Олимпийская символика

Олимпийская символика — атрибуты Олимпийских игр, используемые Международным олимпийским комитетом для продвижения идеи Олимпийского движения во всём мире.

К олимпийским символам относятся флаг (кольца), гимн, клятва, лозунг, медали, огонь, лавровая ветвь, салют, талисманы, эмблема, и гимн — «Быстрее, выше, сильнее». Всякое использование олимпийских символов в коммерческих целях запрещено Олимпийской хартией.

            Спасибо вам.

Флаг и кольца

Флаг представляет собой белое шёлковое полотнище с олимпийской эмблемой, вышитой на нём. Эмблема придумана греком Ангело Боланки в 1912 году, была представлена на Парижском конгресс Международному олимпийскому комитету Пьером де Кубертеном в 1914 году.

Олимпийская эмблема и Олимпийский флаг впервые были представлены на летних Олимпийских играх в Антверпене в 1920 году

Флаг 1920 года, представленный на Олимпийских играх в Антверпене, был сменён на новый олимпийский флаг в 1988 году, представленный на XXIV Олимпийских играх в Сеуле. Старый флаг ныне хранится в музее Олимпийских игр в Лозанне в Швейцарии.

Флаг олимпийского движения представляет собой белое поле, в центре которого помещается Олимпийская эмблема: 5 переплетённых колец, расположенных в два ряда (три в верхнем, два в нижнем). Цвета колец (слева направо): голубое, жёлтое, чёрное, зелёное, красное.

Кольца символизируют союз (единство) пяти частей света и всемирный характер Олимпийских Игр.

Кольца соединены по цепочке, в форме буквы " W ", причём крайние (голубое, красное) пересекаются каждое только с одним другим кольцом, а расположенное в центре — каждое с двумя кольцами.

Кольца символизируют пять континентов. Однако, вопреки распространённой версии, каждое из колец не относится к какому-то конкретному континенту. Шесть цветов (вместе с белым фоном полотна) скомбинированы так, что представляют собой национальные цвета всех без исключения стран мира.

Оригинальный текст (англ.)  

The Olympic flag … has a white background, with five interlaced rings in the centre: blue, yellow, black, green and red … This design is symbolic ; it represents the five inhabited continents of the world, united by Olympism, while the six colors are those that appear on all the national flags of the world at the present time. (1931, Textes choisis, vol. II, p.470, 1931)

До 1951 года официальный справочник утверждал, что цвета колец соответствуют разным частям света: Европа — голубой, Азия — жёлтый, Африка — чёрный, Австралия — зелёный и Америка — красный. Однако позже это было удалено оттуда, так как не было никаких доказательств, что Пьер де Кубертен подразумевал именно такое распределение цветов. Хотя, по мнению некоторых источников, сделано это было в связи с набирающими силу "толерантностью" и боязнью быть обвинёнными в расизме, и сделано это было много позже, так как ещё в 90-х годах прошлого века цвета колец трактовались именно в связи с континентами.

Оригинальный текст (англ.)  

On page 18 of the Green Booklet (both French and English versions) the text says that the colours of the Olympic Rings attributed to the respective five continents are as follows: Blue for Europe, yellow for Asia, black for Africa, green for Australia and red for America. According to the documents in the possession of the Chancellery, no definite proof can be found that this allocation of colours was P. de Coubertin’s original idea at the very most he might perhaps have admitted it afterwards. To put an end to all controversy on this point the E. C. of the I. O. C. has decided to cancel this paragraph and not to allocate any colours to the various continents. The C. E. begs all those interested to take note of this. (Bulletin du Comité International Olympique, Number 25, January 1951)

.

Гимн

Гимн Олимпийских игр исполняется при поднятии Олимпийского флага во время открытия очередных игр, а также по их завершении и в некоторых других случаях. Написан греческим композитором Спиросом Самарасом.

Клятва

Один из выдающихся спортсменов произносит клятву в честности соревнований от имени всех соревнующихся. Затем один из судей произносит клятву в честном и объективном судействе.

