Олимпик (футбольный клуб, Марсель)

«Олимпик Марсель»
Полное название	«Olympique» de Marseille»
Прозвища	«Бело-голубые» («Blanc-bleu») «Провансальцы» («Provençaux») «Южане» («Les sudistes»)
Основан	1895
Стадион	«Велодром»
Вместимость	67 394
Владелец	Фрэнк Маккорт
Президент	Джованни Чикколунги
Тренер	Руди Гарсия
Капитан	Лассана Диарра
Рейтинг	71-е место в рейтинге УЕФА
Сайт	[www.om.net/fr/home/000001/Accueil om.net]
Соревнование	Лига 1
2015/16	13-е
Основная форма Гостевая форма <td> Резервная форма

К:Футбольные клубы, основанные в 1895 годуОлимпик (футбольный клуб, Марсель)Олимпик (футбольный клуб, Марсель)

«Олимпи́к Марсе́ль», или просто «Марсе́ль» (фр. Olympique de Marseille) — французский футбольный клуб из города Марсель, выступающий в Лиге 1. Клуб был основан в 1899 году, и большую часть своей истории провёл в высшем дивизионе французского футбола. «Марсель» 9 раз побеждал в чемпионате Франции и рекордные 10 раз выигрывал Кубок страны. В 1993 году «Олимпик» стал первым французским победителем Лиги чемпионов. В 1994 году команда была лишена звания чемпионов Франции и отправлена во второй дивизион в результате скандала с попыткой подкупа соперников. В 2010 году «Марсель» вновь завоевал титул чемпиона Франции под руководством своего бывшего игрока Дидье Дешама.

Домашний стадион марсельцев — 60-тысячный стадион «Велодром» расположен в южной части города; на этой арене клуб играет с 1937 года. Стадион, известный своей живой атмосферой, регулярно приносит клубу звание самой посещаемой команды французского футбола. В сезоне 2008/09 средняя посещаемость домашних игр «Марселя» составляла 52 276 зрителей, рекордные для Лиги 1.

Традиционной формой «Марселя» до 1986 года были белые футболки и трусы с голубыми гетрами. Начиная с этого сезона, основная форма клуба стала состоять из белых футболок, белых шорт и белых гетр; голубой цвет в форме клуба стал светлее из-за маркетинговых причин. Однако в сезоне 2012/13 клуб вернулся к традиционным цветам — гетры вновь стали голубого цвета. Нынешняя эмблема клуба была разработана в 2004 году. Девиз клуба Droit Au But (с фр. — «Прямо к цели») был расположен под прежней эмблемой клуба (переплетенные буквы O и M) и золотой звездой, символизирующей победу в Лиге чемпионов.

С 1997 года владельцем клуба являлся бизнесмен Робер Луи-Дрейфус, а после его смерти в 2009 году клубом управляет его вдова Маргарита Луи-Дрейфус.

История

Создание клуба и первые успехи

Официально спортивный клуб «Олимпик Марсель» был основан в 1899 году Рене Дюфаре де Монмиралем, французским спортивным деятелем. Клуб образовался путём слияния двух спортивных обществ — «Футбольный клуб Марселя», от которого был получен в наследство девиз «Droit Au But» («Прямо к цели»), и фехтовального клуба «L’Epee» («Меч»). Устав спортивного общества был принят на внеочередном общем собрании в августе 1899 года и официально зарегистрирован префектурой Марселя 12 декабря 1900 года. Однако, по мнению Андре Гаскара, который был игроком, тренером команды, и тщательно изучал её историю, спортивный клуб «Олимпик Марсель» возник ещё в 1892 году.

Изначально, главной командой общества считалась команда по регби. Футбольная команда была организована только в 1902 году. Благодаря лучшей организации и более крепкому финансовому положению футбольная команда общества «Олимпик», игравшая на стадионе «Ювон» (фр. Stade de Huveaune), быстро стала лидером футбола в городе. В 1903 году, «Олимпик» выиграл первый Championnat du Littoral (фр. Чемпионат побережья) — турнир, в котором состязались команды из Марселя и его пригородов, а также впервые принял участие в чемпионате Франции.

В 1904, 1907 и 1908 годах «Олимпик» останавливался в шаге от финала чемпионата Франции, уступая в полуфинале; однако он доминирует на локальном уровне, 6 раз подряд с 1903 по 1908 год выигрывая Championnat du Littoral. Однако, и на локальном уровне «Олимпик» на некоторое время утратил первенство, уступая «Стад Хелветик» («Stade helvétique de Marseille»), который ежегодно выигрывал Чемпионат побережья с 1909 по 1914 годы, и даже трижды становился в течение этих лет чемпионами Франции.

Первая мировая война почти прекратила спортивную жизнь Франции. Однако, именно в это время появилось новое соревнование — Кубок Франции. В дебютном матче этого турнира «Олимпик» победил соперников — клуб «Эркюли Монако» («Herculis de Monaco») со счетом 7:0. В первом послевоенном чемпионате Франции в 1919 году команда из Марселя дошла до финала, где проиграла «Гавру» со счетом 1:4. Это было первым крупным достижением клуба в соревнованиях национального уровня (хотя и относительным, ведь победы «Олимпик» не добился).

В 20-е годы «Олимпик» стал клубом национального уровня. Марино Даллапорта, ставший президентом клуба в 1921 году, стал проводить политику покупки звездных футболистов, повторяя политику другого клуба с юга Франции, который был признанным лидером французского футбола тех времен — «Сет». Перед сезоном 1923/24 в Париже были завербованы два игрока — Эдуард Кру и Жан Бойе, забивший 2 гола в историческом матче 1921 года между сборными Франции и Англии. Кроме Жана Бойе, в составе команды в 20-е годы выступало ещё несколько игроков сборной страны — такие, как Жюль Девакес и Жозеф Альказар.

