Оливье, Эмиль

Эмиль Оливье

Эмиль Оливье (фр. Émile Ollivier; 1825, Марсель — 1913, Савойя Верхняя) — французский политик и государственный деятель, с 27 декабря 1869 года по 9 августа 1870 год фактически возглавлял кабинет министров.

Биография

Эмиль Оливье родился в 1825 году в семье французского республиканца-радикала, изгнанного после переворота 2 декабря 1851 года.

В 1848 году Оливье был послан временным правительством страны в качестве комиссара республики на юг.

Позднее Эмиль стал префектом департамента Буш-дю-Рон, где выказал неустойчивость, сблизившись с монархистами и клерикалами.

С переходом власти в руки Луи-Наполеона, Оливье вынужден был оставить службу и стал работать адвокатом и журналистом.

В 1857 году Эмиль Оливье был избран депутатом города Парижа в законодательный корпус и до 1863 года принадлежал к группе пяти, которые составляли тогда единственную оппозицию наполеоновскому режиму.

Однако вскоре Оливье стал искать сближения с правительственными кругами, и в свою очередь наполеоновская политика шла ему навстречу, в особенности расположен к нему был герцог де Морни (единоутробный брат Наполеона III, отец Матильды де Морни, скандальной Мисси, возлюбленной Колетт и Лианы де Пужи). Со смертью Морни на время взяло верх реакционное направление Руэра, и надежды Оливье на «роль Мирабо» (министерский пост в либеральном кабинете) рушились.

На выборах в мае 1869 года Эмиль выступил во французской столице по виду оппозиционным, а в действительности правительственным кандидатом, но был забаллотирован и попал в палату лишь благодаря избранию в одном из южных департаментов. Он ясно высказал теперь свою программу «спасти империю» уступками либерализму.

Согласившись на целый ряд реформ (предоставление законодательному корпусу законодательной инициативы, права интерпелляции и др.), французский император предложил Эмилю Оливье сформировать и возглавить кабинет министров. В состав министерства, образованного 2 января 1870 года, вошли с одной стороны монархисты, готовые примириться с «либеральной империей» (Бюффе, Дарю), с другой — бонапартисты, допускавшие некоторое возвращение к парламентаризму. Сам Оливье взял себе портфель министра юстиции, но фактически стоял во главе кабинета.

Председателем комиссии, составленной для разработки вопроса об административной децентрализации, был назначен престарелый экс-премьер Одилон Барро. Единодушие в среде министерства продолжалось недолго: когда зашла речь о закреплении реформ путём плебисцита, Луи Бюффе и граф Дарю сложили с себя свои должности, так как при вопросе о плебисците они признавали за императором право обращения к народу лишь по чисто династическим вопросам. Портфель министра иностранных дел перешел в руки Граммона. В результате плебисцита 8 мая 1870 года большинство голосов (82,68 %) оказалось на стороне правительства, но усиление оппозиции возбудило в приверженцах империи мысль о необходимости обновить её престиж путём побед над внешними врагами. Военный министр Эдмон Лебёф удостоверил, что Франция готова к войне; не менее самоуверенный Оливье летом 1870 года «с легким сердцем», как он выразился, бросил вызов Пруссии по поводу кандидатуры Гогенцоллерна на испанский престол.

После первых болезненных поражений французской армии на фронтах франко-прусской войны кабинет Оливье, совершенно не способный справиться с затруднениями, был свергнут. После революции 4 сентября 1870 года Эмиль Оливье бежал в Италию и вернулся лишь в 1874 году, но его политическая карьера закончилась навсегда.

Автор многочисленных юридических и литературных статей, Оливье в последние годы жизни пишет апологию своей деятельности и либеральной эры второй империи. В «Revue des deux Mondes» 1895 и 1896 годах напечатано несколько интересных статей Эмиля Оливье о Луи-Наполеоне как президенте республики.

Состав правительства Эмиля Оливье

• Глава кабинета, министр юстиции и культуры — Эмиль Оливье;
• Министр внутренних дел — Эжен Шевандье де Вальдром;
• Министр иностранных дел — граф Наполеон Дарю;
• Министр сельского хозяйства и торговли — маркиз де Талу;
• Министр общественных работ — Шарль Луве;
• Министр финансов — Луи Бюффе;
• Министр изящных искусств — Морис Ришар;
• Министр императорских имуществ — маршал Жан Батист Вайян;
• Военный министр — маршал Эдмон Лебёф;
• Морской министр и по делам колоний — адмирал Шарль Риго де Женуи;
• Министр народного просвещения — Алексис Эмиль Сегри;
• Министр - Президент Государственного совета — Феликс Париу.

Семья

Супруга — дочь графини Марии Катерины Софии Агу.

Источники

• При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).
• Использованы материалы франкоязычной, англоязычной и немецкоязычной википедии.

Отрывок, характеризующий Оливье, Эмиль

Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..