европы, трёхкратный серебряный призёр Олимпийских игр, действующий главный тренер сборной Швеции. С июля 2009 по сентябрь 2010 года был тренером немецкой команды «Рейн-Некар Лёвен».

Карьера игрока

Клубная

Линдгрен начал свою карьеру в 1981 году в Швеции в составе клуба «Дротт». В 1990 году он переехал в Германию, в команду «Дутенхофен» (ныне «Ветцлар»), игравшей во Второй Бундеслиге. В 1992 году вернулся в «Дротт», спустя три года отправился снова в Германию, где играл за клубы «Дюссельдорф» и «Нордхорн».

В сборной

В сборной Швеции сыграл 376 игр и забил 482 гола. Своими стараниями Линдгрен принёс своей сборной три серебряные олимпийские медали, четыре золотые медали чемпионата Европы и две золотые медали чемпионата мира.

Стиль игры

Изначально Линдгрен играл на позиции левого защитника, предпочитая играть именно в обороне. В сборной его перевели на позицию атакующего игрока, и он стал линейным. Благодаря своим физическим параметрам он стал одним из самых результативных игроков сборной Швеции и одним из лучших гандболистов мира.

Карьера тренера

С 1996 по 1998 годы Линдгрен некоторое время работал играющим тренером «Дюссельдорфа», а с 2003 по 2009 руководил «Нордхорном». В 2007 году он вошёл в штаб сборной Швеции, а в 2008 году вместе с Стаффаном Ольссоном возглавил сборную и руководит ею и по настоящее время.

В сезоне 2009/2010 Линдгрен продолжил совмещение клубного и национального тренера, став наставником «Рейн-Неккар Лёвен». В сентябре 2010 года он покинул должность тренера команды, однако до июня 2012 года он де-юре оставался в штабе клуба, не имея права сменить команду. Только в декабре 2011 года он по обоюдному согласию оставил пост тренера «львов», возглавив в январе 2012 года отечественный «Кристианстад».

Титулы

Клубные

• Чемпион Швеции: 1984, 1988, 1990, 1994
• Вице-чемпион Германии: 2002

В сборной

• Вице-чемпион Олимпийских игр: 1992, 1996, 2000
• Чемпион мира: 1990, 1999
• Чемпион Европы: 1994, 1998, 2000, 2002

Тренерские

• Победитель Кубка ЕГФ: 2008
• Вице-чемпион Олимпийских игр: 2012

Ссылки

• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/li/ola-lindgren-1.html Ула Линдгрен] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)

Отрывок, характеризующий Линдгрен, Ула

Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.