«Олимпик» добился победы в Кубке Франции в 1924 (победив в финале «Сет» со счетом 3:2), в 1927 и 1928 годах. Клуб стал первым обладателем этого трофея из провинции (до 1924 победителями Кубка становились только парижские клубы), кроме того, именно футболисты «Олимпика» стали теми, кто впервые получили кубок из рук президента Франции. Клуб является несомненным лидером футбола своего региона, дважды побеждая в в чемпионате Юго-Восточной Франции (Ligue du Sud-Est de football), а в 1929 году став победителем чемпионата Франции, в финале обыграв «Клуб Франс», чемпиона предыдущего сезона.

В начале 30-х годов «Олимпик», будучи одним из лидеров футбола юго-восточной части Франции, легко добивается права примкнуть к вновь образованному объединению профессиональных футбольных клубов. Клуб приобретает статус профессионального и становится участником первого чемпионата Франции среди профессиональных футбольных клубов.

Вступление в эпоху профессионализма

В первом профессиональном чемпионате Франции команды были разделены на 2 группы. «Олимпик» занял в своей группе второе место, пропустив вперед только «Лилль», впоследствии ставший чемпионом страны — несмотря на то, что в стартовом матче турнира «Лилль» был повержен со счетом 7:0.

В сезоне 1933/34 клуб занял третье место в турнире, несмотря на то, что в заключительных 3 матчах «Марселю» было достаточно набрать всего 1 очко, чтобы опередить «Сет», уже сыгравший все свои матчи и отправившийся в турне по Африке, по разнице забитых и пропущенных мячей. Однако, все три встречи были проиграны.

Во второй половине 30-х вратарь команды ди Лорто переходит в «Сошо», но на смену ему пришел бразильский вратарь Жагуаре Васконселлос. Кроме того, серьёзным усилением состава стали молодой французский нападающий Марко Зателли и Ларби Бенбарек из Марокко, получивший в Марселе прозвище Чёрная жемчужина.

В 1937 году клуб наконец впервые завоевал звание чемпиона Франции среди профессионалов, опередив конкурентов из «Сошо» по лучшему соотношению забитых и пропущенных мячей. Кроме того, «Олимпик» подтверждает репутацию «кубковой команды», дважды выиграв кубок Франции в 1935 и 1938 годах. В 1938 и 1939 годах клуб становится вице-чемпионом Франции.

В начале 40-х годов «Олимпик» продолжает участвовать в футбольных соревнованиях, несмотря на Вторую Мировую войну и использование стадиона «Велодром» вооруженным силами. Вернувшись на «Ювон», «Олимпик» занимает второе место в юго-восточной зоне чемпионата Франции сезона 1939/40; в одном из матчей в составе команды играл Ахмед бен Белла, будущий первый президент Алжира. В том же сезоне марсельский клуб доходит до финала кубка Франции, где уступает со счетом 1:2 парижскому «Расингу».

1940-е годы

В сезоне 1942/43 атакующая линия команды стала творцом невероятного рекорда: 100 голов в чемпионате страны, включая 20 в одном матче против «Авиньона», закончившемся со счетом 20:2. 9 голов в той встрече (включая все первые 8) забил Эммануэль Азнар, который провёл на поле только 70 минут. Азнар забил в том сезоне 45 голов в 30 матчах чемпионата, плюс 11 в кубке — всего 56 голов в 38 матчах; клуб в пятый раз стал обладателем Кубка Франции, победив в переигровке финала со счетом 4:0 «Бордо» (первый матч закончился вничью 2:2). Творцами победы стали молодые игроки, такие, как Роже Скотти и Жорже Дард. В сезоне 1943/44 чемпионат Франции проводился не между клубами, а между командами провинций («федеральными командами»), собранными режимом Виши. Несколько игроков «Олимпика» заняли место в составе команды «Марсель-Прованс». После освобождения Франции федеральные команды были распущены. В 1945 году «Олимпик» принял участие в Кубке Освобождения (позже переименованном в Кубок Победы), в финале которого уступил на стадионе «Ювон» «Метцу».

После 9 и 6 мест в первых послевоенных чемпионатах, ОМ стал во второй раз чемпионом страны в 1948 году, через 11 лет после первой победы. Титул был добыт благодаря ничьей в матче с «Сошо», где счет сравняли на последних минутах матча, а также двум убедительным победам со счетом 6:0 над «Рубе-Туркуэн» и 6:3 над «Метцем» (важную роль в этих победах сыграли вернувшиеся в состав Азнар и Робен). В следующем сезоне команда заняла в чемпионате 3 место. В 1949 году президент клуба Луи-Бернар Данкоссе создал второй профессиональный клуб в Марселе — «Спортинг Клуб Груп Марсель», который тут же был прозван «Марсель II», быстро стал по сути резервной командой «Олимпика» и просуществовал только до 1951 года.

1950-е — первый вылет во Второй Дивизион

В 1952 году «Олимпик» был близок к вылету из Первого Дивизиона, однако благодаря 31 голу Гуннара Андерссона, ставшего лучшим бомбардиром чемпионата, заслужил право играть в стыковых матчах за право остаться в высшей лиге французского футбола против «Валансьена». Марсельский клуб проиграл в первом матче 1:3, однако взял реванш в ответной игре со счетом 4:0. Сезон запомнился тяжелым домашним поражением на «Велодроме» со счетом 3:10 от «Сент-Этьена».

В сезоне 1953 года Андерссон сохранил титул лучшего бомбардира чемпионата, отличившись 36 раз (56 % голов клуба). В последующие годы «Олимпик» дошел до финала двух состязаний — Кубка Франции в 1954 году (проигрыш «Ницце» со счетом 1:2) и Кубка Драго в 1957 году (в финале уступив «Лансу» 1:3). Несмотря на эти достижения, в чемпионате команда не показывала уверенной игры; заняв последнее место в чемпионате 1958 года, в 1959 «Олимпик» впервые оказался во втором дивизионе. Даже Кубок перестал быть для «Олимпика» турниром, где команда могла добиться успехов: поражение 1:2 от «Перпиньяна», шедшего на последнем месте во втором дивизионе, остановило путь команды к финалу. Первый год во втором дивизионе клуб закончил на 10 месте в турнирной таблице. Вернувшись в первый дивизион в 1962 году, в 1963 году «Олимпик» вновь оказался во втором дивизионе, заняв в чемпионате последнее место. Тот же год отмечен первым участием в международном турнире Кубка Ярмарок, из которого клуб вылетел в первом раунде, проиграв бельгийской команде «Юнион» с общим счетом 3:4.

