Олсуфьев, Юрий Александрович

Юрий Александрович Олсуфьев
Портрет работы В. А. Комаровского, 1924
Дата рождения:	28 октября 1878(1878-10-28)
Место рождения:	Санкт-Петербург, Российская империя
Дата смерти:	14 марта 1938(1938-03-14) (59 лет)
Место смерти:	Москва, РСФСР

Граф Юрий Александрович Олсуфьев (28 октября 1878, Санкт-Петербург — 14 марта 1938, Москва) — русский искусствовед, реставратор, внук графа В. Д. Олсуфьева.

Биография

Из графской ветви рода Олсуфьевых. Родился в семье генерал-адъютанта и гофмаршала, начальника канцелярии императорской главной квартиры Александра III А. В. Олсуфьева; мать — Екатерина Львовна, урождённая Соллогуб (1847—1902).

Окончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета. Затем два года продолжал заниматься в нём, на филологическом факультете. Посвятил себя искусствоведению; в период 1900—1909 годов посетил наиболее значительные российские и большинство крупных европейских музеев. Вошёл в Общество сохранения памятников искусства в России, был председателем Тульского отделения Общества, членом Тульской архивной комиссии. В 1912—1914 годах издал шеститомник «Памятники искусства и старины Тульской губернии». Состоял в Московском археологическом институте.

После женитьбы в 1902 году на Софье Владимировне Глебовой (1884—1943), внучке Николая Петровича Трубецкого, он поселился в своём имении Буйцы, где жил до 5 марта 1917 года. Здесь он организовал детский приют для сорока девочек-сирот. В 1916 — начале 1917 года руководил постройкой храма-памятника Сергия Радонежского на Куликовом поле, который возводился на земле, которую пожертвовали его родители.

Вскоре после февральской революции 1917 года Ю. А. Олсуфьев покинул свою усадьбу в Буйцах и отправился с семьёй (жена и сын), сначала в Оптину пустынь к духовнику старцу Анатолию, а потом, с его благословения, — в Сергиев Посад. В Сергиевом Посаде он был заместителем председателя (с сентября 1919 по март 1920 — председателем) Комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой лавры, главным хранителем ризницы Лавры. С августа 1920 года Олсуфьев был внештатным экспертом по древнерусской живописи и миниатюре Сергиевского историко-художественного музея, с 1925 — заведующий отделом «Эмали, скань, чернь, финифть, резьба по дереву, металлу и кости», с 1927 — член Правления музея. Ю. А. Олсуфьев — один из основателей научной реставрации икон, в частности, он был одним из руководителей реставрации рублёвской «Троицы». Утверждается, что когда стало известно о вывозе из Лавры мощей Сергия Радонежского, то по благословению патриарха Тихона в конце марта 1920 года Ю. А. Олсуфьев вместе с П. А. Флоренским тайно от всех «сокрыли честную главу Преподобного», которая долгое время хранилась в семье Олсуфьевых. За время работы в Сергиевом Посаде Олсуфьев опубликовал более двадцати работ, в том числе исследований теоретического характера: «О встречных пробелах» (1925), «Иконописные формы как формулы синтеза» (1926), «Структура пробелов» (1927), «Параллельность и концентричность в древней иконе как признаки диатоксической организованности» (1927).

В 1925 году он был обвинён в «контрреволюционной деятельности в целях свержения Советской власти»; два месяца (до 19 марта) находился в Бутырской тюрьме, но был освобождён. Весной 1928 года, после издания книги Ю. А. Олсуфьева и П. А. Флоренского «Амвросий, троицкий резчик XV века» началась травля сотрудников музея; 16 июня Олсуфьев обратился за помощью к Е. П. Пешковой, указывая: «В №3 журнала „Безбожник“ и в № 85 „Комсомольской правды“ были помещены … компрометирующие меня, как советского служащего, сведения: что будто я „пристроился“ в Сергиевском музее, что я „церковный деятель“, что я Иоанниковского подворья и бывшия член Церковного Собора… в одной из газетных статей утверждалось, что и я в числе других лиц принадлежу к черносотенству». После предупреждения о предстоящем аресте он уехал в Москву и работал в центральных государственных реставрационных мастерских, а с 1934 года, после закрытия мастерских, возглавил секцию реставрации древнерусской живописи в Третьяковской галерее. В 1935—1936 гг. в журнале «Советский музей» была напечатана его работа «Вопросы форм древнерусской живописи».

Семья проживала под Москвой, часто меняя место жительства.Перед арестом проживал по адресу: Люберцы, пос. Михельсон, 3-й Полевой проезд, д. 3.

По словам потомка русских эмигрантов князя Ивана Шаховского именно Юрий Олсуфьев, работая в мастерской Грабаря вместо поступившего приказа уничтожить помог сохранить надвратные иконы кремлёвских башен.

