Ольденбургская династия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ольденбургская династия
дат. Oldenborgske slægt
нем. Haus Oldenburg
Титулы: Короли Дании, Швеции, Норвегии
Основатель: Эгильмар I
Нынешний глава: Кристоф (герцог Шлезвиг-Гольштейнский)
Младшие
линии:
Гольштейн-Готторпы, Глюксбурги, Августенбургский дом, Ольденбургские

Ольденбургский дом (дат. Oldenborgske slægt, нем. Haus Oldenburg) — династия немецкого происхождения, ветви которой царствовали в различных странах Европы. Прямая линия Ольденбургов царствовала в Дании с 1448 по 1863, до 1523 года в личную унию с Данией входили Швеция и Норвегия (Кальмарская уния), до 1814 — только Норвегия (Датско-норвежская уния). К младшим ветвям Ольденбургского дома принадлежат, в частности, все Романовы с 1762 года, Гольштейн-Готторпская династия шведских королей (правила в 1751—1818 гг.), датский, норвежский и греческий правящий род Глюксбургов, а через греческих Глюксбургов — британская линия Маунтбеттен-Виндзоров, которая вступит на престол в лице детей и внуков Елизаветы II.





История династии

История династии начинается с рода немецких графов Ольденбурга, графства в Северной Германии. Первым известным предком Ольденбургского великогерцогского дома был упоминаемый в летописях за 1091 год Эгильмар, граф Леригау (ум. 1108). Его прямой потомок стал графом Ольденбурга, находящегося на северо-западе Германии на побережье Северного моря. Стремительное возвышение этой семьи началось в XV веке, когда потомок Эгильмара, граф Дитрих Счастливый (ум. 1440), женился на дочери герцога Герхарда VI Шлезвиг-Голштинского Гедвиги (ум. 1436). Их старший сын Христиан (ум. 1481) был при содействии своего дяди герцога Адольфа VIII Шлезвиг-Голштинского избран в 1448 году королём Дании, в 1450 — Норвегии, а по смерти Адольфа в 1460 году — правителем его герцогства; он положил начало датской королевской линии, которая пресеклась в 1863 году со смертью короля Фредерика VII.

Средняя линия, основанная братом датского короля Фредерика II, герцогом Иоанном (ум. 1622), получила название Гольштейн-Зондербургской. В свою очередь, она распалась в XVII в. на две ветви: Августенбургскую и Глюксбург-Бекскую. Один из представителей этой линии, принц Пётр Гольштейн-Бекский (1698—1775) стал российским генерал-фельдмаршалом.

Его же потомок в 1863 г. унаследовал датский престол под именем короля Христиана IX. Сегодня Данией правит праправнучка Христиана IX, Королева Маргарета II. Сын Христиана, Георг, в 1862 г. получил греческий королевский престол. Глюксбурги правили Грецией до свержения монархии в 1974 г. Мать последнего российского императора Николая II, императрица Мария Феодоровна, была дочерью Короля Христиана IX.

Глюксбургская ветвь Ольденбургского дома в 1905 г. взошла также и на Норвежский престол, на котором в лице короля Харальда V находится и поныне.

За средней Ольденбургской линией идет младшая Гольштейн-Готторпская линия. Основателем её был герцог Адольф (ум. 1586 г.), сын короля Дании Фридриха I. Эта ветвь владела землями в Голштинии, и столицей её владений был город Киль. Герцоги Гольштейн-Готторпские постоянно конфликтовали с Данией из-за своих владений. Они всегда были в династическом союзе со Швецией — противницей датских королей. Поражение короля Швеции Карла XII в Северной войне против России и создание Петром I Российской империи заставили племянника Карла XII, герцога Карла Фридриха Гольштейн-Готторпского (1702—1739), бывшего также одним из наследников шведской короны, заключить союз с Россией.