Приход Леклерка — первая золотая эра

Марсель Леклерк, промышленник из Марселя, принял решение возглавить «Олимпик» в 1965 году, после катастрофического сезона, в котором клуб занял 14 место во втором дивизионе, а в Кубке потерпел унизительное поражение со счетом 1:5 от любительского клуба «Газелек». В том же сезоне был установлен антирекорд посещаемости Велодрома: 23 апреля 1965 года матч «Олимпика» против команды «Форбак» посетило всего 434 зрителя. Тренером «Олимпика» на тот момент был Марио Зателли, пришедший в клуб годом ранее.

Под руководством Леклерка марсельцы в первый же сезон смогли вернуться в первый дивизион, а в 1969 году в седьмой раз одержали победу в Кубке Франции. В 1971 году в напряженной борьбе с «Сент-Этьеном» «Олимпик» одержал победу в чемпионате Франции. Решающую роль в успехе сыграл атакующий дуэт Йосипа Скоблара, забившего 44 гола за сезон (рекорд чемпионата Франции за все времена) и Рогера Магнуссона.

В межсезонье были приобретены два игрока главного конкурента — «Сент-Этьена»: Жорж Карню и Бернар Боске. Приход двух игроков сборной Франции помог клубу впервые в истории выиграть второе чемпионство подряд. Кроме того, команда впервые приняла участие в Кубке европейских чемпионов, из которых выбыла, в 1971 году потерпев поражение от «Аякса» Йохана Круиффа, а в 1972 году — от «Ювентуса».

Этот период остался в памяти болельщиков «Марселя» как одна из наиболее ярких страниц в истории клуба; героями того времени стали президент Леклерк, поднявший клуб из глубин второго дивизиона к двум чемпионствам, и игроки Рогер Магнуссон, Йосип Скоблар, Жан Джоркаефф, Жюль Звунка. Расцвет клуба не был долгим. В 1972 году Леклерк, обвиненный в хищении средств и развязавший конфликт с руководством лиги по поводу лимита легионеров, был вынужден покинуть пост президента клуба.

В сезоне 1973/74 «Олимпик», ослабленный уходом Магнуссона в парижский «Ред Стар», финишировал в чемпионате только на 12 месте, и выбыл из Кубка УЕФА после сокрушительного поражения от «Кёльна» со счетом 0:6. В следующем сезоне в клуб пришли бразильцы Пауло Сезар Лима и Жаирзиньо, и в чемпионате было занято второе место, а сезон 1976 года ознаменовался девятой победой в Кубке Франции. В последующие сезоны 70-х команда занимала места в середине турнирной таблицы, главным тренером был игрок «золотой команды» начала десятилетия Жюль Звунка.

1980—1986. Чёрные времена

Начало 1980-х стало очень непростым временем для клуба. По итогам сезона 1980 года команда покинула первый дивизион и оказалась во втором. В апреле 1981 года «Олимпик» был признан банкротом, контракты со всеми игроками и тренерским составом расторгнуты. Руководство клуба было вынуждено сделать ставку на юных воспитанников клуба (которых называли «Minots»), победителей Кубка Гамбарделла 1979 года: Кристиана Каминити, Жозе Аниго, Жан-Шарля Де Боно и Эрика Ди Меко. Юниоры, спешно введенные в состав, помогли удержаться во втором дивизионе и даже смогли обыграть в одном из матчей со счетом 3:1 победителей турнира «Монпелье».

В последующие два года команда занимала 3 и 4 место в своей подгруппе второго дивизиона. В сезоне 1983/84 команду усилили опытные игроки: Зарко Оларевич, Саар Бубакар и Франсуа Брасси, и с их помощью повзрослевшие Minots смогли наконец добиться для «Олимпика» повышения в классе. Возвращение в первый дивизион вышло непростым — в дебютном сезоне клуб находился в шаге от вылета, а в последующие годы прочно обосновался в середине турнирной таблицы. Из успехов можно отметить выход в финал Кубка Франции в 1986 году, где марсельцы проиграли «Бордо» в дополнительное время со счетом 1:2.

1986—1994. Эпоха Тапи

12 апреля 1986 года президентом «Олимпика» стал бизнесмен Бернар Тапи; уговорил его заняться клубом многолетний мэр Марселя Гастон Деффер. Под руководством амбициозного Тапи «Марсель» стал одной из сильнейших команд в истории французского футбола и вписал наиболее яркую страницу в свою историю.

Под управлением Тапи клуб год от года развивался, усиливая состав и тренерский штаб. Первыми приобретениями марсельцев стали Карл-Хайнц Фёрстер, защитник сборной Германии, финалист чемпионатов мира 1982 и 1986 годов, и опытный полузащитник сборной Франции Ален Жиресс, перешедший в марсельский клуб из «Бордо». В последующие годы состав клуба пополнили такие футболисты, как Жан-Пьер Папен, Крис Уоддл, Клаус Аллофс, Энцо Франческоли, Абеди Пеле, Дидье Дешам, Базиль Боли, Марсель Десайи, Руди Феллер и Эрик Кантона. Тренерами команды в разные время были Франц Беккенбауэр, Жерар Жили и Раймон Гуталс.

За время президентства Тапи «Олимпик», начав со второго места следом за «Бордо» в чемпионате 1987 года, впоследствии 4 раза подряд — с 1989 по 1992 годы — побеждал в чемпионате Франции, а в 1989 завоевал также и Кубок. Победа в кубке запомнилась хет-триком Папена в финале против «Монако» (выигранном со счетом 4:3). Монегаски, впрочем, сумели отомстить в 1991 году, обыграв марсельцев в финале кубка со счетом 1:0.

Мечтой Бернара Тапи было привести свой клуб к победе в еврокубковом турнире. В 1988 году клуб смог достичь полуфинала Кубка обладателей кубков, где уступил «Аяксу», ведомому Деннисом Бергкампом. В 1990 «Олимпик» был остановлен «Бенфикой» в шаге от финала Кубка чемпионов благодаря голу, забитому рукой (и тем не менее, засчитанному судьей). В розыгрыше Кубка чемпионов 1991 года «Олимпик» сумел в четвертьфинале одолеть двукратных победителей турнира «Милан», однако в финале потерпел поражение по пенальти от белградской «Црвены Звезды».

