Олиба Кабрета
| Олиба Кабрета кат. Oliba Cabreta | ||
| ||
|---|---|---|
| 968 — 988 | ||
| Предшественник: | Сунифред II | |
| Преемник: | Вифред II | |
| ||
| 984 — 988 | ||
| Предшественник: | Миро III | |
| Преемник: | Бернардо I Тальяферро | |
| Вероисповедание: | Христианство | |
| Смерть: | 990 монастырь Монтекассино | |
| Род: | Барселонская династия | |
| Отец: | Миро II Младший | |
| Мать: | Ава | |
| Супруга: | Эрменгарда | |
| Дети: | сыновья: Бернардо I Тальяферро, Вифред II, Олиба и Беренгер дочь: Аделаида внебрачная дочь: Ингиберга | |
Оли́ба Кабре́та (кат. Oliba Cabreta) (умер в 990) — граф Сердани (968—988), Конфлана (под именем Олиба III; 968—988) и Бесалу (984—988), третий сын Миро II Младшего и Авы, представитель Барселонской династии.
На момент смерти Миро II в 927 году, также как и братья, Олиба был ещё ребёнком и, вероятно, проживал вместе с матерью Авой, управлявшей до 941 года владениями сыновей в качестве регента. Впервые Олиба упоминается в хартии, датированной 936 годом. Историки предполагают, что к этому времени он уже стал совершеннолетним. В 953 году его старший брат Сунифред II сделал Олибу своим соправителем в Сердани. После смерти бездетного Сунифреда II в 968 году[1] Олиба Кабрета и его младший брат Миро III Бонфиль произвели раздел владений: Олиба получил графства Сердань и Конфлан, Миро — графство Бесалу. Олиба Кабрета также назначил Миро III своим соправителем в Сердани и Конфлане, однако при этом Миро признал над собой верховную власть старшего брата.
Олиба Кабрета был очень набожным человеком, бо́льшую часть своего правления посвятившим опеке над многочисленными церквями и монастырями, находившимися в его владениях. В 968 году он совершил паломничество в Рим, где получил от папы римского Иоанна XIII буллы с привилегиями для монастырей Арлес и Сан-Мигель-де-Кюкса. При его поддержке были перестроены и расширены монастыри Сан-Мигель-де-Кюкса (974) и Санта-Мария-де-Риполь (977). Олиба Кабрета вместе с Миро III Бонфилем основал в 977 году два больших монастыря, Санта-Мария-де-Серратеш и Сан-Пере-де-Бесалу, на церемонии освящения которых присутствовали многие представители знати и иерархи Каталонии. Также сохранилось большое количество дарственных и иммунных хартий, выданных Олибой различным церквям и монастырям.
В 979 году граф Олиба Кабрета вторгся с войском во владения графа Каркассона Роже I, попытавшись захватить принадлежавшее тому графство Разе. Хотя Олибе не удалось присоединить Разе к своим владениям, граф Каркассона при заключении мира должен был передать графу Сердани область Капси. Вскоре после этого коменданты крепостей Вивер и Эстела, расположенных около Сольсоны, подняли против Олибы Кабреты мятеж, который был подавлен графом. В 984 году, после смерти Миро III Бонфиля, Олиба получил власть и над графством Бесалу, таким образом вновь соединив в одних руках управление всеми владениями своего отца.
В феврале 988 года Олиба Кабрета, вероятно, находясь под сильным влиянием святого Ромуальда, отрёкся от престола. В своём завещании, составленном по этому поводу, Олиба передал своих ещё несовершеннолетних детей под опеку папы римского и разделил свои владения между тремя старшими сыновьями: Бернардо I Тальяферро получил графство Бесалу, Вифред II — Сердань и Конфлан, а Олиба — графство Берга и Рипольес. После этого Олиба Кабрета отправился в Италию, где стал монахом в монастыре Монтекассино. В этом же монастыре он и умер в 990 году.
Граф Олиба Кабрета был женат (не позднее 16 августа 967) на Эрменгарде (умерла в 994 или 1013). Её происхождение точно неизвестно, но ряд историков считает, что она могла быть дочерью графа Ампурьяса Госберта. Детьми от этого брака были:
- Бернардо I Тальяферро (умер 26 сентября или 13 октября 1020) — граф Бесалу (988—1020) и Рипольеса (1003—1020)
- Вифред II (умер в 1050) — граф Сердани (988—1035) и Берги (1003—1035)
- Олиба Аббат (971—30 октября 1046) — граф Берги и Рипольеса (988—1003), аббат монастырей Санта-Мария-де-Риполь и Сан-Мигель-де-Кюкса (1008—1046), епископ Вика (1018—1046)
- Беренгер (погиб в 1003) — епископ Эльны (993—994 и 999—1003)
- Аделаида — жена сеньора Салеса Хуана де Ориола.
Также Олиба имел одну внебрачную дочь, Ингибергу (умерла ранее 1046), последнюю аббатиссу монастыря Сан-Хуан-де-лас-Абадесас (996—1017).
Своё прозвище — кат. cabreta, «коза» — Олиба получил, как написано в средневековых исторических хрониках, за привычку во время сильного гнева топать ногой, подобно тому, как это делают козы[2].
Напишите отзыв о статье "Олиба Кабрета"
Примечания
- ↑ Точный год смерти Сунифреда II неизвестен. Историки называют различные даты между 965 и 968 годами. Однако, так как до наших дней дошла хартия, подписанная Сунифредом в 968 году, то большинство историков считает, что он скончался именно в этом году.
- ↑ [histoireduroussillon.free.fr/Thematiques/Biographies/OlibaCabreta.php Oliba Cabreta] (фр.). Histoire du Roussillon. Проверено 26 июля 2009. [www.webcitation.org/66fwb6aG8 Архивировано из первоисточника 4 апреля 2012].
Ссылки
- [www.grec.cat/cgibin/hecangcl2.pgm?&USUARI=&SESSIO=&NDCHEC=0047060&PGMORI=E Oliba I de Cerdanya-Besalú] (англ.). l'Enciclopédia. Проверено 26 июля 2009. [www.webcitation.org/66fwccjFN Архивировано из первоисточника 4 апреля 2012].
- [www.fmg.ac/Projects/MedLands/CATALAN%20NOBILITY.htm#_Toc201549373 Catalonia] (англ.). Foundation for Medivel Genealogy. Проверено 26 июля 2009. [www.webcitation.org/66JzXvmAO Архивировано из первоисточника 21 марта 2012].
Отрывок, характеризующий Олиба Кабрета
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.
