Олесь Досвитный

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями: Скрипаль и Мищенко

Олесь Досвитный
Олесь Досвітній
Имя при рождении:	Александр Фёдорович Скрипаль-Мищенко
Род деятельности:	прозаик
Годы творчества:	1920—1933

Оле́сь Досви́тный (укр. Олесь Досвітній; наст. имя и фам. Александр Фёдорович Скрипаль-Мищенко, укр. Олександр Федорович Скрипаль-Міщенко; 1891—1934) — украинский писатель.

Биография

Родился в многодетной семье мелкого лавочника. С самого детства был приучен к самостоятельности и трудолюбию, за два года закончил земскую четырёхлетнюю школу и стал работать писарем земской управы.

Захваченный революционным подъёмом 1905 года, лично участвовал в общественных событиях, выступая с корреспонденциями в местной печати, а также в киевской газете «Рада». За что, вероятно, его и освободили от должности. Ища другой заработок, в то же время настойчиво занимался самообразованием, чтобы получить аттестат зрелости. Сдав экстерном экзамены, поступил на физико-математический факультет Петербургского университета.

Пропагандистско-агитационная деятельность

За участие в революционных кружках и распространение нелегальной литературы исключён из университета. Вернулся домой и устроился на сахароварню. Во время Первой мировой войны служил писарем в штабе Кавказского корпуса.

После двух лет службы, за подстрекательство солдат приговорён военно-полевым судом к высшей мере — расстрелу. Однако ему удаётся бежать из-под ареста и эмигрировать. Через Киргизию, Китай, после изнурительных испытаний добрался до Сан-Франциско, а после революции вернулся на Украину.

В 1918 году по поручению Харьковского ревкома проводил агитационную работу среди немецких, деникинских и гетманских войск, доказывая новым товарищам свою преданность революционным идеалам. В 1919 году вступил в ряды Коммунистической партии, выполнял ряд ответственных поручений партии и Украинского Советского правительства. Одна из важнейших среди них — работа во Временном Комитете Компартии Восточной Галиции и Буковины: сначала в Киеве, затем — в глубоком подполье на территории Галиции, захваченной Польшей. В Киеве в течение нескольких месяцев возглавлял партийное пресс-бюро и печатный орган Временного комитета — газету «Галицкий коммунист». Основным заданием коммунистической организации, а следовательно, и её газеты, было опровержение посягательств Польши на Западноукраинские земли, развенчивание галицко-буковинского правительства, призывы к борьбе за воссоединение с Советской Украиной. Содержание и характер публицистическо-пропагандистской деятельности Досвитного иллюстрируют его многочисленные публикации. Во время наступления на Киев войск Деникина, а в дальнейшем и Петлюры, перешёл на подпольное положение.

Вместе с женой, Марией Курской-Досвитной, в числе других профессиональных пропагандистов и организаторов поехал в Галицию, где действовало западноукраинское и польское подполье. Однако как следует развернуть запланированную работу не удалось. В результате деятельности провокатора группа Досвитного оказалась в руках польской дефензивы. Сидел в тюрьмах Люблина, Варшавы. Позже эти события легли в основу его романа «Нас было трое» (1928).

В январе 1920 года в тюрьме написал свой первый рассказ — «Раскаяние». После семи месяцев заключения был освобождён в результате обмена пленными между польской и советской сторонами.

Возвращение на Украину

В марте 1920 года вернулся на Украину. Был политкомиссаром и главным редактором литературно-агитационного поезда «Большевик», редактировал газеты «Хлеб и железо», «Большевик в пути», «Крестьянская правда» и «Звезда» (Екатеринослав).

Отозванный в 1924 году ЦК КП(б)У из Екатеринослава в Харьков, возглавлял Украинское общество драматургов и композиторов.

Творчество

Первая книга рассказов — «Раскаяние» и «Чья вера лучшая» — вышла ещё в 1920 году. В 1924 выходит новый сборник рассказов «Тюнгуй» (более позднее название — «Чжунгожень»), который получил широкую известность, при жизни автора четырежды переиздавался и переводился на русский язык. Досвитный становится членом близких ему писательских организаций: «Гарт», ВАПЛИТЕ, ВУСПП, а с 1932 года — после известного постановления ЦК ВКП(б) от 23 апреля «О перестройке литературно-художественных организаций» — членом Союза советских писателей.

На протяжении 1920-х годов находился в центре бурной литературной жизни. Из-под его пера, кроме публицистики, вышло много рассказов и повестей: «Алай» (1924), «Гюлле» (1926), «Заметки путешественника»(1929), «На плавнях», «Поймал», «Фигуры», «Серко» (1930), «На ту сторону» (1931), «Новеллы» (1932); романы — «Американцы» (1925), «Кто» (1927), «Нас было трое» (1929), «Кварцит» (1932). Его произведения переведены на русский, английский, немецкий и другие языки.

