Олива (район Гданьска)
| Район Гданьска
Олива
Oliwa
|
Олива (кашубск. Òlëwa, польск. Oliwa, нем. Oliva) — район Гданьска, на севере граничащий с Сопотом. Название одинаково звучащее на польском, кашубском и немецком языках, то есть языках народов издревле населяющих эту местность[1].
Содержание
История Оливы
С 1186г по 1913г
Первое упоминание Оливы обнаружено в документах монастыря цистерцианцев за 1186 год. А впервые официально, то есть в юридическом документе — передаточном акте нескольких деревень, в том числе и Оливы, она упомянута в 1188 году.
История Оливы более 600 лет была неразрывна с цистерцианским аббатством и драматическими событиями вокруг него.[2]:3-7 Она включила нападения Пруссии в 1226 и 1236 годах, нападения крестоносцев в 1246, 1247, 1252 годах, нападение бранденбуржцев в 1308 году, захват Поморья крестоносцами в 1308—1309гг, мощнейший пожар в аббатстве 1350 года, нашествие гуситов в 1433 году, Тринадцатилетняя война (1454—1466) гг. и присоединение Поморья к Польше, разрушение Оливы в 1577 году гданьскими солдатами, эпидемии 1588, 1653 и 1709 годов, шведские набеги 1626 и 1656 годов, «Оливский мир» 1660 года, разграбления времен Наследственной войны 1733—1734 годов.[3]
Конечно между невзгодами были и добрые времена. Тогда Олива не только восстанавливалась, но и прирастала строениями и землями. Например, в 1754—1756 годах был построен новый Аббатский дворец. Однако, все кончается. После Первого разделла Польши в 1772 году дороги цистерцианцев и Оливы разошлись .
Город, в котором тогда проживало порядка 500 человек и существовало около 70 построек, отходит к Пруссии. Как следствие, прусские власти сначала конфисковали имущество аббатства цистерцианцев, а в 1831году упразднили и само аббатство. Оливский собор цистерцианцев стал католическим приходским костелом, а стоящий рядом старый приходский костел (св. Якуба) передали евангелистам.
В 1852 году Олива стала гминой и был назначен первый её войт — Густав Шиллинг. В 1870 году прошла железная дорога Гданьск-Кошалин.
В 1874 году Олива становится городом и соответственно городской гминой. Бурмистром назначается Георг Чаховский. В эти годы строится первый тротуар и вообще обращают внимание на дорожное строительство. Число жителей превысило 4 тысячи человек.
С 1901 года строятся трамвайные линии, а в 1911 появился водопровод. К этому моменту население Оливы составило около 10 тысяч человек, а город стал курортным.
Интересно, что центральная канализация была создана лишь в 1921 году.
С 1914г по 1945г
С началом Первой мировой войны в 1914 году Олива заполняется беженцами из Восточной Пруссии и ранеными солдатами. Многие общественные здания приспосабливают под госпитали.
Рождество 1916 года отмечено электрификацией Оливского собора, но уже в следующем 1917 году часть колоколов этого собора реквизируется в пользу германской армии, а в 1918 реквизируются даже оловянные трубы старинного органа.
Тем не менее Германия проигрывает войну, её император отрекается от престола и по Версальскому договору с 1920 Олива входит в пределы Вольного города Данцига.
В 1921 году Бургомистром Оливы стал Герберт Креутсбург. Он примечателен тем, что годы его правления стали редким примером казнокрадства и исключительно разорительными для города.[2]:8 Потери (около 400 000 гульденов) возместил город Данциг, что несомненно определило присоединение к нему Оливы 1 июля 1926 года. Проживало тогда в Оливе порядка 14000 человек.
Зима 1929 года отмечена катастрофически низкой температурой. Доходило до минус сорока градусов. Гданьский залив замерз до самого Хеля.
В 1934—1935 годах отремонтирован орган Оливского собора, разоренный еще в 1918 году. К этому же времени относится зарождение в Оливе гитлеровской партии. Площадь у Оливского собора замостили гранитными плитами и начали регулярно использовать для тренировок Гитлерюгенд.
1 сентября 1939 года началась Вторая мировая война и Олива, в составе Вольного города вошла в Западную Пруссию Германской империи.
Наши дни
После очередных военных разрушений, Олива была заново отреставрирована и отстроена во второй половине XX века. Теперь её история слилась с историей Гданьска.
Сейчас она вновь стала местом отдыха и паломничества туристов. И хотя нет уж ни улицы Советской армии, ни Гитлерштрассе, по-прежнему с вышки на Холме Похолек (польск. Wzgórze Pachołek) можно осмотреть местность, порадоваться живописным пейзажам Долины радости, погулять в Оливском парке им. А.Мицкевича и попрыгать по камням речки Оливский поток.
