Ольмекская культура

Ольмекская культура — археологическая культура, распространённая на территории современных штатов Мексики — Веракрус, Табаско, Герреро

Принадлежала неизвестному индейскому народу. Название ольмеки дано ему условно, по имени небольшой группы племён, живших на этой территории позже, в XI—XIV вв. Культура ольмеков оказала значительное влияние на формирование более поздних классических цивилизаций Мексики, процветавших в IV—IX вв. н. э.: на культуры Теотиуакана в центральной долине Анауак; сапотеков в Оахаке (Оаксаке) и Теуантепеке с центром в Монте-Альбан; тотонаков на территории современного штата Веракрус с центром в Эль-Тахине и высокоразвитой цивилизации майя, сложившейся в Южной Мексике и Гватемале.

Хронологические рамки ольмекской культуры окончательно не выяснены. Начало её датируется разными исследователями от XXX века до н. э. до VIII века до н. э., конец — от I века до н. э. до III века н. э. Хозяйство носителей ольмекской культуры основывалось на подсечном земледелии и рыболовстве. Они одними из первых в Америке достигли ступени классового общества. Наиболее крупными религиозно-политическими центрами были Ла-Вента, Сан-Лоренсо, Трес-Сапотес, Лагуна-де-лос-Серрос. Ольмекская культура оказала влияние на культуру соседних индейских народов.

Для ольмекской архитектуры характерны монолитные базальтовые столбы в погребальных склепах, а также мозаичная вымостка ритуальных площадок. Скульптура ольмекской культуры отличается ярко выраженным интересом к изображению человека, широтой и величественностью замысла, уверенностью исполнения; ей присуще сочетание весомости обобщённых объёмов с поразительной жизненностью моделировки внутренне напряженных лиц (колоссальные базальтовые головы, обнаруженные в Ла-Венте, Трес-Сапотес и Сан-Лоренсо). В рельефах на жертвенных алтарях-монолитах и стелах заметны несколько большие условность и стилизация. Мелкая пластика из голубовато-зелёного нефрита, серпентина, жадеита или керамическая отмечена экспрессией исполнения и гротескной остротой образов (статуэтки людей и божеств, ритуальные «топоры», каменные маски). Интересны обнаруженные в 1960-х монументальные росписи в культовых пещерах. В изобразительном искусстве ольмекской культуры человек часто изображался с чертами ягуара, что связано с мифом о происхождении прародителя племени от ягуара и женщины. Ольмеки ценили не золото и не серебро, а обсидиан, яшму и «солнечный камень» — нефрит различных оттенков (от снежно-голубого до лазурного и насыщенно-зеленого).

Достоверных и точных сведений о зарождении ольмекского государства нет. Неизвестно, как они называли себя. Слово «ольмека» дошло до нас из ацтекских хроник. Оно происходит от слова «олли» — каучук, изделиями из которого славились ольмеки, и дословно переводится как «житель страны каучука». На языке майя ольмеки именовались людьми рода Улитки. Однако не сохранилось ничего из их собственных преданий. Мы даже не знаем, к какой этнической группе они принадлежали.

Считается, что первые ольмеки проникли на территорию Мексики в начале III тысячелетия до н. э. Они приплыли на лодках откуда-то с севера, оставив свою прародину — легендарные Семь Пещер (или Семь Домов), путь к которым указывали звезды Большой Медведицы. Ольмеки основали новую столицу Тамоанчан — «место дождя и тумана». Известно, что они занимались земледелием и рыболовством, торговали резиной, производили мячи для священной индейской игры. Обществом ольмеков управляли жрецы. Города ольмеков, в частности, Ла-Вента, были ритуально-административными центрами (протогородами). Своего расцвета эта культура достигла в VIII—IV вв. до н. э.

Ряд современных исследователей называют ольмеков прародителями всех мезоамериканских цивилизаций. Противники этой теории настаивают на том, что майянская цивилизация сформировалась практически в одно время с ольмекской и что влияние последней не столь велико. Так, по мнению известного историка Мезоамерики В. И. Гуляева, первоначальных очагов цивилизации на территории нынешней Мексики было несколько, и все они поддерживали между собой определенные связи.

По крайней мере в V тысячелетии до н. э. в Мезоамерике началось сельскохозяйственное выращивание маиса. Именно рост урожайности данной культуры послужил толчком возникновения множества крупных поселений. В IV тысячелетии до н. э. маисовое земледелие распространяется в долине Теуакана, на северо-западе от Табаско. Возможно, что именно здесь когда-то существовала цивилизация, предшествовавшая ольмекской.

В январе 2007 г. Национальный институт антропологии и истории Мексики объявил об обнаружении в штате Морелос руин древнего города Сасакатла (Zazacatla), отнесённого к ольмекской культуре. Археологические раскопки в горах штата Морелос, расположенного в центре страны, начались в 2006 году. Работы проводятся на площади 9,5 тысяч квадратных метров.

Удалось обнаружить фундамент главного храма площадью три тысячи квадратных метров. Он сложен из обработанных каменных блоков, скрепленных раствором, состав которого сейчас исследуется. Поблизости от храма были найдены две хорошо сохранившиеся каменные фигуры жрецов и предметы повседневного обихода горожан.

Основание Сасакатлы относится к 9 веку до н. э. По мнению археологов, город возводился и заселялся дважды — с 800 по 500 годы до н. э. и с 1200 по 1500-е гг. н. э. Причины первого исхода жителей и запустения Сасакатлы пока остаются тайной. Вторично город был разрушен и опустошен испанскими конкистадорами.

См. также

• Ольмеки

Источники

• Гуляев В. И., Древнейшие цивилизации Мезоамерики, М., 1972;
• Кинжалов Р. В., Опыт реконструкции мифологической системы ольмеков, М., 1973;
• Palacios M. L., La cultura olmeca, México, 1965.
• А.В. Табарев, [www.indiansworld.org/olmec_tabarev.html Древние ольмеки: история и проблематика исследований: Учеб.пособие] – Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 2005. – 144 с.
• Palacios M. L., La cultura olmeca, México, 1965.

Отрывок, характеризующий Ольмекская культура

На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.