Ольмедо, Алекс

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Алекс Ольмедо
Место проживания Лос-Анджелес, США
Завершение карьеры 1977
Рабочая рука правая
Одиночный разряд
Наивысшая позиция 2 (1959)
Турниры серии Большого шлема
Австралия победа (1959)
Франция 2-й круг (1972)
Уимблдон победа (1959)
США финал (1959)
Парный разряд
Турниры серии Большого шлема
Австралия 1/2 финала (1959)
Уимблдон 3-й круг (1959, 1968)
США победа (1958)
Завершил выступления

Луис Алехандро (Алекс) Родригес Ольмедо (исп. Luis Alejandro "Alex" Rodriguez Olmedo; род. 24 марта 1936, Арекипа, Перу) — перуанский и американский теннисист и теннисный тренер, вторая ракетка мира в 1959 году. Победитель трёх турниров Большого шлема в одиночном и мужском парном разряде, победитель чемпионата США среди профессионалов (1960), обладатель Кубка Дэвиса (1959) в составе сборной США. Член Международного зала теннисной славы с 1987 года.





Биография

Алехандро Ольмедо родился в 1936 году в перуанском городе Арекипа в семье теннисного тренера. Свои первые уроки игры в теннис он получил от отца, и в 1953 году, в 17 лет, уже был лучшим теннисистом Перу. В это время возглавлявший Теннисную федерацию Перу Хорхе Артен пригласил для него из США тренера Стэнли Сингера. Сингер, быстро оценив потенциал молодого теннисиста, посоветовал ему перебраться в США, где он сможет развиваться дальше. В начале 1954 года Ольмедо отправился в Лос-Анджелес. Его тренером на новом месте стал Джо Чанчи. Позже талантливым перуанцем заинтересовался тренер Университета Южной Калифорнии Джордж Толи, который для начала определил его в начальный колледж Модесто. Там Ольмедо учился, работал на консервном заводе и продолжал играть в теннис, а в 1956 году поступил в Университет Южной Калифорнии[1].

За годы учёбы в университете Ольмедо два раза становился чемпионом NCAA в одиночном и столько же — в парном разряде[2]. В 1958 году Перри Джонс, наиболее влиятельный человек в калифорнийском теннисе, был назначен капитаном сборной США в Кубке Дэвиса и с самого начала взял курс на включение Ольмедо, не бывшего гражданином США, в состав сборной. Это стало возможным благодаря отсутствию в Перу национальной команды, участвовавшей в розыгрыше Кубка Дэвиса[3].

В конце 1958 года Ольмедо на чемпионате США дошёл до финала в мужском и смешанном парном разряде, победив с Хэмом Ричардсоном и проиграв с Марией Буэно. На Рождество того же года сборная США играла в финале Кубка Дэвиса с командой Австралии, к тому моменту завоёвывавшей этот трофей четыре раза подряд. При более чем сорокаградусной влажной жаре, царившей в Брисбене, Джонс принял решение поберечь страдавшего от диабета Ричардсона, бывшего первой ракеткой сборной, для парной игры и поставил на встречи в одиночном разряде Ольмедо. Тот выиграл оба своих поединка и парную игру с Ричардсоном (при счёте 10-12, 3-6, 16-14, 6-3, 7-5 ставшую одной из самых длинных за всю историю турнира), завоевав Кубок Дэвиса для США. В Перу он стал после этого национальным героем, и президент Мануэль Прадо наградил его Спортивным лавровым венком Перу[3].

Ольмедо развил свой успех в первой половине 1959 года, выиграв сначала чемпионат Австралии, а затем Уимблдонский турнир. В Австралии он был посеян под вторым номером и дошёл до финала, выиграв три пятисетовых поединка подряд (в том числе отыгравшись из сцёта 0-2 по сетам в четвертьфинале против Ульфа Шмидта). В финале он в четырёх сетах победил посеянного первым австралийца Нила Фрейзера и на Уимблдоне уже сам возглавил турнирную сетку. На этом турнире он потерял за семь кругов только два сета, в финале победив в трёх сетах несеяного молодого австралийца Рода Лейвера. На чемпионате США, где Ольмедо был также посеян под первым номером, он потерял два сета в первых пяти кругах, но в полуфинале столкнулся с упорным сопротивлением американца Рона Холмберга, которое сумел сломить только в пяти сетах; после этого он уже не смог противостоять Фрейзеру в финале[4].