Как и раньше действует Национальный музей в Аббатском дворце, работает консистория, существует резиденция гданьских епископов, принимает экскурсантов зоопарк, а со стены костела св. Якуба смотрит на мирян Христос с уникального средневекового распятия. Как и раньше рождаются и живут замечательные гданьчани. Например, на Полянках Нобелевский лауреат Лех Валенса. А где-то невдалеке пишет свою новую книгу о старой Оливе очередной Дональд Туск.
Напишите отзыв о статье "Олива (район Гданьска)"
Примечания
- ↑ Dr F. Lorentz «Polskie i kaszubskie nazwy miejscowości na Pomorzu Kaszubskiem» (ISBN 83-60437-22-X) (ISBN 978-83-60437-22-3)
- ↑ 1 2 Скраго З. Архикафедральная базилика в Гданьске Оливе — Путеводитель. -Гданьск: Ярес Словакия. 2007. — С.40.ISBN 978-80-89302-07-9
- ↑ Historia Gdańska pod redakcją Edmunda Cieślaka, t. III/1: 1655—1793, Gdańsk 1993.
Литература
- Adam Kromer, Oliwa, Изд-во «Oskar», Gdańsk, 2007 ISBN 978-83-89923-23-3
- [www.gdansk.pl/plik,7398.html План Оливы (*.pdf)]
См. также
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Олива (район Гданьска)
– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
– Император Александр, – сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, – объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, – сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
– Это сомнительно, – сказал князь Андрей. – Monsieur le vicomte [Господин виконт] совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
– Сколько я слышал, – краснея, опять вмешался в разговор Пьер, – почти всё дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
– Это говорят бонапартисты, – сказал виконт, не глядя на Пьера. – Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
– Bonaparte l'a dit, [Это сказал Бонапарт,] – сказал князь Андрей с усмешкой.
(Видно было, что виконт ему не нравился, и что он, хотя и не смотрел на него, против него обращал свои речи.)
– «Je leur ai montre le chemin de la gloire» – сказал он после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: – «ils n'en ont pas voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont precipites en foule»… Je ne sais pas a quel point il a eu le droit de le dire. [Я показал им путь славы: они не хотели; я открыл им мои передние: они бросились толпой… Не знаю, до какой степени имел он право так говорить.]
– Aucun, [Никакого,] – возразил виконт. – После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si meme ca a ete un heros pour certaines gens, – сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, – depuis l'assassinat du duc il y a un Marietyr de plus dans le ciel, un heros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на небесах и одним героем меньше на земле.]
Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкой оценить этих слов виконта, как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна, хотя и предчувствовавшая, что он скажет что нибудь неприличное, уже не могла остановить его.
– Казнь герцога Энгиенского, – сказал мсье Пьер, – была государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке.
– Dieul mon Dieu! [Боже! мой Боже!] – страшным шопотом проговорила Анна Павловна.
– Comment, M. Pierre, vous trouvez que l'assassinat est grandeur d'ame, [Как, мсье Пьер, вы видите в убийстве величие души,] – сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к себе работу.
– Ah! Oh! – сказали разные голоса.
– Capital! [Превосходно!] – по английски сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке.
Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел поверх очков на слушателей.
– Я потому так говорю, – продолжал он с отчаянностью, – что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека.
– Не хотите ли перейти к тому столу? – сказала Анна Павловна.
Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
– Нет, – говорил он, все более и более одушевляясь, – Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав всё хорошее – и равенство граждан, и свободу слова и печати – и только потому приобрел власть.
– Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы ее законному королю, – сказал виконт, – тогда бы я назвал его великим человеком.
– Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело, – продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё полнее высказать.
– Революция и цареубийство великое дело?…После этого… да не хотите ли перейти к тому столу? – повторила Анна Павловна.
– Contrat social, [Общественный договор,] – с кроткой улыбкой сказал виконт.
– Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, – опять перебил иронический голос.
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
– Свобода и равенство, – презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, – всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора.
– Mais, mon cher m r Pierre, [Но, мой милый Пьер,] – сказала Анна Павловна, – как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога, наконец, просто человека, без суда и без вины?
– Я бы спросил, – сказал виконт, – как monsieur объясняет 18 брюмера. Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement a la maniere d'agir d'un grand homme. [Это шулерство, вовсе не похожее на образ действий великого человека.]
– А пленные в Африке, которых он убил? – сказала маленькая княгиня. – Это ужасно! – И она пожала плечами.
– C'est un roturier, vous aurez beau dire, [Это проходимец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Ипполит.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.
– Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? – сказал князь Андрей. – Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
– Да, да, разумеется, – подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему подмогой.
– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Андрей, – Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.
Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
– Ah! aujourd'hui on m'a raconte une anecdote moscovite, charmante: il faut que je vous en regale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [Сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо вас им поподчивать. Извините, виконт, я буду рассказывать по русски, иначе пропадет вся соль анекдота.]