Предложена де Кубертеном в 1913 году. Возрождает аналогичное античному клятвоприношение. Впервые была официально произнесена в 1920 году на VII летних Олимпийских играх в Антверпене.

Девизы и лозунги

«Быстрее, выше, сильнее», что является переводом латинского выражения «Citius, Altius, Fortius». Лозунг был придуман французским священником Анри Дидоном и предложен Пьером де Кубертеном при создании Международного олимпийского комитета в 1894 году и представлен на VIII летних Олимпийских играх в Париже в 1924 году.

Существует официальный девиз «Главное — не победа, а участие», авторство приписывается де Кубертену.

На деле эта фраза связана с трагедией бегуна Пиетри Дорандо, который был дисквалифицирован в беге на марафонскую дистанцию (Лондон, 1908) из-за оказанной ему посторонней помощи на финише. Помощи, которую он не просил. На другой день состоялась торжественная церемония вручения призов. Один из членов королевской семьи пригласил итальянца к пьедесталу и вручил ему золотой кубок за выдающееся спортивное достижение.

В этот день пенсильванский епископ произнес с амвона собора святого Петра следующие слова: «На Олимпиаде главное не победа, а участие». По мнению писателей Ласло Куна и В. В. Столбова, участие — в смысле сопереживание спортсмену, который боролся из последних сил, но не смог победить.

Медали

Олимпийские медали — золотую, серебряную и бронзовую — вручают трём спортсменам, показавшим наилучшие результаты в соревновании. В командных видах спорта медали равного достоинства получают все члены команды.

Дизайн медалей, вручавшихся спортсменам на первых восьми летних Олимпийских играх, был совершенно различным и разрабатывался каждым Оргкомитетом самостоятельно. С 1920 по 2000 для аверса олимпийских медалей использовался стандартный дизайн: богиня Ника с пальмовой ветвью в правой руке, чествующая победителя. Реверс медали изменялся в зависимости от пожеланий страны, где проводились Игры. Начиная с 2004 года, от этой традиции отступили, и обе стороны медали изготавливаются согласно уникальному дизайну организаторов Игр..

Диаметр медали Игр 2008 года составлял 70 мм, толщина 6 мм.

Золотые медали, как правило, изготавливают в основном из серебра. Так, на Играх 2008 года золотая медаль весила около 150 граммов, в состав которых входило примерно 6 грамм золота. Серебряные медали изготавливают из серебра, бронзовые из меди.

На играх 1896 и 1901 года медалями отмечали только атлетов, занявших 1 и 2 место. Золотой медали тогда не было, а вручали только серебряную и бронзовую. Более того, на Играх 1900 года во многих видах медали вообще не вручались, а вместо них организаторы награждали участников кубками и дипломами. Тем не менее, для единообразного подхода в справочной литературе золотая, серебряная и бронзовая медали используются и для этих игр.

До 1960 года медали изготавливались без креплений и вручались победителям прямо в руки. Организаторы Игр 1960 года в Риме впервые изготовили тонкие бронзовые цепочки в форме оливковой ветви, чтобы медали можно было вешать на шеи спортсменам. Интересно, что, вводя не предусмотренное правилами новшество, организаторы подстраховались и вручили девушкам, выносившим медали для награждения, ножницы, чтобы быстро перерезать цепочки в случае возражений. Однако идея понравилась, и с тех пор к олимпийским медалям крепятся цепочки или ленты.

Oгонь

Впервые олимпийский oгонь был зажжён на IX летних Играх в Амстердаме (Нидерланды).

Олимпийский oгонь зажигают на территории развалин храма богини Геры в древней Олимпии в Греции от параболического зеркала. Oгонь на факеле передаётся от атлета к атлету в ходе многодневной символической эстафеты, которая проходит по всем 5 населённым континентам Земли. Огонь прибывает к месту проведения Олимпийских игр в день их открытия. Финалист эстафеты факелом зажигает пламя олимпийского костра. Это символизирует начало игр. По завершении всех соревнований Олимпийский огонь костра гасится, что символизирует закрытие игр.

