Олеско
Посёлок городского типа
|
Олéско (также Оле́сно; укр. Олесько) — посёлок городского типа в Бусском районе Львовской области Украины. Находится в 23 км от районного центра. Через посёлок проходит автострада Киев — Львов.
История
В исторической литературе Олеско впервые встречается в 1327 году как оборонный центр с замком. Первые же поселения, которые относятся к высоцкой и черняховской культурам, датируются ІІ—І тыс. до н. э. Высокий холм среди болот, возможно в 13 веке был форпостом древнего Плеснеска. История города напрямую связана с историей его замка.
Олеско находилось на границе между Галицией и Волынью. Такое местоположение ещё в княжеские времена определило дальнейшую судьбу этого городка. В борьбе между иностранными захватчиками — Литвой, Польшей и Венгрией Олесский замок имел стратегическое значение, как ключ к Волыни и Галиции.
Согласно «Истории городов и сёл УССР» Олеско, который находился на границе Волынских и Львовских земель, переходит во второй половине 14 века из рук в руки. В 1366 году город оказался во владениях Александра Кориатовича, васалла Польской короны. В 1370—1377 годах уже под властью литовского князя Любарта Олеско было присоединено к Волыни. В 1377 году польский король Людовик снова присоединил Олеско к Польше, но уже в 1382 году оно опять оказалось под властью Любарта.
Первое письменное воспоминие о Олесском замке встречается в 1390 году (булла папы Бонифация IX, который дарил замок в Олесску и Тустане Галицкому католическому епископу. Далее не встречается никаких упоминаний про этот историко-архитектурный памятник вплоть до 1431 года, когда Олеско стал опорным пунктом борьбы за воссоединение с Волынью. В письме к великому магистру крестоносцев в июле 1431 король Ягайло сообщает о восстании Свидригайла, «который с помощью своих сообщников занял замок в Збараже, Кремьянце и Олесску»
В 1441 году король Владислав Варненчик отдал «замок Олесский с городом и всей округой» Янове из Сиены за заслуги в обороне русских земель от татар. После его смерти замок и город получил сын Петро, после него получили в наследство по половине две его дочери, а с их мужьями замок перешёл к семьям Каменецких и Гербуртов. К Олеско принадлежала тогда целая округа — вплоть до границ с Волынью.
В 1546 году была проведена граница между Великим княжеством Литовским и Польской короной. Из этого документа узнаём, что «хозяину замка Олесского» принадлежала территория современного Бродовского района, часть Лопатинщины, Олеско и сёла до Ожидова включительно.
В 1605 году замок вместе с городом и частью сёл перешёл в руки русского магната Ивана Даниловича. В 1629 году в Олесском замке родился будущий король Польши Ян III Собеский. Существует информация о том, что у Даниловича в Олеско бывал отец Богдана Хмельницкого — Михаил.
В середине XVII века, замок был частично разрушен и только в 1680-х годах был отстроен, а после покупки Собесскими был превращен в королевскую резиденцию. В 1707—1712 годах в Олесском замке пребывают русские войска Петра I во время войны против шведов. С 1716 года замок принадлежит сыну короля — Якубу. В 1719 году он продаёт его Станиславу Жевусскому. А уже его сын, волынский воевода Северин Жевусский превращает его в роскошную резиденцию. Северин Жевусский основывает также в Олеско монастырь капуцинов. После его смерти хозяином Олеско становится его брат Северин, который в 1755 перевёз большинство семейных ценностей в замок в Подгорцах. В 1785—1788 годах монастырь капуцинов использовался австрийской властью в качестве военного госпиталя.
В 1796 году, Олеско покупают магнаты Зелинские, а чуть позже — Латинские. Начинается «чёрная полоса» в истории замка. 1806 год — пожар, 1836 — опять пожар, 1838 — землетрясение. Стены замка потрескались, левое крыло было полностью разрушено. Был повреждён и монастырь. К разрушению замка причастны и сами его хозяева. Случайно, в одной из комнат замка был найден клад. В надежде найти сокровища замок разобрали чуть ли не по камешку.
В 1882 году, когда замок был куплен Австро-Венгрией, он был сплошной руиной.
Ещё в 20-х годах XVIII века в Олеско действовала украинская парафиальная школа. В 1772 году Галиция переходит под власть Австрии, тем не менее повышению экономического уровня городка это не способствовало. В 90-х годах XIX века экономическая жизнь городка улучшается. Ещё в 1882 году основан первый в Олеско кредитный банк. В замке расположилась школа. В 1898 году в Олеско организовано первое в Восточной Галичине общество «Сельской хозяин».
Городок сильно пострадал в результате Первой мировой войны. С 1919 года Олеско под Польшей. Польская власть отреставрировала замок и к 1939 он использовался в качестве сельскохозяйственной женской школы. А в 1939 году в замке удерживались польские военнопленные.
Сентябрь 1939 принёс московских большевиков, которых 1 июля 1941 года заменили немецкие оккупанты. Немцы вывезли большую часть мужского населения на работы в Германию. Во время Второй мировой войны на территории замка находились военные склады, а на территории монастыря — концлагерь и гетто. В июле 1944 в Олеско проходили бои между Красной армией и немецкими войсками, включая украинскую дивизию СС «Галичина», попавшую здесь в «Бродовский котёл».