Наконец, 26 мая 1993 года мечта сбылась — в финале турнира, который теперь назывался уже Лига чемпионов, благодаря голу Базиля Боли марсельцы со счетом 1:0 одолели «Милан», в составе которого играли Марко ван Бастен, Рууд Гуллит и Жан-Пьер Папен. Они стали первыми в истории французского футбола победителями этого турнира, Дидье Дешам — самым молодым капитаном команды, выигравшей Кубок чемпионов, а Фабьен Бартез — самым юным голкипером из победивших в турнире.

Однако, на пике успеха клуб и его президент Тапи внезапно оказались замешаны в скандальном деле, которое получило название «Ом-Ва» и стало причиной полного краха и ещё одного тяжелого периода в его истории..

Дело ОМ-ВА и его последствия

Как сообщил тренеру команды «Валансьен» Боро Приморацу её игрок Жак Глассманн, 22 мая 1993 года ему позвонил футболист «Олимпика» Жан-Жак Эйдели. Глассманн и Эйдели были хорошо знакомы, потому что в сезоне 1988 года вместе играли за «Тур». Глассманну, а также двум другим игрокам Валансьена — Хорхе Бурручаге и Кристофу Роберу — пообещали выплатить определенную сумму денег за то, что «Валансьен» сдаст предстоящий матч чемпионата Франции. В первую очередь представителей «Олимпика» волновало то, что игроки клуба не должны получить никаких травм в преддверии ключевого матча финала Лиги Чемпионов, который должен был состояться через 4 дня.

В июне прокурор Валансьена Эрик де Монгольфье начал судебное расследование этого дела. Директору «ОМ» Жан-Пьеру Бернесу, Эйдели, Бурручаге, Роберу и его жене были предъявлены обвинения после того, как Робер признался в получении взятки, а в саду его родителей были обнаружены спрятанные 250 000 франков (около 38 000 евро). В сентябре 1993 года решением УЕФА «Олимпик» был исключен из Лиги Чемпионов сезона 1993/94, а также из соревнований за Суперкубок УЕФА и Межконтинентальный кубок. Тогда же решением Французской футбольной федерации клуб был лишен звания чемпиона Франции 1993 года, а Бернес, Эйдели, Робер и Бурручага были дисквалифицированы.

10 февраля 1994 года Бернару Тапи было предъявлено обвинение в даче взятки и подкупе свидетелей. 22 апреля 1994 года было принято решение о том, что «Олимпик» со следующего сезона будет отправлен во второй дивизион (несмотря на то, что в сезоне 1993/94 команда заняла второе место). Тапи был дисквалифицирован вслед за остальными участниками скандала. Ссылка во второй дивизион нанесла колоссальный удар по финансовому положению клуба. Долги клуба к началу 1994 года достигли 400 миллионов франков, телевизионные доходы во втором дивизионе многократно уменьшились, между тем, клуб имел обязательства по многолетним контрактам с дорогостоящими игроками, которые был вынужден исполнять.

В итоге в сезон 1994 года команда вступила, находясь под запретом на покупку игроков (разрешено было приобретать только игроков, за которых не надо будет платить компенсации). Несмотря на невозможность усиления качественными игроками и распродажу ведущих футболистов, не желавших выступать во втором дивизионе, клуб усилиями новобранцев — Тони Каскарино, Мишеля де Вольфа и Жан-Марка Феррери — сумел занять первое место и завоевать право вернуться в первый дивизион. Однако, из-за оставшихся долгов в 250 миллионов франков клуб был вынужден объявить себя банкротом и провести ещё год без повышения в классе.

Сезон 1995/96 года выдался более сложным, однако марсельцы смогли занять второе место и обеспечить возвращение в элитный дивизион французского футбола. К тому времени Тапи окончательно покинул клуб и был отправлен в тюрьму по итогам судебного разбирательства дела ОМ-ВА. Остальные обвиняемые (Бернес, Эйдели, Бурручага, Робер) были наказаны штрафами на суммы от 5 до 15 тысяч франков (750 — 2 300 евро).

Робер-Луи Дрейфус — возвращение наверх

К моменту возвращения в высшую лигу президентом клуба стал владелец компании «Адидас» Робер-Луи Дрейфус. Он привлек на пост главного тренера клуба Ролана Курбиса, а состав команды пополнили Андреас Кёпке, Лоран Блан и Фабрицио Раванелли. Итогом первого сезона в элитном дивизионе стало 11 место, а в сезоне 1997/98 «Олимпик» занял 4 место и завоевал место в Кубке УЕФА.

Сезон 1998/99 стал для «Марселя» юбилейным — клуб отмечал 100-летие со дня основания. Состав был укреплен такими талантливыми игроками, как Робер Пирес, Флориан Морис и Кристоф Дюгарри. Усиление состава и уверенная игра на протяжении всего сезона принесли клубу 2 место в чемпионате Франции (с рекордом всех времен по набранным очкам в среднем за игру для клуба, занявшего второе место — 2.09 очка за игру) и выход в финал Кубка УЕФА (проигранный в Москве итальянскому клубу «Парма» со счетом 0:3). Этот сезон запомнился также матчем на «Велодроме» против «Монпелье», в котором хозяева после 60 минут уступали 0:4, но вырвали победу со счетом 5:4 (решающий гол с пенальти провёл капитан команды Блан).

Успех (относительный, ведь ни одного трофея завоевано не было) 1999 года не был развит или хотя бы повторен в следующем сезоне. Состав команды вновь усилился с приходом перспективного Стефана Дальма, а также ивуарийского нападающего Ибрахима Бакайоко и арендованного испанца Ивана де ла Пенья. Однако очень чувствительным ударом оказался уход капитана команды Блана в итальянский «Интер». В Лиге чемпионов «Олимпик» сумел обыграть в домашнем матче действующих победителей турнира «Манчестер Юнайтед», однако не смог пройти второй групповой этап и выйти в плей-офф. Ролан Курбис был уволен в ноябре 1999 года, пав жертвой неудач начала сезона, на смену ему пришел Бернар Казони.

