Олферьев, Павел Васильевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Павел Васильевич Олферьев
Дата рождения

1787(1787)

Дата смерти

26 ноября 1864(1864-11-26)

Принадлежность

Россия Россия

Род войск

кавалерия

Звание

генерал от кавалерии

Командовал

Оренбургский уланский полк, Владимирский уланский полк, лейб-гвардии Уланский полк, 1-я бригада 1-й лёгкой кавалерийской дивизии, запасные кавалерийские войска

Сражения/войны

Война третьей коалиции, Война четвёртой коалиции, Отечественная война 1812 года, Заграничные походы 1813 и 1814 гг., Русско-турецкая война 1828—1829, Польская кампания 1831 года

Награды и премии

Орден Святой Анны 4-й ст. (1812), Орден Святого Владимира 4-й ст. (1813), Орден «Pour le Mérite» (Пруссия) (1814), Орден Святого Георгия 4-й ст. (1815), Орден Святого Владимира 3-й ст. (1826), Золотое оружие «За храбрость» (1828), Орден Святого Станислава 1-й ст. (1829), Орден Святой Анны 1-й ст. (1831), Virtuti Militari 2-й ст. (1831), Орден Святого Владимира 2-й ст. (1839), Орден Белого орла (1845), Орден Святого Александра Невского (1850)

Павел Васильевич Олферьев (Альферьев) (1787—1864) — генерал от кавалерии, командир лейб-гвардии Уланского Её Величества полка, начальник запасных кавалерийских войск русской императорской армии.



Биография

Павел Олферьев родился в 1787 году, происходил из дворян Пензенской губернии.

В службу вступил кадетом 4 июня 1800 года в 1-й кадетский корпус, по окончании курса наук в котором 19 января 1805 года выпущен корнетом в Павлоградский гусарский полк. В рядах этого полка Олферьев в том же году принимал участие в походе в Австрию против французов и сражался при Шенграбене и Аустерлице. В 1806—1807 годах сражался с ними же в Восточной Пруссии и находился в сражениях при Янкове, Прейсиш-Эйлау, Гуттштадте и Гейльсберге.

26 июля 1809 года был назначен адъютантом полкового шефа генерал-майора Е. И. Чаплица, 3 сентября 1810 года произведён в поручики.

С самого начала Отечественной войны 1812 года Олферьев непрерывно находился в делах с неприятелем и отличился в своём первом же сражении под Кобриным, за что был награждён орденом св. Анны 4-й степени. Затем он отличился в деле под Городечной и в бою под деревней Виневой, за что 17 декабря получил чин штабс-ротмистра. В деле при Слониме он заслужил высочайшую благодарность, а за отличие в сражении на Березине был произведён в ротмистры. Оттуда Олферьев находился в преследовании французов до Вильно и Немана.

После перехода границы Олферьев сражался с французами в Польше и Германии, причём состоя в отдельном партизанском отряде особо отличился под Магдебургом и Кенерне, за что был произведён в майоры. В октябре 1813 года он находился в генеральном сражении под Лейпцигом, за что награждён орденом св. Владимира 4-й степени с бантом; в декабре того же года Олферьев отличился при защите крепости Бреды.

В кампании 1814 года Олферьев, переправившись через Рейн во Францию, 13 февраля отличился в деле под Краоном, а 25 февраля под Лаоном, 12 марта он сражался под Сент-Дизье, за что 8 января 1815 года был награждён орденом св. Георгия 4-го класса (№ 2986 по кавалерскому списку Григоровича — Степанова)

За отличную храбрость и мужество, оказанные в сражении с французскими войсками под городом Сен-Дизье 12-го марта 1814 года.

25 апреля 1814 года Высочайшему приказу переведён майором в только что сформированный лейб-гвардии Конно-егерский полк, по Высочайшему приказу от 19 мая 1815 года за отличие в сражении 8 и 9 декабря 1813 года при обороне крепости Бреды произведён в подполковники со старшинством от 8 декабря 1813 года.

Среди прочих наград за многочисленные отличия против французов прусский король в 1814 году пожаловал Олферьеву орден «Pour le Mérite».

Произведённый 24 января 1818 года в полковники Олферьев 18 сентября того же года был назначен командиром Оренбургского уланского полка. 12 октября 1821 года был награждён орденом св. Анны 2-й степени.

24 февраля 1826 года был назначен состоять по кавалерии и 31 августа того же года назначен командиром Владимирского уланского Его Императорского Высочества Великого Князя Михаила Павловича полка, 6 декабря произведён в генерал-майоры. Кроме того 22 августа 1826 года он был награждён орденом св. Владимира 3-й степени.