В то же время творчество писателя неоднозначно оценивалось критикой. Микола Хвылевой отдал должное Досвитному, назвав его оригинальным и поистине массовым (в хорошем смысле этого слова) художником. Александр Белецкий прежде всего отмечал тематическую новизну произведений Досвитного, которые расширили мир проблематики молодой украинской советской литературы. Даже во время острых политических противостояний и идеологических поединков Досвитный сумел избежать пропагандистских филиппик в адрес «загнивающего» Запада и «разложенной» украинской буржуазной эмиграции. Герои романов Досвитного всегда отмечены интересным индивидуальным характером, твёрдыми жизненными принципами и сформированным мировоззрением. Но, по мнению советских идеологических работников, подход писателя к описанию действительности коренным образом расходился с единственным методом социалистического реализма, что автоматически ставило Досвитного в разряд врагов народа.

Репрессии

7 декабря 1933 года помощник уполномоченного следственной группы секретно-политического отдела ДПУ УССР Гольдман, рассмотрев материалы по обвинению Досвитного в «принадлежности к украинской контрреволюционной организации, которая пыталась свалить Советскую власть», постановил: «избрать мерой пресечения против избежания им суда и следствия содержания под стражей в спецкорпусе ДПУ». 19 декабря 1933 года Досвитный был арестован в Харькове. Следствие вел уполномоченный ДПУ УССР Грушевский, который к упомянутым обвинениям прибавил «участие в террористической деятельности, в частности подготовку покушения на Постышева». На очередном допросе 20 декабря 1933 года О. Досвитный «признал» себя причастным к контрреволюционной организации, а 10 января 1934 года обратился к следователю с заявлением, где осуждал свои преступления и просил дать возможность «преданной работой на социалистическом строительстве доказать свою преданность большому делу партии и Советской власти».

В обвинительном заключении следователь предложил судебной тройке отправить подсудимого в исправительно-трудовые лагеря на 10 лет. Заместитель прокурора ДПУ УССР наложил свою резолюцию, в которой предложил расстрел. Судебная «тройка» на закрытом заседании 23 февраля 1934 года поддержала «высшую меру социальной защиты». 3 марта 1934 года Коллегия ОДПУ оставила приговор без изменений.

Реабилитация

На ходатайство жены писателя и по протесту прокурора военный трибунал Киевского военного округа 25 октября 1955 года упразднил постановление Коллегии ОДПУ от 3 марта 1934 года и прекратил дело из-за отсутствия состава преступления

Кинематографические работы

В 1924—1929 гг. был главным редактором ВУФКУ (Харьков), одним из организаторов Ялтинской и Одесской кинофабрик.

Автор сценария фильма «Провокатор» (1927).

Библиография

На русском языке

• Да здравствует II-й Конгресс III-го Коммунистического интернационала! — [Б.м.]: агит. поезд «Бiльшовик», 1920. — 8 с.
• Тюн-гуй (Революционный Китай): Повесть / Пер. с укр. — Л.: Гос. изд-во, 1925. — 96 с.
• Миссионеры / Пер. с укр. Д. Выгодского. — Л.: Прибой, 1926. — 30 с.
• Тюнгуй / Пер. с укр. Д. Выгодского. — Л.: Прибой, 1926. — 61 с.
• Американцы: Соц. роман / Авториз. пер. с укр. Т. Шуба и Е. Коростовцева. — [Харьков]: Пролетарий, [б.г.]. — 322 с.
• Миссионеры: [Рассказ] / Пер. с укр. М. Берлянта. — [Киев, 1931]. — 28 с.
• Избранное / Пер. с укр. К. Трофимова; [Предисл. К. Сторчака]. — М.: Сов. писатель, 1957. — 418 с. Содерж.: Кто?; Кварцит; Франц и Иоганн.
• Кварцит: Роман; [В плавнях; Фриц и Иоганн]: Рассказы / Пер. с укр. К. Трофимова; [Вступит. статья М. Пархоменко]. — М.: Худ. лит., 1963. — 287 с.
• Нас было трое: Роман / [Пер. с укр. З. А. Савадовой-Досвитней; Вступ. ст. Ю. Смолича]. — Киев: Рад. письменник, 1966. — 285 с.
• Нас было трое: Романы, рассказы / Пер. с укр.; [Вступ. ст. В. Шевчука]. — М.: Худ. лит., 1990. — 396, [2] с. Содерж.: Романы: Кто?; Нас было трое; Рассказы: Фриц и Иоганн; В плавнях; Город развлечений; И Корея пробуждается.

Литература

• Писатели Советской Украины. 1917—1987: Биобиблиографический справочник/ Распорядители В. К. Коваль, В. П. Павловская.- К. : Сов. писатель, 1988.- С.199-200;
• С порога смерти : Писатели Украины — жертвы сталинских репрессий/Авт. кол.:Бойко Л. С. и др. — К.: Сов. писатель, 1991.- Вып.І/Распор. О. Г. Мусиенко.- С.161-164.

Ссылки

• [chtyvo.org.ua/authors/Dosvitniy/ Произведения Олеся Досвитного — Е-библиотека «Чтиво»] (укр.)

Отрывок, характеризующий Олесь Досвитный

Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.