В 1725 г. Карл Фридрих женился на дочери императора Петра I цесаревне Анне Петровне. От этого брака у него был единственный сын Карл Петр Ульрих, ставший в 1741 г. по повелению своей тётки императрицы Елизаветы Петровны наследником русского престола[1] под именем Петра III. Став императором, Карл-Пётр-Ульрих вызвал в Россию своего двоюродного дядю Принца Георга Людвига (1719—1763). Он ранее служил в армии короля Пруссии Фридриха Великого в чине генерал-майора и был кавалером Ордена Чёрного Орла. Во время Семилетней войны он воевал против России. В 1761 г. Принц Георг Людвиг уволился с прусской службы и вернулся в Голштинию. При Петре III началась стремительная карьера этого голштинского принца. Государь присвоил ему титул императорского высочества и звание генерал-фельдмаршала. Во время переворота 1762 г. Георг Людвиг был арестован и через несколько дней выслан в Германию. Впрочем, императрица милостиво обошлась с принцем (она приходилась ему племянницей); он был назначен штатгальтером Голштинии и получил 150000 рублей.

После смерти Петра III в 1762 году императрица Екатерина II в 1767 году отказалась от прав Великого князя Павла Петровича на наследование в Шлезвиг-Голштинии и после его вступления на Российский престол и до 1917 года Россией правила Гольштейн-Готторпская линия дома Ольденбургов, принявшая имя национальной династии Романовых.

Кроме русской линии существовала и младшая ветвь Гольштейн-Готторпского дома. Её родоначальником был принц Христиан Август. Дочь его Иоганна Елизавета (1720—1760) стала женой ангальтского князя Христиана-Августа и была матерью российской императрицы Екатерины II. Сын же Христиана Августа, принц Адольф Фредрик в 1751 году стал королём Швеции. Однако Гольштейн-Готторпы недолго царствовали в шведском королевстве. Внук Адольфа Фредерика, король Густав IV Адольф, втянув Швецию в войну против России в 1808 г., проиграл её и потерял Финляндию. В марте 1809 г. он был свергнут армией и выслан из страны. Шведским королём стал его бездетный дядя Карл XIII, после смерти которого в 1818 г. на шведский престол вступил французский маршал Бернадотт. Его династия и ныне правит в Швеции.

Гольштейн-Готторпы получили в управление в 1773 г. также и графство Ольденбург, преобразованное в герцогство. Брат шведского короля Адольфа Фредерика, Принц Фридрих Август (1711—1785), и стал первым правящим герцогом Ольденбурга. В 1773 г. российский престолонаследник цесаревич Павел Петрович, будущий Павел I получил от Дании за свой отказ на право владения герцогством Шлезвиг-Гольштейн герцогство Ольденбург. В свою очередь Павел передал это владение принцу Фридриху Августу, ставшему герцогом Ольденбургским. После Фридриха Августа герцогством правил его сын Вильгельм (ум. 1829 г.), но из-за его недееспособности регентом при нём стал его двоюродный брат принц Петр (1755—1829).

У Петра был брат Вильгельм Август (1753 −1774). Оба они воспитывались при русском дворе под руководством императрицы Екатерины Великой. Принцы состояли на российской военной службе. Однако Вильгельм Август, служивший на флоте, трагически погиб, утонув в 1774 г. в Ревельской бухте. Пётр, служа в сухопутных войсках, был участником русско-турецкой войны 1787—1792 гг. По прошествии революций и наполеоновских войн, сотрясавших Европу, в 1823 г. Принц Петр унаследовал Ольденбург, ставший с 1814 г. Великим Герцогством. Женат Великий Герцог был на Принцессе Фридерике Вюртембергской (1765—1785), родной сестре императрицы Марии Феодоровны, супруги Павла I. От этого брака у Петра было двое сыновей — Павел Фридрих Август (1783—1853) и Пётр Фридрих Георг (1784—1812). Оба брата получили образование в Лейпцигском университете.

