Олонецкое правительство
| Олонецкое правительство | ||||
| Временное правительство (до августа 1919) Правительство в изгнании (после августа 1919) | ||||
| ||||
|---|---|---|---|---|
| Столица | Олонец | |||
| Язык(и) | финский, карельский, русский | |||
| Денежная единица | Финская марка | |||
| Государственная религия | Светское государство | |||
| Дипломатическое признание |  Финляндия
| |||
Оло́нецкое правительство — правительство Олонецкой Карелии, орган власти, созданный 15 мая 1918 года белофинскими интервентами для управления южными районами Карелии (Олонецкой губернии), которые были захвачены ими в ходе так называемого Олонецкого похода в апреле-мае 1918 года[1].
Правительство, возглавляемое судьёй О.Окессоном, состояло из местных представителей карельского зажиточного крестьянства и предпринимателей. Основной задачей правительства было присоединение южной Карелии к Финляндии[2].
Олонецкое правительство фактически было марионеточным, так как его деятельность направлялась основанным в Хельсинки Олонецким комитетом. Программа военных и административных мероприятий, а также захватов территорий южной Карелии, составленная этим комитетом, стала программой Олонецкого правительства и была одобрена правительством Финляндии 30 июня 1919 года.
Финское правительство даже выделило Олонецкому правительству займы и прочие расходы (всего на 16 600 000 финских марок) на формирование Олонецкой добровольческой армии численностью около 2000 человек, а также на организацию Олонецкого похода, однако потребовало гарантировать эти расходы природными богатствами Олонецкого края.
Олонецкая добровольческая армия была создана в июне-июле 1919 года под патронажем Олонецкого правительства, и был организован Олонецкий поход[2]. В июле 1919 года правительство было реорганизовано и в его состав был введён представитель от Финляндии. Однако в августе 1919 года Олонецкая добровольческая армия потерпела поражение, Олонецкий поход провалился.
В октябре 1920 года Олонецкое правительство формально прекратило своё существование, так как его члены вошли в состав Карельского объединённого правительства.
Символика
Государственная печать Олонецкого временного управления представляла собой в центре герб, на варяжском щите которого были изображены две противопоставленные друг другу руки, справа в латах, держащая серебряный меч, слева в кольчуге, держащая саблю, под ними находились стилизованные буквы «А» и «К», вплетенные друг в друга. Герб на печати окружала надпись: «Aunuksen väliaikainen hoitokunta».
Напишите отзыв о статье "Олонецкое правительство"
Примечания
Отрывок, характеризующий Олонецкое правительство
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