Однако эти несомненные успехи чередовались в игре Ольмедо с труднообъяснимыми провалами. Один из них последовал вскоре после победы на Уимблдоне: на чемпионате США на грунтовых кортах Ольмедо с разгромным счётом проиграл малоизвестному южноафриканскому теннисисту Эйбу Сегалу. Он выглядел настолько плохо, что его проигрыш выглядел намеренным; в итоге он был отстранён от игры в парном разряде, а Ассоциация лаун-тенниса Соединённых Штатов (USLTA) пригрозила ему дисквалификацией. На матче раунда вызова Кубка Дэвиса против австралийцев Ольмедо проиграл две встречи из трёх, пресса писала, что он «просто отбывал номер», и его объявили главным виновником итогового поражения. Журнал Sports Illustrated в качестве причин нестабильной игры Ольмедо называл его беспечность и обидчивый характер, иногда заставлявший его проигрывать назло публике и организаторам[1]. Сам Ольмедо, однако, как минимум в своём поражении на чемпионате США на теннисных кортах винил USLTA, заставившую его лететь в Америку и играть на грунтовых кортах сразу после победы на травяных газонах Уимблдона[2].

По итогам 1959 года Ольмедо занял второе место в ежегодном рейтинге десяти лучших теннисистов мира, публикуемом газетой Daily Telegraph, и в 1960 году перешёл в профессиональный теннис. В первый же год в этом ранге он стал победителем чемпионата США среди профессионалов в одиночном и парном разряде[4]. В 1962 году, после окончания учёбы в университете, Ольмедо присоединился к профессиональному теннисному туру Джека Креймера, но всего через год ушёл из него, устав от непрерывных переездов[3].

В 1965 году Ольмедо закончил регулярные выступления в профессиональных турнирах и занял должность теннисного тренера в Beverly Hills Hotel. Среди клиентов, которым он давал уроки, были актёры Кэтрин Хепбёрн, Роберт Дюваль и Чеви Чейз[4]. Ольмедо проработал в гостинице более тридцати лет; после начала Открытой эры в теннисе, когда профессионалы были допущены на ранее исключительно любительские турниры, он возобновил участие в них и выступал с невысокой частотой вплоть до 1977 года[5]. В 1987 году его имя было включено в списки Международного зала теннисной славы[4].

Финалы турниров Большого шлема за карьеру

Одиночный разряд (2-1)
Результат Год Турнир Покрытие Соперник в финале Счёт в финале
Победа 1959 Чемпионат Австралии Трава Нил Фрейзер 6-1, 6-2, 3-6, 6-3
Победа 1959 Уимблдонский турнир Трава Род Лейвер 6-4, 6-3, 6-4
Поражение 1959 Чемпионат США Трава Нил Фрейзер 3-6, 7-5, 2-6, 4-6
Мужской парный разряд (1-1)
Результат Год Турнир Покрытие Партнёр Соперники в финале Счёт в финале
Победа 1958 Чемпионат США Трава Гамильтон Ричардсон Сэмми Джаммалва
Барри Маккей
3-6, 6-3, 6-4, 6-4
Поражение 1959 Чемпионат США Трава Бутч Бухгольц Нил Фрейзер
Рой Эмерсон
6-3, 3-6, 7-5, 4-6, 5-7
Смешанный парный разряд (0-1)
Результат Год Турнир Покрытие Партнёрша Соперники в финале Счёт в финале
Поражение 1958 Чемпионат США Трава Мария Буэно Маргарет Осборн-Дюпон
Нил Фрейзер
3-6, 6-3, 7-9

Участие в финалах турниров «профессионального Большого шлема» за карьеру

Одиночный разряд (1-0)
Результат Год Турнир Соперник в финале Счёт в финале
Победа 1960 Чемпионат США Тони Траберт 7-5, 6-4
Парный разряд (3-2)
Результат Год Турнир Партнёр Соперники в финале Счёт в финале
Победа 1960 Чемпионат США Эшли Купер Панчо Сегура
Тони Траберт
Поражение 1961 Чемпионат Уэмбли Панчо Сегура Кен Розуолл
Лью Хоуд
Поражение 1962 Чемпионат Уэмбли (2) Панчо Сегура Кен Розуолл
Лью Хоуд
Победа 1963 Чемпионат Уэмбли Фрэнк Седжмен Бутч Бухгольц
Барри Маккей
Победа 1964 Чемпионат США (2) Панчо Гонсалес Луис Айяла
Андрес Химено