Последний из них в России носил имя принца Георгия Ольденбургского и стал основателем ветви русских принцев Ольденбургских. С 1808 г. он вместе с братом служил в русской армии в чине генерал-майора. Ненависть к Наполеону сблизила Георгия с двором вдовствующей императрицы Марии Феодоровны, которая и выдала в 1809 г. за него дочь великую княжну Екатерину Павловну. Принц стал генерал-губернатором Твери, Новгорода и Ярославля и получил должность Главноуправляющего путями сообщения. Резиденцией принца и его супруги стал Тверской путевой дворец. Образованная, вмешивающаяся в политику Екатерина Павловна создала там небольшой двор, который привлекал многих известных людей своего времени, в том числе и Н. М. Карамзина.

С началом войны 1812 г. Принц Георгий вместе с женой деятельно участвовал в формировании народного ополчения. Принц также занимался и благоустройством госпиталей. Он часто посещал раненых и во время одного из осмотров заразился лихорадкой. Болезнь была смертельна и 15 декабря 1812 года принц Георгий скончался, оставив сиротами двоих сыновей. Его младший сын принц Пётр Георгиевич (1812—1881) родился 14 августа 1812 г. в Санкт-Петербурге и в младенчестве воспитывался при дворе императрицы Марии Феодоровны. После второго брака матери (ставшего женой короля Вюртемберга) Пётр с братом Александром (1810—1829) отправился в Германию в Штутгарт.

После смерти матери Пётр оказался в Ольденбурге, у деда — великого герцога. Пётр получил, кроме военного, юридическое образование. Ему преподавали русскую историю, он свободно владел языками, знал греческий и латинский. В дальнейшем Принц Пётр Георгиевич получил ученую степень доктора права. Когда Греция свергла многовековое османское иго, был выдвинут вопрос о кандидатуре Петра Ольденбургского на греческий Престол. Но Королём эллинов ему стать не пришлось. Император Николай I вызвал в 1830 г. племянника на службу в Россию. Числившийся ещё от рождения в рядах лейб-гвардии Преображенского полка, принц в декабре 1830 г. был назначен командиром батальона преображенцев. Затем он временно командовал и Преображенским полком. В армии Пётр дослужился до чина генерала от инфантерии и в 1841 г. перешёл на гражданскую службу. В 1834 г. он стал сенатором, в 1836 г. членом Государственного Совета, в 1842 г. — председателем Департамента гражданских и духовных дел. Принц в 1841—1859 гг. являлся президентом Вольного Экономического Общества, а с 1860 г. возглавлял ведомство императрицы Марии. Император Николай I высоко оценил деятельность своего племянника. В 1845 г. царь пожаловал принцу Ольденбургскому титул императорского высочества. Благодаря попечению и заботам принца Петра было создано Училище правоведения. В 1889 г., уже после смерти Петра Георгиевича, на Литейном проспекте в Санкт-Петербурге был установлен в его честь памятник.

От брака с принцессой Терезией Нассауской (1817—1871) принц Пётр имел восьмерых детей, среди них дочь Александру Петровну (1838—1900), ставшую женой великого князя Николая Николаевича Старшего, сына императора Николая I, и сыновей — принцев Николая (1840—1886), Александра (1844—1932), Георгия (1848—1871) и Константина (1850—1906).

После революции 1917 г. принц Александр Петрович Ольденбургский вместе с семьей эмигрировал во Францию, где и умер в 1932 г. От брака с княгиней Евгенией Максимилиановной Романовой, герцогиней Лейхтенбергской (внучкой Николая I) принц имел единственного сына — принца Петра Александровича (1868—1924). С 1901 г. он был женат на дочери императора Александра III Великой Княгине Ольге Александровне (ум. 1960 г.). Брак этот был бездетным и неудачным. Супруги развелись в 1916 г.

Пётр Александрович Принц Ольденбургский в чине генерал-майора командовал полком стрелков императорской фамилии. После февраля 1917 г. он ушёл в отставку и поселился в своем имении в Воронежской губернии. С началом красного террора вместе с отцом и матерью бежал во Францию. Там он жил в Париже и на ферме под Байоной. Принц занимался литературой и под псевдонимом «Пётр Александров» публиковал рассказы из народного быта. Писатель Иван Бунин в эмиграции часто общался с принцем Ольденбургским и после его смерти от туберкулёза в 1924 г. написал о нём очерк.