Следующие три сезона «Олимпик» выступал крайне нестабильно, следствием чего были постоянные смены тренеров и изменения в составе команды. Дважды клуб оказывался близок к вылету из высшей лиги, завершая чемпионат в 2000 и 2001 году на 15 месте. В июне 2001 года клубу угрожала отправка во второй дивизион из-за дефицита бюджета; Робер-Луи Дрейфус был вынужден исправить финансовое положение, пополнив клубную кассу из собственного кармана, и «Олимпик» был прощен.

В 2002 году главным тренером клуба стал Ален Перрен. Под его руководством «ОМ» взобрался на третью ступень пьедестала почета в чемпионате и этим завоевал право участия в Лиге чемпионов, куда сумел пробиться через квалификационный раунд. Однако, Перрен был уволен после того, как команда не смогла пройти стадию группового турнира Лиги, уступив будущему победителю турнира «Порту» и победителю предыдущего года мадридскому «Реалу». Продолжив еврокубковый сезон в Кубке УЕФА, команда благодаря великолепной игре Дидье Дрогба сумела дойти до финала, по пути обыграв «Интер», «Ливерпуль» и «Ньюкасл». В финале, однако, «Олимпик» уступил «Валенсии», во второй раз за 5 лет в шаге остановившись в шаге от второго клубного трофея Европы.

2004—2009 — в шаге от успеха

После ухода Дрогба в «Челси» клуб, президентом которого стал Папе Диуф (хотя главным акционером по-прежнему оставался Дрейфус), занял в чемпионатах 2005 и 2006 годов только 5 место. В 2005 году «Олимпик» стал победителем Кубка Интертото, завоевав право участия в Кубке УЕФА, в 2006 — вышел в финал Кубка Франции, где уступил со счетом 1:2 «Пари Сен-Жермен».

Тренером команды перед началом сезона 2006/07 стал Альбер Эмон, приверженец атакующего стиля игры. Состав команды пополнили Джибриль Сиссе и Рональд Зубар. ОМ провёл весь сезон в верхней части турнирной таблицы и финишировал вторым вслед за «Лионом» (лучший результат в чемпионате с 1999 года). Кроме того, клуб вновь вышел в финал Кубка Франции, где по пенальти уступил «Сошо». В течение сезона наряду с признанными лидерами команды — Сиссе, Франком Рибери и Мамаду Ньянгом — ярко проявили себя вратарь Седрик Карассо и юный полузащитник Самир Насри.

В январе 2007 года Дрейфус вел переговоры с канадским бизнесменом Джеком Качкаром о продаже клуба за 115 миллионов евро. Однако из-за того, что совершение сделки постоянно затягивалось, в марте Дрейфус принял решение отказаться от дальнейших переговоров и остаться владельцем клуба.

Потеряв в межсезонье лета 2007 года Франка Рибери, проданного в «Баварию» за 30 миллионов евро, и готовясь к участию в квалификации Лиги чемпионов, марсельский клуб проявил большую активность на трансферном рынке: были приобретены Будевейн Зенден, Карим Зиани, Бенуа Шейру и Стив Манданда. Такое масштабное укрепление состава сделало ОМ в глазах экспертов главным конкурентом «Лиона» в борьбе за чемпионское звание. Однако ужасное начало сезона (1 победа в 9 матчах) стало причиной отставки Эмона, на смену которому пришел бельгиец Эрик Геретс. В Лиге чемпионов «Олимпик» стал первой французской командой, добившейся победы на стадионе «Энфилд Роуд», обыграв «Ливерпуль» со счетом 1:0. Однако в решающей игре группового турнира марсельцы уступили тому же «Ливерпулю» дома со счетом 0:4, заняли 3 место в группе и отправились в Кубок УЕФА. В чемпионате «Олимпик» занял итоговое 3 место.

Весь следующий сезон «Олимпик» вел напряженную борьбу за чемпионский титул с «Бордо», которая вновь, как и 10 лет назад, окончилась победой жирондинцев. В Кубке УЕФА марсельский клуб дошел до четвертьфинала, где потерпел поражение от будущих победителей турнира донецкого «Шахтера». По окончании сезона Эрик Геретс покинул клуб, уступив место главного тренера капитану «Олимпика» «золотого» периода Дидье Дешаму. 17 июня из-за разногласий с наблюдательным советом клуб покинул президент Папе Диуф, новым президентом стал Жан-Клод Дассье. Робер-Луи Дрейфус умер 4 июля 2009 года от лейкемии. Он был владельцем клуба 13 лет, за которые команда сумела вернуться в число лидеров французского футбола, но не выиграла ни одного значимого трофея.

После Робера-Луи Дрейфуса

С приходом Дешама команда серьёзно усилилась, состав пополнили игроки сборной Аргентины Лучо Гонсалес и Габриэль Хайнце, а также бывший игрок «Бордо» Сулейман Дьявара. 27 марта 2010 года «Марсель» наконец прервал продолжавшийся 17 лет период, за который клуб не завоевал ни одного титула: в финале Кубка лиги со счетом 3:1 был обыгран «Бордо». За 2 тура до конца сезона 2009/10 в матче с «Ренном» (также 3:1) клуб завоевал и звание чемпионов Франции. В Суперкубке Франции 28 июля 2010 года был повержен по пенальти «Пари Сен-Жермен». Кроме того, в 2011 году «ОМ» сумел защитить звание победителей Кубка лиги, победив в финале «Монпелье» 1:0. В чемпионате марсельцы финишировали вторыми, уступив звание чемпионов «Лиллю». В межсезонье 2011 года контракт с Дешамом был продлен до 2014 года. В июле 2011 клуб второй раз подряд победил в Суперкубке Франции, одолев «Лилль» со счетом 5:4. В ходе чемпионата «Олимпик» с февраля по май не мог одержать победу в 13 матчах подряд, и в итоге остался без путевки в еврокубковые турниры. В то же время, клуб впервые за последний 21 год сумел достичь четвертьфинала Лиги чемпионов, а также в третий раз подряд победил в Кубке Лиги, в финале одержав победу над «Лионом» со счетом 1:0 в дополнительное время.