Финалы Кубка Дэвиса за карьеру

Результат Год Место проведения финала Покрытие Команда Соперники в финале Счёт
Победа 1958 Брисбен, Австралия Трава США
Б. Маккей, А. Ольмедо, Г. Ричардсон
Австралия
М. Андерсон, Э. Купер, Н. Фрейзер
3:2
Поражение 1959 Нью-Йорк, США Трава США
Э. Бухгольц, Б. Маккей, А. Ольмедо
Австралия
Р. Лейвер, Н. Фрейзер, Р. Эмерсон
2:3

Напишите отзыв о статье "Ольмедо, Алекс"

Примечания

  1. 1 2 James Murray. [www.si.com/vault/1959/09/07/606115/olmedo-the-enigma-of-tennis Olmedo: The Enigma of Tennis]. Sports Illustrated (Sepember 7, 1959). Проверено 3 октября 2016.
  2. 1 2 Luis Fernando Llosa. [www.si.com/vault/1998/09/07/248610/alex-olmedo-tennis-champion-september-7-1959 Alex Olmedo, Tennis Champion September 7, 1959]. Sports Illustrated (September 7, 1998). Проверено 3 октября 2016.
  3. 1 2 3 Fernando Dominguez. [articles.latimes.com/1994-07-29/sports/sp-21262_1_alex-olmedo Still a Go-Getter : '59 Wimbledon Champion Alex Olmedo Keeps a Fast Pace as Teacher and Player]. Los Angeles Times (July 29, 1994). Проверено 3 октября 2016.
  4. 1 2 3 4 [www.tennisfame.com/hall-of-famers/inductees/alex-olmedo/ Биография]  (англ.) на официальном сайте Международного зала теннисной славы
  5. Grasso, 2011, p. 210.

Литература

  • Olmedo, Luis Alejandro "Alex", "Chief" // [books.google.ca/books?id=W39oSS7c2xAC&lpg=PP1&pg=PA210#v=onepage&q&f=false Historical Dictionary of Tennis] / John Grasso (Ed.). — Plymouth: Scarecrow Press, 2011. — P. 209-210. — ISBN 978-0-8108-7490-9.

Ссылки

  • [www.tennisfame.com/hall-of-famers/inductees/alex-olmedo/ Биография]  (англ.) на официальном сайте Международного зала теннисной славы
  • [www.tennisarchives.com/player.php?playerid=4264 Результаты в одиночном разряде]  (англ.) в базе данных Tennis Archives
  • [www.itftennis.com/procircuit/players/player/profile.aspx?playerid=10002719 Профиль на сайте ITF]  (англ.)
  • [www.atpworldtour.com/en/players/wikidata/o042/overview Профиль на сайте ATP]  (англ.)
  • [www.daviscup.com/en/players/player.aspx?id=800173332 Профиль на сайте Кубка Дэвиса] (англ.)


Отрывок, характеризующий Ольмедо, Алекс

– Смотрите, чему вы верили! Вот он! Видите ли вы теперь, что не он, а Я двигал вас?
Но, ослепленные силой движения, люди долго не понимали этого.
Еще большую последовательность и необходимость представляет жизнь Александра I, того лица, которое стояло во главе противодвижения с востока на запад.
Что нужно для того человека, который бы, заслоняя других, стоял во главе этого движения с востока на запад?
Нужно чувство справедливости, участие к делам Европы, но отдаленное, не затемненное мелочными интересами; нужно преобладание высоты нравственной над сотоварищами – государями того времени; нужна кроткая и привлекательная личность; нужно личное оскорбление против Наполеона. И все это есть в Александре I; все это подготовлено бесчисленными так называемыми случайностями всей его прошедшей жизни: и воспитанием, и либеральными начинаниями, и окружающими советниками, и Аустерлицем, и Тильзитом, и Эрфуртом.
Во время народной войны лицо это бездействует, так как оно не нужно. Но как скоро является необходимость общей европейской войны, лицо это в данный момент является на свое место и, соединяя европейские народы, ведет их к цели.
Цель достигнута. После последней войны 1815 года Александр находится на вершине возможной человеческой власти. Как же он употребляет ее?
Александр I, умиротворитель Европы, человек, с молодых лет стремившийся только к благу своих народов, первый зачинщик либеральных нововведений в своем отечестве, теперь, когда, кажется, он владеет наибольшей властью и потому возможностью сделать благо своих народов, в то время как Наполеон в изгнании делает детские и лживые планы о том, как бы он осчастливил человечество, если бы имел власть, Александр I, исполнив свое призвание и почуяв на себе руку божию, вдруг признает ничтожность этой мнимой власти, отворачивается от нее, передает ее в руки презираемых им и презренных людей и говорит только:
– «Не нам, не нам, а имени твоему!» Я человек тоже, как и вы; оставьте меня жить, как человека, и думать о своей душе и о боге.