Младший брат принца Александра Ольденбургского, Константин Петрович, в 1882 г. женился морганатическим браком на княгине Агриппине Константиновне Дадиани, урождённой Джапаридзе (1855—1926). Его потомство получило титул графов фон Зарнекау.

Гольштейн-Готторпская ветвь Ольденбургского дома представлена потомками великого герцога Павла Фридриха Августа, старшего брата основателя русской линии принца Георгия. Павел Фридрих Август был женат трижды и от своих браков оставил четверых детей. У него было два сына: Петр (1827—1900) и Антон Гюнтер Элимар (1844—1894). Последний в 1876 году заключил морганатический брак с баронессой Наталией Фогель фон Фрезенгоф (1854—1937) — дочерью барона Густава Фрезенгофа и Александры Николаевны Гончаровой, сестры жены А. С. Пушкина Натальи Николаевны. Дети Антона Гюнтера Элимара получили титул графов Вельсбург.

Если не учитывать проживающих в России потомков графов фон Зернекау, графов Вельсбург, а также Александра Максимилиана барона фон Шлезвиг, получившего титул в результате брака с герцогиней Рикса Мария Аликс Кира Альтбург фон Гольштейн-Готторп, с кончиной Петра Александровича принца Ольденбургского русская линия Ольденбургского дома пресеклась.

После смерти в 1853 г. великого герцога Павла Фридриха Августа его старший сын Петр взошёл на престол под именем Петра II. Супругой великого герцога Петра II была принцесса Елизавета Саксен-Альтенбургская (1826—1896). Её сестра Александра стала женой сына императора Николая I, великого князя Константина Николаевича. Старший сын Петра II, Фридрих Август в 1900 г. стал последним правящим великим герцогом Ольденбурга. В 1918 г. во время ноябрьской революции, монархия в Ольденбурге, как и повсюду в Германии, прекратила своё существование. Женат Фридрих Август был дважды. Первая его супруга, Елизавета Анна, принцесса Прусская, умерла в 1895 г., оставив одну единственную дочь Софию Шарлотту (1879—1964). Овдовев, он женился на дочери правящего великого герцога Мекленбург-Шверинского Фридриха Франца II, Елизавете (1869—1955). От этого брака родились Николай (1897—1970), Ингеборг (1901—1996) и Альтбурга (1903—2001).

После смерти отца в 1931 году Николай стал главой великогерцогского дома. Женат Николай был дважды. Но все его девять детей родились от его первого брака с Еленой, принцессой Вальдек-Пирмонтской (1899—1948): Антон Гюнтер (1923 - 2014), Рикса Елизавета Батильда (1924—1940), Пётр (р. 1926 г.), Эйлика (1928 - 2016), Эгилмар (1934 - 2013), Фридрих Август (р. 1936 г.), Альтбурга (р. 1938 г.), Хуно (р. 1940 г.), Иоганн (р. 1940 г.).

По состоянию на 2016 год главой великогерцогского Ольденбургского дома является единственный сын Антона Гюнтера, герцог Христиан ( р. 1955 г.). Герцог Антон-Гюнтер был женат на принцессе Амелии (1923 - 2016), представительнице богатого княжеского рода Левенштейн-Верхейм-Фройденберг. У Антона Гюнтера и Амелии Ольденбургских родились двое детей, нынешний глава Ольденбургского дома герцог Христиан (р. 1955 г.) и принцесса Елена (р. 1953 г.).

Старшая линия в Дании

Старшая линия в Прибалтике

Линия Глюксбург в Дании

Линия Глюксбург в Норвегии

Линия Глюксбург в Греции

См. также

Напишите отзыв о статье "Ольденбургская династия"

Примечания

  1. Евгений ЕЛЬЯНОВ [his.1september.ru/articlef.php?ID=200303104 Романовы и Ольденбурги]

Литература


Отрывок, характеризующий Ольденбургская династия

– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.