1 января 1827 года назначен командиром лейб-гвардии Уланского полка. В 1828 году Олферьев с полком выступил в Валахию и Болгарию на театр русско-турецкой войны. Переправясь через Дунай и дойдя до крепости Варны он поступил в отряд генерал-адъютанта Сухозанета и был в сражениях при рекогносцировке неприятельских позиций при мысе Голотабурне, за что Высочайшим приказом ему было объявлено Высочайшее благоволение; в сентябре и октябре Олферьев отличился на реке Камчик во время преследования турецкого отряда, и был 20 ноября 1828 года награждён золотой саблей, алмазами украшенной, с надписью «За храбрость». В наградном листе было сказано

Способствовал при начале сражения, как начальник средней колонны, взятию шанцов и при отбитии нашей атаки от укрепленного лагеря сделалъ со 2 дивизионом Лейб-Гвардии Уланского полка сильную диверсию противу преследовавшего нас неприятеля до самой высоты под неприятельской лагерь, чрез что пехота и 1-й дивизион, бывшие в овраге, могли свободно отступить.

5 июня 1829 года «за особенные труды, деятельность и усердие по службе под местечком Тульчином» награждён орденом св. Станислава 1-й степени; в том же году Всемилостивийше пожаловано за перенесенные труды в турецкую войну годовое жалованье ассигнациями.

В декабре 1830 года Олферьев выступил в Польшу, где началось восстание. Там он вошёл в состав авангардного отряда генерала-адъютанта Бистрома и прикрывал отступление гвардии против войск Скржинецкого до самого рубежа России, за что награждён орденом св. Анны 1-й степени. При переходе русской армии в контр-наступление он сражался в генеральной битве под Остроленкой и 22 августа 1831 года был награждён орденом св. Георгия 3-й степени (№ 435 по кавалерским спискам)

Примером личной и отменной неустрашимости воспламеняя вверенный ему полк на каждом шагу, быстро овладел с онымъ, плотиной, лежащею между деревнями Суск и Лавою, под жестоким огнём мятежников и, встретив здесь разобранный на дороге мост, с поспешностью пеправил оный своими уланами и драгунами. При занятии г. Остроленки многократно, с отличным мужеством поддерживалъ атаки Конныхъ Егерей и бросился лично со своим полком на неприятельскую пехоту и много способствовал как к расстройству и поражению оной, так и к потоплению одного батальона в Нареве, a по овладении городом, будучи переправлен с 10 взводами полка за Нарев, по плавучему мосту два раза, под градом пуль и картеч, бросался в атаку на стремительно наступавшие колонны мятежников и всякий раз, при содействии артиллерии и пехоты нашей, обращалъ их в бегство.

С 15 мая по 24 июля Олферьев был отправлен в отдельную экспедицию для преследования отряда мятежных войск генерала Гелгуда, 22 мая он при занятии города Августова находился в перестрелке с неприятельской пехотой, 10 июля отличился при Рачионжах, за что получил Высочайшее благоволение; 25 и 26 августа принимал участие в двухдневном штурме Варшавских укреплений, за что был награждён императорской короной к ордену св. Анны 1-й степени. Также он за кампанию против поляков был награждён польским знаком отличия за военное достоинство (Virtuti Militari) 2-й степени

С 6 декабря 1831 года Олферьев командовал 1-й бригадой 1-й лёгкой кавалерийской дивизии с оставлением при прежней должности. 20 января 1832 года назначен состоять по кавалерии, с увольнением в отпуск до излечения болезни.

По выздоровлении Олферьев в 1835 году был произведён в генерал-лейтенанты и занимал должность начальника запасных кавалерийских войск. В 1839 году награждён орденом св. Владимира 2-й степени, в 1845 году получил орден Белого орла и в 1850 году — орден Святого Александра Невского.

в 1851 году произведён в генералы от кавалерии. Не ранее 1856 года он был зачислен в запасные войска и скончался 26 ноября 1864 года.

Олферьев был женат на дочери бригадира Василия Ивановича Обухова Софье Васильевней, их дети: сыновья Михаил, Василий, Сергей и Виктор, дочери Мария, Екатерина, София, Варвара, Анна, Александра и Ольга.

Источники

  • Бобровский П. О. История лейб-гвардии Уланского Её Величества полка. Приложения ко II тому. — СПб., 1903
  • Волков С. В. Генералитет Российской империи. Энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II. Том II. Л—Я. — М., 2009
  • Исмаилов Э. Э. Золотое оружие с надписью «За храбрость». Списки кавалеров 1788—1913. — М., 2007
  • Список генералам по старшинству. Исправлено по 17 февраля. СПб., 1856
  • Степанов В. С., Григорович П. И. В память столетнего юбилея императорского Военного ордена Святого великомученика и Победоносца Георгия. (1769—1869). — СПб., 1869

Напишите отзыв о статье "Олферьев, Павел Васильевич"

Отрывок, характеризующий Олферьев, Павел Васильевич

– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.