По окончании сезона Дидье Дешам покинул клуб ради тренерской должности в сборной Франции, а место главного тренера команды занял Эли Боп, который до этого момента был безработным с 2009 года. Под руководством Бопа клуб, несмотря на довольно слабое усиление состава, начал чемпионат с шести побед подряд — это лучший старт сезона в истории. По итогам сезона 2013 ОМ вновь завоевал право участвовать в Лиге Чемпионом, заняв в чемпионате второе место следом за «Пари Сен-Жермен», несмотря на потерю нескольких ключевых игроков предыдущего сезона — Лоика Реми, Сесара Аспиликуэта и Стефана Мбиа. Большую роль в успехах клуба, особенно на старте сезона, сыграл Андре-Пьер Жиньяк. В межсезонье клуб потратил почти 40 миллионов евро на приобретение таких игроков, как Димитри Пайет, Флориан Товен и Жанелли Имбюла. К концу августа 2013 года «Олимпик» лидировал в чемпионате. В Лиге Чемпионов, однако, марсельцы выступили крайне неудачно, оказавшись первой французской командой в истории, не набравшей в ходе группового турнира Лиги Чемпионов ни одного очка.

7 ноября 2013 года, на следующий день после поражения от «Нанта», Эли Боп был уволен. Временно команду возглавил спортивный директор клуба Жозе Аниго. Под руководством Аниго команда не смогла достигнуть успеха ни в одном из соревнований, вылетев из обоих кубков и заняв в чемпионате шестое место, что оставило её впервые за 10 лет без участия в еврокубках.

2 мая клуб объявил о подписании контракта с Марсело Бьелсой, который стал главным тренером команды на два ближайших сезона. По окончании сезона клуб покинул Жозе Аниго, который посвятил ОМ более 20 лет своей жизни в качестве игрока, тренера и спортивного директора. Сезон 2014/15 команда закончила на 4 месте в чемпионате Франции, забив за сезон 76 мячей (атакующая тройка «Марселя» — Андре Айю, Димитри Пайет и Андре-Пьер Жиньяк на троих забили 38 голов). Все трое покинули «Марсель» перед началом сезона 2015/16. На продаже своих лидеров «Марсель» заработал 35 млн евро.

Текущий состав

Основная команда

По состоянию на 1 сентября 2016 года

</font> Пеле </font> Фанни </font> Губочан </font> Дория </font> Бедимо </font> Ласс </font> Венкёр </font> Товен </font> Кабелля </font> Гомис </font> Н'Жье

Ориентировочный стартовый состав на сезон 2016/2017

№	Игрок	Страна	Дата рождения	Бывший клуб	Контракт
Вратари
1	Брис Самба		25 апреля 1994 (29 лет)	Гавр	2013—2017
16	Йоанн Пеле		4 ноября 1982 (41 год)	Сошо	2015—2018
40	Флориан Эскаль		3 февраля 1996 (28 лет)	Воспитанник клуба	2016—2020
Защитники
2	Хироки Сакаи		12 апреля 1990 (34 года)	Ганновер 96	2016—2019
3	Дория		8 ноября 1994 (29 лет)	Ботафого	2014—2019
4	Карим Рекик		2 декабря 1994 (29 лет)	Манчестер Сити	2015—2019
6	Роланду		31 августа 1985 (38 лет)	Порту	2015—2018
12	Анри Бедимо		4 июня 1984 (39 лет)	Лион	2016—2019
13	Гаэль Андонян		7 февраля 1995 (29 лет)	Дижон	2015—2018
15	Томаш Губочан		17 сентября 1985 (38 лет)	Динамо {Москва)	2016—2019
24	Род Фанни		6 декабря 1981 (42 года)	Аль-Араби	2016—2017
34	Альфуссейни Сане		17 января 1996 (28 лет)	Воспитанник клуба	2016—2020
38	Эйрик Хоган		27 августа 1997 (26 лет)	Мольде	2015—2018
Полузащитники
5	Абу Диаби		11 мая 1986 (37 лет)	Арсенал	2015—2017
7	Реми Кабелля		8 марта 1990 (34 года)	Ньюкасл Юнайтед	2016—2020
10	Ласс Диарра		10 марта 1985 (39 лет)	Свободный агент	2015—2019
11	Ромен Алессандрини		3 апреля 1989 (35 лет)	Ренн	2014—2018
17	Буна Сарр		31 января 1992 (32 года)	Мец	2015—2020
19	Вильям Венкёр		19 ноября 1988 (35 лет)	В аренде у Ромы	2016—2017
20	Саиф-Эддин Хауи		27 апреля 1995 (28 лет)	Тур	2016—2021
23	Зинедин Машаш		5 января 1996 (28 лет)	В аренде у Тулузы	2016—2017
25	Билл Туилома		27 марта 1995 (29 лет)	Страсбур	2015—2018
26	Флориан Товен		26 января 1993 (31 год)	В аренде у Ньюкасл Юнайтед	2016—2017
27	Максим Лопес		4 декабря 1997 (26 лет)	Воспитанник клуба	2014—2017
29	Андре Замбо Ангисса		16 ноября 1995 (28 лет)	Реймс	2015—2018
36	Самад Мухаммаду		13 января 1995 (29 лет)	Ренессанс	2014—н/д
Нападающие
14	Клинтон Н’Жье		15 августа 1993 (30 лет)	В аренде у Тоттенхэм Хотспур	2016—2017
18	Бафетимби Гомис		6 августа 1985 (38 лет)	В аренде у Суонси Сити	2016—2017
22	Аарон Лейя Исека		15 ноября 1997 (26 лет)	В аренде у Андерлехта	2016—2017
28	Антуан Рабийяр		22 сентября 1995 (28 лет)	Воспитанник клуба	2016—2017
32	Жереми Порсан-Клеман		16 декабря 1997 (26 лет)	Воспитанник клуба	2014—2017

