Олус

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Олус (греч. Ὄλους или Ὄλουλις) — древний затонувший город на Крите. Располагался на месте деревни Элунда.



История

История города известна главным образом по надписям и монетами, датированными периодом между 330—280 до н. э. В 260 до н. э. город стал частью Кносса. В 201 до н. э. Олус вошел в союз с Родосом, но позже город попал под господство Лато.

В городе был храм Бритомартиды, деревянная статуя в котором была вырезана Дедалом. Она изображалась на монетах города.

Археологи обнаружили древние тексты, где описывались связи города с Кноссом и с островом Родос.

Найденное в районе Олуса письмо (находится в Лувре), содержит текст соглашения Олуса с другими городами Крита. Там же говорится, что существовал храм Асклепия. Другие надписи (датированные III веком до н. э.) свидетельствуют об установлении дружественных отношений между Олусом и Лато, а также о существовании главного храма города — Афродиты и Ареса. Храм Афродиты и Ареса в Олусе представлял собой геометрическое капище. Артефакты, найденные в окрестностях храма ныне хранятся в Археологическом музее города Айос-Николаос. В другом указе от 134 до н. э. Кносс определяется третейским судьей в спорах между Олус и Лато.

В ходе раскопок 1960 года Анастасиос Орландос открыл раннехрстианскую базилику V века. В одном из её проходов сохранилась мозаичный пол, на котором кроме орнамента указаны имена тех, кто помог возведению храма. Также Орландос обнаружил текст указа между Олусом и Родосом. Он оказался одним из утраченных фрагментов записи, что была найдена Анри ван Еффентерре в 1937 году в апсиде базилики. Этот текст написан на дорическом диалекте.

Олус был независимым городом, который чеканил собственную монету. Большинство из них содержат изображения Артемиды Бритомартиды и Зевса с орлом или дельфином, или восемь лучей звезды и слова OLOUNTION, что оначает Олус. Исследователь древнегреческих древностей Своронос обнаружил одиннадцать различных типов монет.

Свою независимость город сохранял и в венецианский период. Согласно официальным бумагам венецианской власти, Олус был одним из городов Крита, где было разрешено поселение иностранцев.

Учёные считают, что город погрузился под воду вследствие локального сдвига, который не был частью процесса, так называемого смещения Восточного Крита.[стиль]

После землетрясения (II век н. э.) практически весь город ушёл по воду. В настоящее время можно увидеть на полуострове Спиналонга раннехристианскую базилику и старинные ветряные мельницы. Со стороны отмели у канала, к северу от дамбы можно увидеть фрагмент напольной мозаики.

Напишите отзыв о статье "Олус"

Литература

  • Кристофер Кэтлинг. «Крит: Путеводитель». М.: «ФАИР». 2011. ISBN 978-5-8183-1388-7


Отрывок, характеризующий Олус

В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал: