Ольденбургский, Александр Петрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
принц Александр Петрович Ольденбургский

Принц А. П. Ольденбургский — верховный начальник санитарной и эвакуационной части. Цинкография. 1910-е гг.
Дата рождения

2 июня 1844(1844-06-02)

Место рождения

Санкт-Петербург

Дата смерти

16 сентября 1932(1932-09-16) (88 лет)

Место смерти

Биарриц, Франция

Звание

генерал от инфантерии

Сражения/войны

Русско-турецкая война (1877—1878)
Первая мировая война

Награды и премии

Золотое оружие «За храбрость»

Принц Алекса́ндр Петро́вич Ольденбу́ргский (21 мая 1844 — 6 сентября 1932) — русский генерал от инфантерии (с 1895), генерал-адъютант, сенатор, член Государственного совета.





Биография

Принц Александр Фридрих Константин (Александр Петрович) родился 21 мая по юлианскому календарю 1844 года и был четвёртым ребёнком и вторым сыном в семье принца Петра Георгиевича Ольденбургского и принцессы Терезии, урождённой Нассауской. По линии отца — правнук императора Павла I. Получил домашнее образование, затем прослушал полный курс в Училище правоведения.

Одной из главнейших его заслуг считается открытие Института Экспериментальной Медицины в Петербурге. Также он основал первый на Кавказском побережье Гагрский климатический курорт.

В 1870—1876 гг. командир лейб-гвардии Преображенского полка.

В 1876—1880 гг. командовал 1-й бригадой 1-й гвардейской дивизии — так называемой «Петровской бригадой», состоявшей из Преображенского и Семёновского полков. Участник русско-турецкой войны в 1877-78 гг. в чине генерал-майора. В 1885—1889 гг. командовал гвардейским корпусом.

Оппозиционный политик В. П. Обнинский в своём антимонархическом сочинении писал, что «ретивый принц тщетно старался искоренить» гомосексуализм в военном быту[1].

С 1895 года — генерал от инфантерии и генерал-адъютант свиты Его Императорского Величества. С 1896 года — сенатор, член Государственного совета. (И. Е. Репин изобразил принца на картине «Торжественное заседание Государственного совета», которая находится в Русском музее.)

В 1897 году состоял председателем Противочумной комиссии. В 1898 году по его представлению на имя Императора для оборудования особой вполне изолированой противочумной лаборатории был выделен Кронштадтский форт «Император Александр I». Занимался просветительской деятельностью. Создатель абхазского курорта Гагра. Создатель в 1890 году и попечитель Императорского института экспериментальной медицины (ныне институт имени И. П. Павлова), попечитель Петербургского Императорского училища правоведения, приюта принца Петра Георгиевича Ольденбургского.

С 3 сентября 1914 года занимал только что учреждённую должность верховного начальника санитарной и эвакуационной части. Ему была вверена вся полнота власти на фронте и в тылу над лечебными, санитарными и эвакуационными учреждениями. Организовывал санитарное дело в действующей армии, привлекая к работе неправительственные организации, в том числе Российское общество Красного Креста. Его резиденция размещалась в особом железнодорожном поезде, который разъезжал по тылам фронта.

Высочайшим рескриптом от 25 декабря 1916 года (ст. ст.) ему были пожалованы бриллиантами украшенные соединённые портреты Александра II, Александра III и Николая II для ношения на Андреевской ленте; рескрипт, значительно более пространный, чем аналогичные, в частности, гласил: «<…> Поистине велики заслуги Ваши и обильны плоды такой неутомимой Вашей деятельности. Блестящее санитарное состояние наших армий и Империи, успехи в деле эвакуации раненых и больных, правильно поставленное лечение их, изыскание новых продуктов питания, изготовление в России медикаментов и связанная с этим новая отрасль отечественной промышленности, и многое другое свидетельствуют о плодотворности забот Ваших, сохранивших России тысячи дорогих ей жизней. Ни громадность поставленных Вам на разрешение задач, ни встреченные по пути затруднения, ни наконец почтенные уже лета Ваши, не могли умалить присущего Вам благородного порыва, который Вы неизменно вносите во всякое принятое на себя дело. Признательная Россия и доблестная армия не забудут трудов Ваших. <…>»[2]

После революции в феврале 1917 года, 22 марта 1917 года был уволен от службы Временным правительством по прошению с мундиром.

Осенью 1917 года эмигрировал во Францию, где поселился в Биаррице. С 6 августа 1921 года — почётный председатель Союза преображенцев. В 1929 году в Биаррице его навестил И. П. Павлов.

Умер в 1932 году. Похоронен в Биаррице на берегу Атлантики.

Его девизом было : «The right man on the right place», что в переводе означает: «Нужный человек в нужном месте».К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3230 дней]

Брак и потомство

7 (19) января 1868 года в Санкт-Петербурге сочетался браком с внучкой императора Николая I — светлейшей княжной Евгенией Максимилиановной Рома́новской, герцогиней Лейхтенбергской (18451925), своей троюродной сестрой (супруги были правнуками Павла I).

Имел от брака единственного ребёнка:

Военные чины и звания

Награды

Иностранные

Упоминания в литературе

Одна глава повести Ф. Искандера «Сандро из Чегема» посвящена встрече Сандро с принцем Ольденбургским. В главе нет почти никаких исторических неточностей.

А. Ф. Кони[5] описывает принца как человека, «в котором добрые намерения перекрещивались с бешеными порывами и попытки принести пользу — с безжалостными проявлениями грубейшего насилия».

Напишите отзыв о статье "Ольденбургский, Александр Петрович"

Примечания

  1. [Обнинский В. П.] Послѣдній Самодержецъ. Очеркъ жизни и царствованія императора Россіи Николая II-го — Eberhard Frowein Verlag, Berlin, [1912] (год и автор не указаны; в книге нет ссылок на источники сведений), стр. 33.
  2. «Правительственный Вѣстникъ». 29 декабря 1916 (11 января 1917), № 278, стр. 1.
  3. Список генералам по старшинству. СПб 1914 г.
  4. Список генералам по старшинству. СПб 1906 г.
  5. Кони А. Ф. [az.lib.ru/k/koni_a_f/text_0660.shtml Воспоминания о деле Веры Засулич] / А. Б. Амелин. — Избранные произведения. — М.: Гос. изд-во юридической литературы, 1959. — Т. 2. — С. 7-247. — 536 с. — 75 000 экз.

Ссылки

  • На Викискладе есть медиафайлы по теме Ольденбургский, Александр Петрович
  • [www.hrono.info/biograf/bio_o/oldenburgski.html На сайте Хронос]
  • [people.h15.ru/pub/a13987.php Вадим Черных. Третье поколение российской ветви Ольденбургского герцогского дома]
  • [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=397 Ольденбургский, Александр Петрович] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»

Отрывок, характеризующий Ольденбургский, Александр Петрович

– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.