Игроки в аренде

№ Позиция Имя Год рождения Вр Жюльен Фабри (в "Бур-ан-Бресс — Перонна") 1994 Защ Батист Алоэ (в "Валансьене") 1994 Защ Стефан Спаранья (в "Осере") 1995 Защ Брис Нлате (в "Кретее") 1995 ПЗ Лукас Окампос (в "Дженоа") 1994

Трансферы. Лето—2016

По состоянию на 1 сентября 2016 года

Пришли

Поз.	Игрок	Предыдущий клуб
Вр	Брис Самба**	Нанси
Защ	Батист Алоэ**	Валансьен
Защ	Род Фанни	Аль-Араби
Защ	Томаш Губочан	Динамо (Москва)
Защ	Гаэль Андонян**	Дижон
Защ	Дория**	Гранада
Защ	Анри Бедимо	Олимпик (Лион)
Защ	Хироки Сакаи	Ганновер 96
ПЗ	Реми Кабелля	Ньюкасл Юнайтед
ПЗ	Зинедин Машаш*	Тулуза
ПЗ	Вильям Венкёр*	Рома
ПЗ	Марио Лемина**	Ювентус
ПЗ	Саиф-Эддин Хауи	Тур
ПЗ	Билл Туилома**	Страсбур
Нап	Флориан Товен*	Ньюкасл Юнайтед
Нап	Бафетимби Гомис*	Суонси Сити
Нап	Аарон Лейя Исека*	Андерлехт
Нап	Клинтон Н’Жье*	Тоттенхэм Хотспур

Ушли

Поз.	Игрок	Новый клуб
Вр	Стив Манданда	Кристал Пэлас
Защ	Бенжамен Менди	Монако
Защ	Хавьер Манкильо**	Атлетико Мадрид
Защ	Паоло Де Челье**	Ювентус
Защ	Маурисио Исла**	Ювентус
Защ	Николя Н’Кулу***	Олимпик (Лион)
Защ	Брайс Джа Джедже	Уотфорд
ПЗ	Реми Кабелля**	Ньюкасл Юнайтед
ПЗ	Жорж-Кевин Н’Куду	Тоттенхэм Хотспур
ПЗ	Лукас Силва**	Реал Мадрид
ПЗ	Алексис Ромао***	Олимпиакос (Пирей)
ПЗ	Абделазиз Баррада	Аль-Наср
ПЗ	Марио Лемина	Ювентус
Нап	Флориан Товен**	Ньюкасл Юнайтед
Нап	Бийель Омрани***
Нап	Стивен Флетчер**	Сандерленд
Нап	Миши Бачуайи	Челси
Нап	Сабер Хелифа	Аль-Шалахия

* В аренду
** Из аренды
*** Свободный агент

Известные игроки

Обладатели «Золотого мяча»

Следующие футболисты получили «Золотой мяч», выступая за «Марсель»:

• Жан-Пьер Папен — 1991

Обладатели «Золотой бутсы»

Следующие футболисты получили «Золотую бутсу», выступая за «Марсель»:

• Йосип Скоблар — 1971 (44 гола)

ФИФА 100

Следующие футболисты игравшие за «Марсель» числятся в списке ФИФА 100:

Марсель Десайи Дидье Дешам Робер Пирес

Мариус Трезор Джордж Веа Абеди Пеле

Жан-Пьер Папен Энцо Франческоли Эрик Кантона

Чемпионы мира

Следующие футболисты становились чемпионами мира, являясь игроками «Марселя»:

• Лоран Блан — 1998
• Кристоф Дюгарри — 1998

Чемпионы Европы

Следующие футболисты становились чемпионами Европы, являясь игроками «Марселя»:

• Робер Пирес — 2000

Футболист года во Франции

Следующие футболисты «Марселя» становились футболистами года во Франции:

• Ален Жиресс — 1987
• Жан-Пьер Папен — 1989, 1991
• Франк Рибери — 2007

Другие

Ларби Бенбарек Марио Зателли Гуннар Андерсон Жан-Жак Марсель Эктор Риал Жан Джоркаефф Роджер Магнуссон Чарли Лоубе Даниель Леклерк Салиф Кейта Мариус Трезор Раймон Керузоре Виктор Звунка Жаирзиньо Пауло Сезар Эктор Ясальде Дидье Дрогба Дидье Сикс

Эрик Ди Меко Лэри Каннингем Жозеф-Антуан Белл Блаж Слизкович Бернар Женгини Карл-Хайнц Фёрстер Вильям Айяш Бенуа Коэ Клаус Аллофс Франк Созе Мануэль Аморос Карлос Мозер Жан Тигана Крис Уоддл Базиль Боли Бернар Казони Паскаль Ольмета Драган Стойкович

Жослен Англома Тревор Стивен Фабьен Бартез Руди Фёллер Ален Бокшич Рафаэль Васкес Игорь Добровольский Паулу Футре Сонни Андерсон Руй Баррош Тони Каскарино Андреас Кёпке Йордан Лечков Вильям Галлас Флориан Маурис Клод Макелеле Фабрицио Раванелли

Боштьян Цесар Клас Ингессон Сейду Кейта Джамель Бельмади Андре Луиз Франк Лебёф Бруно Н’Готти Пётр Сверчевский Хабиб Бейе Даниэль ван Бюйтен Дмитрий Сычёв Мидо Биксант Лизаразю Самир Насри Джибриль Сиссе Гаэль Живе Будевейн Зенден Ибрахима Бакайоко