Первая эстафета олимпийского огня из Олимпии и церемония зажжения Олимпийского костра были проведены на XI летних Олимпийских играх в Берлине (Германия) в 1936 году. Огонь был зажжён в Олимпии 20 июля 1936 года, эстафета закончилась в Берлине 1 августа 1936 года.

Автором и основателем традиции эстафеты, а также автором идеи зажжения факела в Греции считается Карл Дим, спортивный чиновник в Германии и генеральный секретарь Оргкомитета XI Игр.

Замысел эстафеты возник у Дима в ходе подготовки к проведению VI летних Олимпийских игр в Берлине, отменённых в связи с Первой мировой войной.

Лавровая ветвь

Лавровая ветвь, или «котинос», представляет собой свёрнутую в виде венка ветвь, которую вручают победителю вместе с золотой медалью.

Традиция её вручения была возрождена на XXVIII летних Олимпийских играх в Афинах в 2004 году.

Салют

Олимпийский салют является разновидностью римского салюта, но с более высоким подниманием рук.

Это приветствие использовалось на VIII и XI летних Олимпийских играх в Париже в 1924 году и в Берлине в 1936 году соответственно. После окончания Второй мировой войны в виду большой схожести с нацистским салютом более не используется, хотя и не запрещён официально.

Талисманы

Талисман для каждой Олимпиады выбирается принимающей страной по своему усмотрению. Обычно талисманом выбирают какое-либо животное или иное стилизованное изображение, ассоциирующееся в представлении большинства людей с принимающей страной.

Изначально у возродившихся Олимпийских игр были только эмблема и флаг. Талисманы появились совсем недавно, в 1968 году. Причем, одни полагают, что прародителем всех олимпийских талисманов был забавный горнолыжник Шюсс, ставший символом Белой Олимпиады в Гренобле. Другие же уверены, что первый талисман ягуар появился на Олимпийских играх в Мехико.

Как бы там ни было, но первым официальным талисманом признана такса Вальди, появившаяся на свет в 1972 г. на летних Олимпийских играх в Мюнхене. Вальди (имя мужское, потому что в немецком языке слово «такса» мужского рода) выбрали талисманом игр за то, что, как написано на сайте Международного Олимпийского комитета, «ему присущи качества настоящего спортсмена: стойкость, упорство и ловкость». Вальди знаменит ещё и тем, что он — единственное домашнее животное, ставшее талисманом за всю историю олимпийских игр.

Эмблема Игр

Каждые Олимпийские Игры имеют свою уникальную эмблему, символизирующую город и страну-организатор. Обычно, но не всегда, элементом эмблемы являются олимпийские кольца. Официальная Олимпийская эмблема состоит из олимпийского символа и олимпийского девиза: символ — это пять переплетённых цветных колец на белом фоне, а официальный девиз — «Citius, altius, fortius» («Быстрее, выше, сильнее!»), который в последние Игры изменялся, либо можно сказать, помимо официального, придумывали другой. Право использовать Олимпийскую эмблему имеют только МОК и НОК. Национальные олимпийские комитеты каждый раз имели свою собственную эмблему. Это прописано в Олимпийской хартии, как и то, что использование эмблемы другими организациями в любых коммерческих целях без разрешения МОК запрещено.

См. также

• Паралимпийские игры
• Дефлимпийские игры
• Зимние Паралимпийские игры
• Летние Паралимпийские игры
• Международный олимпийский комитет
• Бойкот Олимпийских игр
• Олимпиада (хронология)
• Олимпийский Мишка
• Найробский договор об охране олимпийского символа

Ссылки

• [2014.info/simvolika-olimpiady/simvol-talisman-sochi-2014/ Символы Олимпиады в Сочи]
• [olympic.webteka.com/ Об олимпийской символике]  (рус.)
• [www.olympic.org/ Официальный сайт олимпийского движения]  (англ.)
• [www.databaseolympics.com/ Статистика результатов всех Олимпийских игр]  (англ.)
• [olympic-museum.de/ Виртуальный музей Олимпийских игр]  (англ.)
• [www.museum.olympic.org Олимпийский музей в Лозанне, Швейцария]

Отрывок, характеризующий Олимпийская символика

– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.