Ольга Фёдоровна

Великая княгиня Ольга Фёдоровна (Цецилия Баденская) Cäcilie Auguste von Baden<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Великая княгиня Ольга Фёдоровна, портрет кисти Ф. К. Винтерхальтера</td></tr>
Великая княгиня
1857 — 1891
(под именем Ольга Фёдоровна)
Рождение:	20 сентября 1839(1839-09-20) Карлсруэ, Баден
Смерть:	12 апреля 1891(1891-04-12) (51 год) Харьков, Российская империя
Род:	Церингены, Романовы
Отец:	Леопольд Баденский
Мать:	София Вильгельмина Шведская
Супруг:	Михаил Николаевич
Дети:	Николай, Анастасия, Михаил, Георгий, Александр, Сергей, Алексей

Ольга Фёдоровна (урождённая Цецилия Августа, принцесса и маркграфиня Баденская; 20 сентября 1839, Карлсруэ, Баден — 12 апреля 1891, Харьков, Российская империя) — российская великая княгиня, супруга великого князя Михаила Николаевича.

Младшая дочь великого герцога Леопольда Баденского и Софии Вильгельмины Шведской, племянница императрицы Елизаветы Алексеевны.

Биография

Принцесса Цецилия выросла в спартанских условиях, о чём никогда не сожалела. Её отец был строг к своим детям, но мягок к подданным. Его считали первым немецким правителем, проводившим в своем государстве либеральные реформы. Все это наложило определённый отпечаток на мировоззрение будущей великой княгини.

Великая княгиня Ольга Фёдоровна имела сильный темпераментный характер и обладала острым умом. Своим острым язычком она доставила немало неприятных минут Александру III и императрице Марии Фёдоровне. Особенно её возмутило решение императора ограничить круг великих князей, в который не попадали её собственные внуки. Александр III как-то с досадой сказал о ней:

Ольгу Фёдоровну все признают умною женщиной. В чём же выражается этот ум? Сплетничает и читает пустейшие романы, а никаким серьёзным делом заниматься не хочет.

—

Ольга Фёдоровна, единственная из всей семьи, не имела никаких государственных или общественных обязанностей, посвятив себя детям и мужу. Своему супругу она стала не только любящей женой, но и верным и мудрым соратником. Почти 20 лет семья прожила на Кавказе. Помимо официальных обязанностей как супруги императорского наместника, Ольга Фёдоровна оказывала всяческую поддержку Михаилу Николаевичу, который осуществлял руководство реформами императора Александра II в Грузии. За воспитанием и образованием детей мать строго следила, требуя полного подчинения. Единственную дочь Анастасию родители по своему решению выдали замуж за наследника великогерцогского престола Мекленбург-Шверина, не спросив её мнения. На повзрослевших сыновей великой княгине повлиять не удалось. Они устроили свою судьбу по собственному усмотрению. Большим ударом для Ольги Фёдоровны стала женитьба сына Михаила на графине Софии Меренберг в феврале 1891 года. В марте того же года великая княгиня послушалась врачей и поехала поправить расстроенное здоровье в Крым. Телеграмму, извещавшую о заключении брака, Ольге Фёдоровне вручили на железнодорожной станции в Харькове, где делал короткую остановку поезд. Сообщение о браке так потрясло великую княгиню, что у неё начался сердечный приступ. Ольга Фёдоровна умерла в Харькове 12 апреля 1891 года в возрасте 51 года. Похоронена в Петропавловском соборе.

Брак и дети

28 августа 1857 года она вышла замуж за Михаила Николаевича (1832—1909), младшего сына российского императора Николая I. Для этого Цецилия Августа перешла в православие и получила имя Ольги Федоровны и титул великой княгини. У супругов было 7 детей:

• Николай (1859—1919)
• Анастасия (1860—1922)
• Михаил (1861—1929)
• Георгий (1863—1919)
• Александр (1866—1933)
• Сергей (1869—1918)
• Алексей (1875—1895).

Супруги по материнским линиям были братом и сестрой в пятом колене, их общим предком был Людвиг VIII (ландграф Гессен-Дармштадта). В Доме Романовых, как во многих европейских династиях, дальнее родство супругов было обычным явлением.

Благотворительная деятельность

Не занимая никаких государственных должностей, Ольга Фёдоровна большое внимание уделяла благотворительности, особенно в области женского образования.

В 1864 году великая княгиня Ольга Фёдоровна в Тифлисе, в значительной степени на личные средства, организовала женское училище I-го разряда, позднее переименованное в Первую Тифлисскую Великой княгини Ольги Фёдоровны женскую гимназию. Позднее появилась и прогимназия.

При участии Ольги Фёдоровны существовала и первая осетинская школа для девочек. Созданная в 1866 году протоиреем Алексеем Колиевым во Владикавказе, позднее по распоряжению председателя «Общества восстановления христианства на Кавказе» великого князя Михаила Николаевича школа была преобразована и принята под покровительство великой княгини Ольги Фёдоровны. Школа стала именоваться Осетинским Ольгинским приютом.

В 1884 году в Санкт-Петербурге Ольга Фёдоровна стала покровительницей новой Александровской мужской больницы (ныне городская психиатрическая больница № 7).

Ольга Фёдоровна стала покровительницей бесплатной лечебницы (приюта) на десять кроватей для «недостаточных посетителей Вод» в Пятигорске. Сама лечебница получила название Святой Ольги.

Из дневника А.Половцева"Я защищаю память Ольги Федоровны от обвинений толпы. Она исполняла свой долг и была лишь невоздержанна на язык. Выражаю мысль, что полезно было бы собрать её письма и в особенности письма королеве Виртембергской, а то, прибавляю, они появятся когда-нибудь как письма императрицы Елизаветы Алексеевны. Она восхищается этою личностью и сравнивает её с покойною императрицею Мариею Александровною, которая была ей племянницею."

Шеф полков

Великая княгиня Ольга Фёдоровна была шефом 21й артиллерийской Её Императорского Высочества Великой княгини Ольги Фёдоровны бригады.

Увековечение памяти

Имя княгини было присвоено селу Ольгинское (ныне Правобережный район Северной Осетии). Именем княгини названо немецкое селение Ольгафельд [Ольговка], основанное в 1864 году в Таврической губернии Мелитопольского уезда Рогачикской волости на землях принадлежащих Великому князю Михаилу Николаевичу

В честь великой княгини Ольги Фёдоровны была названа одна из улиц Тифлиса — Ольгинская (в советское время — Ленина, ныне Костава), а также Баку — Ольгинская (в советское время — Джапаридзе (с 1929 г.), ныне — Мамед Эмина Расулзаде).

Литература

• Пчелов Е. В. Романовы. История династии. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2004.
• Григорян В. Г. Романовы. Биографический справочник. — М.: АСТ, 2007.

Отрывок, характеризующий Ольга Фёдоровна

– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.