В ночь с 23 на 24 января 1938 года был арестован, а 7 марта осуждён тройкой при НКВД по Московской области за «распространение антисоветских слухов». Расстрелян 14 марта 1938 года на Бутовском полигоне.

Библиография

• [rusarch.ru/olsufiev.htm Статьи Олсуфьева]
• «Памятники искусства и старины Тульской губернии», в 6 томах, 1912—1914 гг.
• Несколько слов по поводу современного движения. — Москва : типо-лит. В. Рихтер, 1906. — 16 с.
• Несколько слов по поводу современного движения. — Москва : печ. А. И. Снегиревой, 1906. — 24 с.
• Из прошлого села Красного, Буйцы тож (Архангельского прихода) и его усадьбы : 1663—1907. — Москва: т-во скоропеч. А. А. Левенсон, 1908. — 30 с. ; 22 см. Авт. указан в конце текста.
• О церковном пении. — Казань : Центр. тип., 1909. — 7 с.
• [dlib.rsl.ru/viewer/01006722343#?page=1 Опись икон Троице-Сергиевой лавры до XVIII века и наиболее типичных XVIII и XIX веков]. — Сергиев, Московская губ.: Комис. по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой лавры, 1920. — 268 с.; Авт. указан в конце предисл.
• Опись крестов Троице-Сергиевой Лавры до XIX века и наиболее типичных XIX века. — Сергиев : Комис. по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой Лавры, 1921. — VIII, 144 с.; Авт. указан в конце предисл.
• Материалы к истории рода Олсуфьевых. Линия Василия Дмитриевича (1796—1858), первого гр. Олсуфьева. — М.: Синод. тип., 1911. — 47 с. ; Авт. установлен по изд.: Библиотека Елевсин и его таинства / Димитрий Филий, дир. раскопок 1882—1894 ; Сокр. пер. гр. С. Олсуфьевой; [Предисл. к пер.: гр. Ю. Олсуфьев]. — СПб.: тип. В. Д. Смирнова, 1911. — 25 с. ;
• Проект питания дубильными материалами экстрактного завода в Черноморско-Кубанском районе в связи с лесоохранением : [Докл., сост. зав. Дубил. отд. Закавк. ком. Всерос. зем. Союза по поруч. уполномоченного Гл. ком. гр. Ю. А. Олсуфьева] / В. М. Савич ; Всерос. зем. Союз Закавк. ком. Дубил. отд. — Тифлис: типо-лит. И переплетная т-ва «Либерман и К°», 1915. — 19 с.
• Икона в музейном фонде: исследования и реставрация. — М., Паломник, 2006. — 400 с. — 3000 экз. — ISBN 5-88060-047-5
• Из недавнего прошлого одной усадьбы [а также: Общения. Выписки из записных книжек; Списки печатных и неизданных работ Ю. А. Олсуфьева] — М., Индрик, 2009. — 352 с. — ISBN 978-5-91674-024-0

Литература

• Вздорнов Г. Юрий Александрович Олсуфьев // Вопросы искусствознания. — 1993. — № 4.
• Голицын С., князь Семья Олсуфьевых // Московский журнал. — 1993. — № 1. — С. 44—45.
• Смирнова Т. В. Дом на Валовой и его обитатели // Московский журнал. — 1997. — № 12. — С. 34—36.

Ссылки

• [www.musobl.divo.ru/mus_hnpers2.html Биография] на сайте Сергиево-Посадского музея
• [andrey-rublev.ru/antology-olsufev.php Олсуфьев Юрий Александрович. «Троица» Рублева]
• [www.pstbi.ru/bin/db.exe/no_dbpath/koi/nm/?HYZ9EJxGHoxITYZCF2JMTdG6XbuCey5XtCmZcW0Ss8Wd660fdOfVc8qYs8uWeCQ* Досье «Новомученики, исповедники, за Христа пострадавшие в годы гонений на Русскую Православную Церковь в XXв.»]
• Масленникова Н. [www.rusk.ru/st.php?idar=20526 XXXV Сергиевские чтения]
• [www.sakharov-center.ru/asfcd/khudozhniki/?t=page&id=158 Репрессированные художники, искусствоведы]
• [ru.rodovid.org/wk/Запись:283572 Олсуфьев, Юрий Александрович] на «Родоводе». Дерево предков и потомков