После войны на территории замка были склады, мастерские, сельскохозяйственное училище. Только с конца ХХ века эти сооружение были переданы в фонды местного музея. В 1951 после удара молнии пожар превратил замок в сплошную руину.
Железнодорожный перегон Ожидов — Олеско — это место аварии поезда с фосфором 16 июля 2007 года.
Монастырь капуцинов
Монастырь капуцинов в Олеско занимает особенное место среди католических монастырей Украины. Построен в стиле барокко архитектором Мартином Добравским. Пришли новые времена и принесли новые вкусы. Даже монахи хотели красивых помещений.
Суровый фасад костёла под треугольным фронтоном напоминает, что это не дворец, а всё-таки монастырь. Большой размер делает костёл главным сооружением застройки. С юга к костёлу присоединён четырёхугольный корпус келий с внутренним двором.
Монастырь закрыли, а монахов разогнали. Спас монастырь Б. Г. Возницкий, который разместил в опустошённом монастыре капуцинов фонды Львовской галереи искусств.
Известные уроженцы
- Залеский, Вацлав (1799—1849) — польский этнограф.
- Лисиевский, Георг (1674—1750) — польский художник-портретист, живший и творивший в королевской Пруссии.
- Ян III Собеский (1629—1696) — польский полководец, польный гетман коронный с 1666 года, великий гетман коронный с 1668 года, король польский и великий князь литовский с 1674 года.
См. также
Напишите отзыв о статье "Олеско"
Литература
- "Олесский замок", составитель Е. А. Рипко, Львов, "Каменяр", 1981.
Ссылки
|
Олесько на Викискладе? |
|---|
- [gska2.rada.gov.ua/pls/z7502/A005?rdat1=05.07.2008&rf7571=19203 Учётная карточка на сайте ВР] (укр.)
- [b17.kiev.ua/ru/gallery/lvivschyna.html Фотографии Олеско на b17]
- [www.igsu.org.ua/Lvovskaja.obl/Busskij.rajon/Olesko.html Олеско на сайте «История городов и сёл УССР»]
Отрывок, характеризующий Олеско
– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
– J'espere enfin, – продолжала Анна Павловна, – que ca a ete la goutte d'eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]
– Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, – сказал виконт учтиво и безнадежно: – Les souverains, madame! Qu'ont ils fait pour Louis XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, – продолжал он одушевляясь. – Et croyez moi, ils subissent la punition pour leur trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs complimenter l'usurpateur. [Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что они сделали для Людовика XVII, для королевы, для Елизаветы? Ничего. И, поверьте мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлют послов приветствовать похитителя престола.]
И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение. Князь Ипполит, долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах повернулся всем телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
– Baton de gueules, engrele de gueules d'azur – maison Conde, [Фраза, не переводимая буквально, так как состоит из условных геральдических терминов, не вполне точно употребленных. Общий смысл такой : Герб Конде представляет щит с красными и синими узкими зазубренными полосами,] – говорил он.
Княгиня, улыбаясь, слушала.
– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
– Император Александр, – сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, – объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, – сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
– Это сомнительно, – сказал князь Андрей. – Monsieur le vicomte [Господин виконт] совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
– Сколько я слышал, – краснея, опять вмешался в разговор Пьер, – почти всё дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
– Это говорят бонапартисты, – сказал виконт, не глядя на Пьера. – Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
– Bonaparte l'a dit, [Это сказал Бонапарт,] – сказал князь Андрей с усмешкой.
(Видно было, что виконт ему не нравился, и что он, хотя и не смотрел на него, против него обращал свои речи.)
– «Je leur ai montre le chemin de la gloire» – сказал он после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: – «ils n'en ont pas voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont precipites en foule»… Je ne sais pas a quel point il a eu le droit de le dire. [Я показал им путь славы: они не хотели; я открыл им мои передние: они бросились толпой… Не знаю, до какой степени имел он право так говорить.]
– Aucun, [Никакого,] – возразил виконт. – После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si meme ca a ete un heros pour certaines gens, – сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, – depuis l'assassinat du duc il y a un Marietyr de plus dans le ciel, un heros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на небесах и одним героем меньше на земле.]
Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкой оценить этих слов виконта, как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна, хотя и предчувствовавшая, что он скажет что нибудь неприличное, уже не могла остановить его.
– Казнь герцога Энгиенского, – сказал мсье Пьер, – была государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке.
– Dieul mon Dieu! [Боже! мой Боже!] – страшным шопотом проговорила Анна Павловна.
– Comment, M. Pierre, vous trouvez que l'assassinat est grandeur d'ame, [Как, мсье Пьер, вы видите в убийстве величие души,] – сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к себе работу.
– Ah! Oh! – сказали разные голоса.
– Capital! [Превосходно!] – по английски сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке.
Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел поверх очков на слушателей.
– Я потому так говорю, – продолжал он с отчаянностью, – что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека.
– Не хотите ли перейти к тому столу? – сказала Анна Павловна.
Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
– Нет, – говорил он, все более и более одушевляясь, – Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав всё хорошее – и равенство граждан, и свободу слова и печати – и только потому приобрел власть.
