Олигодендроглиома

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Олигодендроглиома

Микрофотография олигодендроглиомы
МКБ-10

C71

МКБ-9

[www.icd9data.com/getICD9Code.ashx?icd9=191.9 191.9]191.9

МКБ-О

M[www.progenetix.net/~pgscripts/progenetix/I94503/casetable.html 9450/3]-9451/3

DiseasesDB

29450

eMedicine

[www.emedicine.com/neuro/topic281.htm neuro/281] 

MeSH

D009837

Олигодендроглиома (олигодендроцитома, ОДГ) — глиальная опухоль головного мозга, возникающая из олигодендроцитов. Может встречается в любом возрасте, но преимущественно диагностируется у взрослых, большинство заболевающих — мужчины (соотношение 3/2). Составляет около 3% всех опухолей головного мозга. Растет медленно, в белом веществе полушарий большого мозга, может достигать больших размеров. Локализуются в основном вдоль стенок желудочков, проникая в их полость, прорастает в кору большого мозга, редко встречается в мозжечке, в зрительных нервах, стволе мозга. Опухоль бледно-розового цвета с четко выраженными границами. Внутри опухоли часто образуются кисты. Наиболее характерным для олигодендроглиомы является экспансивно-инфильтративный рост. Характерно длительное, порой более 5 лет, симптоматическое течение опухоли до постановки диагноза. Олигодендроглиоме присуща потеря гетерозиготности хромосомы 19q[1][2][3].

Олигодендроцитому диагностируют и удаляют хирургическим путём или с применением радиохирургии, например, системы Кибер Нож. Для обнаружения опухоли делают компьютерную томографию (КТ) и магнитно-резонансную томографию (МРТ). Отличительным признаком олигодендроглиом от других глиом является наличие петрификатов в опухоли[2]. Примерно треть больных выживают в течение 5 лет после установления диагноза.





Виды олигодендроглиом

  • олигодендроглиома (II степень злокачественности);
  • анапластическая олигодендроглиома (III степень злокачественности);
  • смешанная олигоастроцитома (III степень злокачественности), впоследствии трансформируется в глиобластому.

Олигодендроглиом I степени злокачественности не существует.

Мутация TCF12

Развитие олигодендроглиомы высокой степени агрессивности связано с мутацией в гене TCF12, как показало исследование ученых из Института исследований рака (Institute of Cancer Research, Великобритания)[4]. В ходе эксперимента генетическую последовательность 134-х олигодендроглиом сравнили с ДНК нормальных клеток. Мутации этого гена были обнаружены в 7,5% олигодендроглиом. Опухоли с мутацией в гене TCF12 росли быстрее, а также были более агрессивны в других отношениях, по сравнению с теми, в которых ген TCF12 имел нормальную последовательность.

Симптомы

Основными симптомами опухоли являются[2]:

Лечение

Основой лечения олигодендроглиом является хирургическое вмешательство. В последнее время набирает популярность радиохирургическое лечение олигодендроглиом на системе "Кибер Нож". При операции опухоль может быть полностью удалена. После операции проводят химиотерапия и лучевую терапию[2].

Прогноз

Средний безрецидивный период для олигодендроглиомы при полном комплексном лечении составляет примерно 5 лет, а 10-летняя выживаемость приблизительно равна 30–40%[2].

Напишите отзыв о статье "Олигодендроглиома"

Примечания

  1. А.П. Ромоданов, Н.М. Мосийчук. Нейрохирургия. — Киев: Выща школа, 1990. — С. 16. — 105 с.
  2. 1 2 3 4 5 [www.mma.ru/article/id35079 Олигодендроглиома на MMA.ru]. Проверено 23 июля 2010. [www.webcitation.org/67OaT84RL Архивировано из первоисточника 4 мая 2012].
  3. [medicalplanet.su/oncology/76.html Олигодендроглиома на medicalplanet.su]. Проверено 23 июля 2010. [www.webcitation.org/67OaQPhfJ Архивировано из первоисточника 4 мая 2012].
  4. [www.euroonco.ru/science-news/uchenye-obnaruzhili-geneticheskuyu-mutatsiyu-pri-agressivnom-rake-mozga.html Ученые обнаружили генетическую мутацию при агрессивном раке мозга]. euroonco.ru. Проверено 16 июня 2015.

Отрывок, характеризующий Олигодендроглиома

Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.