• Ален Богоссян
• Жан Кастаньеда
• Беной Каут
• Жюль Девак
• Бернар Люксен
• Камель Мерием
• Рожер Скотти
• Жуль Звунка
• Лорик Цана
• Брахим Хедмани
• Габриэль Хайнце
• Лучо Гонсалес
• Юрген Кавенс
• Мишель де Вольф
• Васконселлос
• Йожеф Эйсенхоффер
• Франсуа Омам-Бийик
• Ведран Рунье
• Крис Макин
• Бакари Коне
• Тайе Тайво
• Мамаду Ньянг
• Стив Манданда

|}

Тренеры клуба

1923—1924, Петер Фарме 1925—1929, Виктор Гибсон 1929—1932, Гиллес Тангю 1932—1933, Чарли Белл 1933—1935, Винсент Диттрих 1935—1938, Йозеф Эйзенхоффер 1938, Вильмос Кохут 1938, Анри Кончи 1938—1941, Йожеф Эйсенхоффер 1941—1942, Андре Жаскар 1942, Пол Ситц 1942—1943, Андре Блан 1943, Йозеф Гонсалез 1943—1944, Лаурен Анрик 1944, Йозеф Гонсалез 1944—1946, Пол Уартел 1946—1947, Жуль Деувакез 1948—1949, Джузеппе Дзилицци 1949—1950, Аугуст Йордан 1950—1954, Анри Россел 1954—1956, Рожер Рольён 1956—1958, Жан Робин 1958, Джузеппе Дзилицци 1958—1959, Луис Маури 1959—1962, Люсьен Трупель 1962, Отто Глория 1962, Арман Пенверн 1962—1963, Луис Миро 1963—1964, Жан Робин

1964—1966, Марио Зателли 1966—1967, Робер Домерже 1968, Жан Джоркаефф 1968—1970, Марио Зателли 1971—1972, Люсьен Ледюк 1972, Марио Зателли 1972—1973, Курт Линдер 1973, Марио Зателли 1973, Йозеф Бонел 1973—1974, Фернандо Риера 1974—1976, Жуль Звунка 1976—1977, Хосе Аррибас 1977, Жуль Звунка 1977—1978, Иван Маркович 1978—1980, Жуль Звунка 1980, Жан Робин 1980—1981, Альберт Баттэ 1981—1984, Ролан Грансарт 1984—1985, Пиер Саузак 1984—1985, Жарко Оларевич 1986—1988, Жерар Банди 1988—1990, Жерар Жили 1990—1991, Франц Беккенбауэр 1991, Раймон Гуталс 1991, Томислав Ивич 1991—1992, Раймон Гуталс 1992, Жан Фернандес 1992—1993, Раймон Гуталс 1993—1994, Марк Бурие

1994, Жерар Жили 1994—1995, Анри Стамбули 1995—1997, Жерар Жили 1997—1999, Роллан Курбис 2000, Бернар Казони 2000, Абел Брага 2000, Альбер Эмон / Кристоф Жальтье 2000—2001, Хавьер Клементе 2001, Томислав Ивич 2001, Жосе Анижо 2000, Марк Леви / Йосип Скоблар 2001, Томислав Ивич 2001—2002, Альбер Эмон 2002—2004, Ален Перрен 2004, Жосе Анижо 2004—2005, Филипп Труссье 2005—2006, Жан Фернандес 2006—2007, Альберт Эмон 2007—2009, Эрик Геретс 2009—2012, Дидье Дешам 2012—2014, Эли Боп 2014, Жозе Аниго 2014—2015, Марсело Бьелса 2015 Франк Пасси (и.о) 2015—2016 Мичел 2016 Франк Пасси (и.о) 2016—н.в. Руди Гарсия

Титулы

Национальные титулы

• Чемпионат Франции
• Чемпион (9): 1936/37, 1947/48, 1970/71, 1971/72, 1988/89, 1989/90, 1990/91, 1991/92, 1992/93¹, 2009/2010
• Второе место (11): 1937/38, 1938/39, 1969/70, 1974/75, 1986/87, 1993/94, 1998/99, 2006/07, 2008/09, 2010/11, 2012/13
• Дивизион 2/Лига 2:
• Победитель (1): 1994/95
• 2-е место (3): 1965/66, 1983/84, 1995/96
• Кубок Франции:
• Обладатель (10): 1924, 1926, 1927, 1935, 1938, 1943, 1969, 1972, 1976, 1989
• Финалист (8): 1934, 1940, 1954, 1986, 1987, 1991, 2006, 2007
• Кубок Французской лиги
• Обладатель (3): 2009/10, 2010/11, 2011/12
• Суперкубок Франции:
• Обладатель (3): 1971, 2010, 2011
• Участник (2): 1969, 1972

Международные

• Кубок европейских чемпионов/Лига чемпионов УЕФА:
• Победитель (1): 1993
• Финалист (1): 1991
• Кубок УЕФА:
• Финалист (2): 1999, 2004
• Кубок Интертото:
• Обладатель (1): 2005

¹ Лишен титула

Ссылки

• [www.om.net Официальный сайт клуба]  (фр.) (англ.) (исп.)
• [www.olympique.ru Сайт русскоязычных болельщиков]  (рус.)

</div>

{{Навигационная таблица |имя = Сезоны ФК Мюлуз |state = collapsed |стиль_основного_заголовка = background:white;color:#009cdc; border:1px solid #009cdc; |заголовок = Сезоны футбольного клуба «Мюлуз» |стиль_заголовков = background:white;color:#009cdc; border:1px solid #009cdc; |стиль_списков = |стиль_нечетных = |стиль_четных = background:#f4f4f4

|заголовок1 = Сезоны |список1 = 1983 · 1990 ·

Отрывок, характеризующий Олимпик (футбольный клуб, Марсель)

– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.


Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.


В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.


Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшись на кресле, сидел, близко наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологические комплименты.
Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.
– Какую же?
– Прелестную, божественную. Глаза у ней (Николай посмотрел на собеседницу) голубые, рот – кораллы, белизна… – он глядел на плечи, – стан – Дианы…
Муж подошел к ним и мрачно спросил у жены, о чем она говорит.
– А! Никита Иваныч, – сказал Николай, учтиво вставая. И, как бы желая, чтобы Никита Иваныч принял участие в его шутках, он начал и ему сообщать свое намерение похитить одну блондинку.
Муж улыбался угрюмо, жена весело. Добрая губернаторша с неодобрительным видом подошла к ним.
– Анна Игнатьевна хочет тебя видеть, Nicolas, – сказала она, таким голосом выговаривая слова: Анна Игнатьевна, что Ростову сейчас стало понятно, что Анна Игнатьевна очень важная дама. – Пойдем, Nicolas. Ведь ты позволил мне так называть тебя?
– О да, ma tante. Кто же это?
– Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своей племянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..
– Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.


Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.