Как солнце и каждый атом эфира есть шар, законченный в самом себе и вместе с тем только атом недоступного человеку по огромности целого, – так и каждая личность носит в самой себе свои цели и между тем носит их для того, чтобы служить недоступным человеку целям общим.
Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.
Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов.


Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»
Именно в то время, когда дела графа так запутались, что нельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год, он неожиданно умер.
Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов.
Кредиторы, так долго молчавшие, будучи связаны при жизни графа тем неопределенным, но могучим влиянием, которое имела на них его распущенная доброта, вдруг все подали ко взысканию. Явилось, как это всегда бывает, соревнование – кто прежде получит, – и те самые люди, которые, как Митенька и другие, имели безденежные векселя – подарки, явились теперь самыми требовательными кредиторами. Николаю не давали ни срока, ни отдыха, и те, которые, по видимому, жалели старика, бывшего виновником их потери (если были потери), теперь безжалостно накинулись на очевидно невинного перед ними молодого наследника, добровольно взявшего на себя уплату.
Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все таки не уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке.
Наташа и Пьер жили в это время в Петербурге, не имея ясного понятия о положении Николая. Николай, заняв у зятя деньги, старался скрыть от него свое бедственное положение. Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю.
Соня вела домашнее хозяйство, ухаживала за теткой, читала ей вслух, переносила ее капризы и затаенное нерасположение и помогала Николаю скрывать от старой графини то положение нужды, в котором они находились. Николай чувствовал себя в неоплатном долгу благодарности перед Соней за все, что она делала для его матери, восхищался ее терпением и преданностью, но старался отдаляться от нее.
Он в душе своей как будто упрекал ее за то, что она была слишком совершенна, и за то, что не в чем было упрекать ее. В ней было все, за что ценят людей; но было мало того, что бы заставило его любить ее. И он чувствовал, что чем больше он ценит, тем меньше любит ее. Он поймал ее на слове, в ее письме, которым она давала ему свободу, и теперь держал себя с нею так, как будто все то, что было между ними, уже давным давно забыто и ни в каком случае не может повториться.
Положение Николая становилось хуже и хуже. Мысль о том, чтобы откладывать из своего жалованья, оказалась мечтою. Он не только не откладывал, но, удовлетворяя требования матери, должал по мелочам. Выхода из его положения ему не представлялось никакого. Мысль о женитьбе на богатой наследнице, которую ему предлагали его родственницы, была ему противна. Другой выход из его положения – смерть матери – никогда не приходила ему в голову. Он ничего не желал, ни на что не надеялся; и в самой глубине души испытывал мрачное и строгое наслаждение в безропотном перенесении своего положения. Он старался избегать прежних знакомых с их соболезнованием и предложениями оскорбительной помощи, избегал всякого рассеяния и развлечения, даже дома ничем не занимался, кроме раскладывания карт с своей матерью, молчаливыми прогулками по комнате и курением трубки за трубкой. Он как будто старательно соблюдал в себе то мрачное настроение духа, в котором одном он чувствовал себя в состоянии переносить свое положение.


В начале зимы княжна Марья приехала в Москву. Из городских слухов она узнала о положении Ростовых и о том, как «сын жертвовал собой для матери», – так говорили в городе.
«Я и не ожидала от него другого», – говорила себе княжна Марья, чувствуя радостное подтверждение своей любви к нему. Вспоминая свои дружеские и почти родственные отношения ко всему семейству, она считала своей обязанностью ехать к ним. Но, вспоминая свои отношения к Николаю в Воронеже, она боялась этого. Сделав над собой большое усилие, она, однако, через несколько недель после своего приезда в город приехала к Ростовым.
Николай первый встретил ее, так как к графине можно было проходить только через его комнату. При первом взгляде на нее лицо Николая вместо выражения радости, которую ожидала увидать на нем княжна Марья, приняло невиданное прежде княжной выражение холодности, сухости и гордости. Николай спросил о ее здоровье, проводил к матери и, посидев минут пять, вышел из комнаты.
Когда княжна выходила от графини, Николай опять встретил ее и особенно торжественно и сухо проводил до передней. Он ни слова не ответил на ее замечания о здоровье графини. «Вам какое дело? Оставьте меня в покое», – говорил его взгляд.