Отрывок, характеризующий Олсуфьев, Юрий Александрович

В это время он получил письмо от жены, которая умоляла его о свидании, писала о своей грусти по нем и о желании посвятить ему всю свою жизнь.
В конце письма она извещала его, что на днях приедет в Петербург из за границы.
Вслед за письмом в уединение Пьера ворвался один из менее других уважаемых им братьев масонов и, наведя разговор на супружеские отношения Пьера, в виде братского совета, высказал ему мысль о том, что строгость его к жене несправедлива, и что Пьер отступает от первых правил масона, не прощая кающуюся.
В это же самое время теща его, жена князя Василья, присылала за ним, умоляя его хоть на несколько минут посетить ее для переговоров о весьма важном деле. Пьер видел, что был заговор против него, что его хотели соединить с женою, и это было даже не неприятно ему в том состоянии, в котором он находился. Ему было всё равно: Пьер ничто в жизни не считал делом большой важности, и под влиянием тоски, которая теперь овладела им, он не дорожил ни своею свободою, ни своим упорством в наказании жены.
«Никто не прав, никто не виноват, стало быть и она не виновата», думал он. – Ежели Пьер не изъявил тотчас же согласия на соединение с женою, то только потому, что в состоянии тоски, в котором он находился, он не был в силах ничего предпринять. Ежели бы жена приехала к нему, он бы теперь не прогнал ее. Разве не всё равно было в сравнении с тем, что занимало Пьера, жить или не жить с женою?
Не отвечая ничего ни жене, ни теще, Пьер раз поздним вечером собрался в дорогу и уехал в Москву, чтобы повидаться с Иосифом Алексеевичем. Вот что писал Пьер в дневнике своем.
«Москва, 17 го ноября.
Сейчас только приехал от благодетеля, и спешу записать всё, что я испытал при этом. Иосиф Алексеевич живет бедно и страдает третий год мучительною болезнью пузыря. Никто никогда не слыхал от него стона, или слова ропота. С утра и до поздней ночи, за исключением часов, в которые он кушает самую простую пищу, он работает над наукой. Он принял меня милостиво и посадил на кровати, на которой он лежал; я сделал ему знак рыцарей Востока и Иерусалима, он ответил мне тем же, и с кроткой улыбкой спросил меня о том, что я узнал и приобрел в прусских и шотландских ложах. Я рассказал ему всё, как умел, передав те основания, которые я предлагал в нашей петербургской ложе и сообщил о дурном приеме, сделанном мне, и о разрыве, происшедшем между мною и братьями. Иосиф Алексеевич, изрядно помолчав и подумав, на всё это изложил мне свой взгляд, который мгновенно осветил мне всё прошедшее и весь будущий путь, предлежащий мне. Он удивил меня, спросив о том, помню ли я, в чем состоит троякая цель ордена: 1) в хранении и познании таинства; 2) в очищении и исправлении себя для воспринятия оного и 3) в исправлении рода человеческого чрез стремление к таковому очищению. Какая есть главнейшая и первая цель из этих трех? Конечно собственное исправление и очищение. Только к этой цели мы можем всегда стремиться независимо от всех обстоятельств. Но вместе с тем эта то цель и требует от нас наиболее трудов, и потому, заблуждаясь гордостью, мы, упуская эту цель, беремся либо за таинство, которое недостойны воспринять по нечистоте своей, либо беремся за исправление рода человеческого, когда сами из себя являем пример мерзости и разврата. Иллюминатство не есть чистое учение именно потому, что оно увлеклось общественной деятельностью и преисполнено гордости. На этом основании Иосиф Алексеевич осудил мою речь и всю мою деятельность. Я согласился с ним в глубине души своей. По случаю разговора нашего о моих семейных делах, он сказал мне: – Главная обязанность истинного масона, как я сказал вам, состоит в совершенствовании самого себя. Но часто мы думаем, что, удалив от себя все трудности нашей жизни, мы скорее достигнем этой цели; напротив, государь мой, сказал он мне, только в среде светских волнений можем мы достигнуть трех главных целей: 1) самопознания, ибо человек может познавать себя только через сравнение, 2) совершенствования, только борьбой достигается оно, и 3) достигнуть главной добродетели – любви к смерти. Только превратности жизни могут показать нам тщету ее и могут содействовать – нашей врожденной любви к смерти или возрождению к новой жизни. Слова эти тем более замечательны, что Иосиф Алексеевич, несмотря на свои тяжкие физические страдания, никогда не тяготится жизнию, а любит смерть, к которой он, несмотря на всю чистоту и высоту своего внутреннего человека, не чувствует еще себя достаточно готовым. Потом благодетель объяснил мне вполне значение великого квадрата мироздания и указал на то, что тройственное и седьмое число суть основание всего. Он советовал мне не отстраняться от общения с петербургскими братьями и, занимая в ложе только должности 2 го градуса, стараться, отвлекая братьев от увлечений гордости, обращать их на истинный путь самопознания и совершенствования. Кроме того для себя лично советовал мне первее всего следить за самим собою, и с этою целью дал мне тетрадь, ту самую, в которой я пишу и буду вписывать впредь все свои поступки».
«Петербург, 23 го ноября.
«Я опять живу с женой. Теща моя в слезах приехала ко мне и сказала, что Элен здесь и что она умоляет меня выслушать ее, что она невинна, что она несчастна моим оставлением, и многое другое. Я знал, что ежели я только допущу себя увидать ее, то не в силах буду более отказать ей в ее желании. В сомнении своем я не знал, к чьей помощи и совету прибегнуть. Ежели бы благодетель был здесь, он бы сказал мне. Я удалился к себе, перечел письма Иосифа Алексеевича, вспомнил свои беседы с ним, и из всего вывел то, что я не должен отказывать просящему и должен подать руку помощи всякому, тем более человеку столь связанному со мною, и должен нести крест свой. Но ежели я для добродетели простил ее, то пускай и будет мое соединение с нею иметь одну духовную цель. Так я решил и так написал Иосифу Алексеевичу. Я сказал жене, что прошу ее забыть всё старое, прошу простить мне то, в чем я мог быть виноват перед нею, а что мне прощать ей нечего. Мне радостно было сказать ей это. Пусть она не знает, как тяжело мне было вновь увидать ее. Устроился в большом доме в верхних покоях и испытываю счастливое чувство обновления».


