Оломна

Деревня Оломна Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Ленинградская областьЛенинградская область Муниципальный район Киришский Сельское поселение Глажевское Координаты 59°37′54″ с. ш. 31°53′20″ в. д.59.631678° с. ш. 31.888866° в. д. / 59.631678; 31.888866    Первое упоминание 1500 год Прежние названия Оломно Население ↘21 человек (2010) Часовой пояс UTC+3 Телефонный код +7 81368 Почтовый индекс 187128 Автомобильный код 47 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=41224812016 41 224 812 016] Оломна Москва Санкт-Петербург Кириши Оломна Кириши Оломна

Оломна — деревня в Глажевском сельском поселении Киришского района Ленинградской области.

История

Впервые упоминается в Писцовой книге Водской пятины 1500 года, как деревня Оломна на реце на Оломне в Солецком на Волхове погосте Новгородского уезда.

Как село Оломно она обозначена на карте Санкт-Петербургской губернии 1792 года А. М. Вильбрехта.

Деревня Оломна, состоящая из 29 крестьянских дворов, и смежное с ней село Оломна с усадьбой Помещика Кусовникова и ветряной мельницей, упоминаются на карте Санкт-Петербургской губернии Ф. Ф. Шуберта 1834 года.

ОЛОМНА — село принадлежит подполковнику Зеленину, штабс-капитанше Тимофеевой, малолетним Измайловым и полковнице Мизиной, число жителей по ревизии: 127 м. п., 142 ж. п.
В оном: церковь каменная во имя Святого великомученика Георгия (1838 год)

Деревня Оломна из 29 дворов и село Оломно обозначены на специальной карте западной части России Ф. Ф. Шуберта 1844 года.

ОЛОМНА — село разных владельцев по просёлочной дороге, число дворов — 16, число душ — 54 м. п.
ОЛОМНА — деревня господина Скоробогатого по просёлочной дороге, число дворов — 33, число душ — 115 м. п. (1856 год)

---

ОЛОМНА — село владельческое при реке Оломне, число дворов — 16, число жителей: 75 м. п., 81 ж. п.; Церковь православная. Волостное правление. Станция обывательская.
ОЛОМНА — деревня владельческая при реке Оломне, число дворов — 33, число жителей: 150 м. п., 150 ж. п.; Часовня православная.
ОЛОМНА — мыза владельческая при реке Оломне, число дворов — 1, число жителей: 3 м. п., 2 ж. п.;
ГОРБЫ — мыза владельческая при реке Оломне, число дворов — 1, число жителей: 5 м. п., 2 ж. п.;. (1862 год)

Сборник Центрального статистического комитета описывал её так:

ПОГОСТ ОЛОМНА — село бывшее государственное и владельческое при речке Оломне, дворов — 28, жителей — 144; Церковь православная, школа, 4 лавки, постоялый двор. (1885 год)

В XIX — начале XX века, деревня административно относилась к Глажевской волости 5-го земского участка 1-го стана Новоладожского уезда Санкт-Петербургской губернии.

По данным «Памятной книжки Санкт-Петербургской губернии» за 1905 год село Оломна входила в Оломенское сельское общество, 472 десятины земли в селе принадлежали Санкт-Петербургскому купцу Михаилу Ивановичу Кондратьеву, смежное сельцо Оломна входило в Скоробогатовское сельское общество.

• Olomna1915.jpg

  Деревня Оломна на карте 1915 г.

Согласно карте Петроградской и Новгородской губерний 1915 года на месте современной деревни находились сельцо Оломна, Выставка Оломна, село Оломно и мыза.

С 1923 по 1924 год село Оломна входило в состав Гатинского сельсовета Глажевской волости Волховского уезда.

С 1924 года, в составе Оломенского сельсовета.

С 1927 года, в составе Андреевского района. В 1927 году население села Оломна составляло 720 человек.

С 1931 года, в составе Киришского района.

По данным 1933 года село Оломна являлось административным центром Оломенского сельсовета, в который входили 6 населённых пунктов: деревни Бабино, Гатика, Гороховец, Наростыня, село Оломна и выселок Оломна, общей численностью населения 1955 человек.

По данным 1936 года в состав Оломенского сельсовета входили 6 населённых пунктов, 321 хозяйство и 5 колхозов.

С 1963 года, в составе Волховского района.

С 1965 года, вновь составе Киришского района. В 1965 году население села Оломна составляло 156 человек.

По данным 1966 года деревня Оломна также входила в состав Оломенского сельсовета, административным центром сельсовета являлась деревня Погост.

По данным 1973 года деревня Оломна являлась административным центром Оломенского сельсовета.

По данным 1990 года деревня Оломна входила в состав Глажевского сельсовета.

В 1997 году в деревне Оломна Глажевской волости проживали 53 человека, в 2002 году — 41 (все русские).

В 2007 году в деревне Оломна Глажевского СП проживали 33 человека, в 2010 году — 21.

География

Деревня расположена в северо-западной части района к западу от автодороги Зуево — Новая Ладога (41А-006).

Расстояние до административного центра поселения — 16 км.

Расстояние до районного центра — 40 км.

Расстояние до ближайшей железнодорожной станции Глажево — 19 км.

Деревня находится на реке Оломна.

Демография

Численность населения
1838	1862	1885	1927	1965	1997	2002
269	↗468	↘144	↗720	↘156	↘53	↘41
2007	2010
↘33	↘21

<timeline> ImageSize = width:380 height:300 PlotArea = left:30 right:40 top:20 bottom:20 TimeAxis = orientation:vertical AlignBars = justify Colors =

 id:gray1 value:gray(0.9)

DateFormat = yyyy Period = from:0 till:720 ScaleMajor = unit:year increment:200 start:0 gridcolor:gray1 PlotData =

 bar:1838 color:gray1 width:1 
  from:0 till:269 width:15  text:269 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1862 color:gray1 width:1 
  from:0 till:468 width:15  text:468 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1885 color:gray1 width:1 
  from:0 till:144 width:15  text:144 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1927 color:gray1 width:1 
  from:0 till:720 width:15 text:720 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1965 color:gray1 width:1 
  from:0 till:156 width:15 text:156 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1997 color:gray1 width:1 
  from:0 till:53 width:15  text:53 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2002 color:gray1 width:1 
  from:0 till:41 width:15  text:41 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2007 color:gray1 width:1 
  from:0 till:33 width:15  text:33 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2010 color:gray1 width:1 
  from:0 till:21 width:15  text:21 textcolor:red fontsize:8px

</timeline>

Отрывок, характеризующий Оломна

– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.