Как и всегда, и тогда высшее общество, соединяясь вместе при дворе и на больших балах, подразделялось на несколько кружков, имеющих каждый свой оттенок. В числе их самый обширный был кружок французский, Наполеоновского союза – графа Румянцева и Caulaincourt'a. В этом кружке одно из самых видных мест заняла Элен, как только она с мужем поселилась в Петербурге. У нее бывали господа французского посольства и большое количество людей, известных своим умом и любезностью, принадлежавших к этому направлению.
Элен была в Эрфурте во время знаменитого свидания императоров, и оттуда привезла эти связи со всеми Наполеоновскими достопримечательностями Европы. В Эрфурте она имела блестящий успех. Сам Наполеон, заметив ее в театре, сказал про нее: «C'est un superbe animal». [Это прекрасное животное.] Успех ее в качестве красивой и элегантной женщины не удивлял Пьера, потому что с годами она сделалась еще красивее, чем прежде. Но удивляло его то, что за эти два года жена его успела приобрести себе репутацию
«d'une femme charmante, aussi spirituelle, que belle». [прелестной женщины, столь же умной, сколько красивой.] Известный рrince de Ligne [князь де Линь] писал ей письма на восьми страницах. Билибин приберегал свои mots [словечки], чтобы в первый раз сказать их при графине Безуховой. Быть принятым в салоне графини Безуховой считалось дипломом ума; молодые люди прочитывали книги перед вечером Элен, чтобы было о чем говорить в ее салоне, и секретари посольства, и даже посланники, поверяли ей дипломатические тайны, так что Элен была сила в некотором роде. Пьер, который знал, что она была очень глупа, с странным чувством недоуменья и страха иногда присутствовал на ее вечерах и обедах, где говорилось о политике, поэзии и философии. На этих вечерах он испытывал чувство подобное тому, которое должен испытывать фокусник, ожидая всякий раз, что вот вот обман его откроется. Но оттого ли, что для ведения такого салона именно нужна была глупость, или потому что сами обманываемые находили удовольствие в этом обмане, обман не открывался, и репутация d'une femme charmante et spirituelle так непоколебимо утвердилась за Еленой Васильевной Безуховой, что она могла говорить самые большие пошлости и глупости, и всё таки все восхищались каждым ее словом и отыскивали в нем глубокий смысл, которого она сама и не подозревала.
Пьер был именно тем самым мужем, который нужен был для этой блестящей, светской женщины. Он был тот рассеянный чудак, муж grand seigneur [большой барин], никому не мешающий и не только не портящий общего впечатления высокого тона гостиной, но, своей противоположностью изяществу и такту жены, служащий выгодным для нее фоном. Пьер, за эти два года, вследствие своего постоянного сосредоточенного занятия невещественными интересами и искреннего презрения ко всему остальному, усвоил себе в неинтересовавшем его обществе жены тот тон равнодушия, небрежности и благосклонности ко всем, который не приобретается искусственно и который потому то и внушает невольное уважение. Он входил в гостиную своей жены как в театр, со всеми был знаком, всем был одинаково рад и ко всем был одинаково равнодушен. Иногда он вступал в разговор, интересовавший его, и тогда, без соображений о том, были ли тут или нет les messieurs de l'ambassade [служащие при посольстве], шамкая говорил свои мнения, которые иногда были совершенно не в тоне настоящей минуты. Но мнение о чудаке муже de la femme la plus distinguee de Petersbourg [самой замечательной женщины в Петербурге] уже так установилось, что никто не принимал au serux [всерьез] его выходок.