Омское высшее общевойсковое командное училище

Омское высшее общевойсковое командное дважды Краснознамённое училище имени М.В. Фрунзе (Омское ВОКУ, ОмВОКУ, ОВОКУ, ОВОКДКУ)
Год основания	14 мая 1813 года (28 декабря 1919 года)
Год закрытия	1999 год
Расположение	Россия, город Омск, улица Ленина (ранее Атаманская и Республики), дом 26.
Сайт	[www.omvoku.su/ www.OmVOKU.su]
Награды

К:Учебные заведения, основанные в 1813 году

Омское высшее общевойсковое командное дважды Краснознамённое училище имени М. В. Фрунзе — одно из старейших военно-учебных заведений России. Основано в 1813 году как войсковое казачье училище. Позже оно было преобразовано в Омский кадетский корпус.

Училище воспитало сотни талантливых полководцев — маршалов и генералов, 80 Героев Советского Союза, 7 Героев Российской Федерации и 5 полных кавалеров ордена Славы, тысячи кавалеров боевых орденов и медалей.

Его воспитанники участвовали в боях в годы иностранной военной интервенции и Гражданской войны, с китайскими милитаристами на КВЖД, с японскими войсками в районе озера Хасан и на реке Халхин-Гол, на Карельском перешейке. В боях и сражениях Великой Отечественной войны воспитанники училища руководили подразделениями, частями и соединениями. В новейшей истории в боевых действиях в Афганистане, Таджикистане, Югославии, Чечне, Дагестане, Абхазии, Южной Осетии, Украине

История учебного заведения

Первая попытка Советской власти использовать материально-техническую базу Сибирского кадетского корпуса в строительстве новой Рабоче-Крестьянской Красной Армии была предпринята ещё весной 1918 года. Прежде всего, здание и прочие ресурсы корпуса использовались для формирования интернациональных отрядов, уходивших один за другим на внутренние фронты.

Затем, в стенах корпуса началось создание Омских ускоренных (военно-инструкторских) курсов по подготовке командного состава РККА. Согласно разработанному положению об этом военно-учебном заведении, оно должно было состоять из двух курсов: младшего (инструкторский или общий класс) и старшего (командирский или специальный класс). Для поступления на младший курс достаточно было «умения бегло читать, излагать прочитанное устно без искажения смысла, умения писать и знания четырёх правил арифметики». Чтобы попасть на старший курс, надо было иметь знания в объёме городского училища; продолжительность обучении на этом курсе предполагалась трёхмесячная. Заведующим Омскими курсами назначили А. М. Байтезата, его помощником – Я. Е. Шапиро (по другим данным начальником курсов являлся С. Н. Черепанов). Первоначально хотели открыть курсы 15 мая 1918 года. Однако подбор преподавателей и запись слушателей, начавшаяся 20 апреля, шли туго. К 7 июня 1918 г., дню оставления Омска красными, удалось только сформировать канцелярию и набрать человек тридцать «малограмотных субъектов» в младший класс. Но даже в этом классе занятия не успели начаться. Записавшихся на курсы направили на фронт в качестве рядовых бойцов, а часть их просто разошлась по домам.

Ещё до эвакуации 1-го Сибирского кадетского корпуса во Владивосток, когда кадет только распустили на летние каникулы, здание корпуса было предоставлено под размещение 1-го Артиллерийского училища, созданного приказом от 1 июня 1919 г. и предназначавшегося для пополнения офицерского состава артиллерии Российской армии адмирала А. В. Колчака. Начальником училища был назначен полковник Н. А. Герцо-Виноградский, его помощником по строевой части – полковник Е. Н. Сполатбог, кавалер Георгиевского оружия (1917), инспектором классов – полковник В. И. Коневега, «выдающийся знаток теории артиллерии». Ядром переменного состава училища (240 чел.) послужили юнкера-артиллеристы, не успевшие окончить военные училища в 1917 году. Много было также недоучившихся юнкеров пехотных училищ и школ прапорщиков и выпускников кадетских корпусов. Остальные – добровольцы, откомандированные из фронтовых частей. Личный состав подобрался превосходный, политически надёжный и с боевым опытом Гражданской и даже I мировой войн, были среди юнкеров и Георгиевские кавалеры. Однако 1-е Артиллерийское училище дислоцировалось в кадетском корпусе очень недолго. 1 сентября 1919 г. оно было отправлено из Омска в военный городок Раздольное, в 7 верстах от г. Владивостока. В Приморье училище сделало свой первый и последний выпуск (31.01.1920), после чего, вследствие падения колчаковского режима, прекратило своё существование.

После передислокации 1-го Артиллерийского училища из Омска кадетский корпус использовался для временного размещения различных воинских частей и учреждений. Часть его, видимо, основная, была отдана под военный госпиталь. 14 ноября 1919 г. Омск заняли передовые части 5-й красной армии. Вследствие вспышки эпидемии тифа здание кадетского корпуса было передано в распоряжение ЧКтифа – Чрезвычайной комиссии по борьбе с тифом. До начала апреля 1920 года в здании размещался тифозный лазарет.

Омск 1919-1923 г.г.

Омские пехотные командные курсы  

После освобождения Омска (Омская операция), силами 3-й и 5-й армий Восточного фронта РККА (командующий фронтом В. А. Ольдерогге), от сил армии адмирала А. В. Колчака, в конце 1919 года создаются Омские пехотные командные курсы.

При курсах уже 15 января 1920 г. было создано, а 5 февраля того же года ещё более расширено – корейское отделение.

1-е Сибирские пехотные курсы комсостава РККА.  

24 февраля 1920 года СибУВУЗ издал приказ о переименовании и нумерации сибирских вузов. В соответствии с этим приказом курсы стали именоваться: 1-е Сибирские пехотные курсы комсостава РККА.

Летом 1920 года курсанты-омичи в составе Отряда особого назначения под командованием начальника и военкома Сибирского областного управления военно-учебными заведениями (Сибвуз) Корицкого, Николая Ивановича участвовали в разгроме кулацкого мятежа, охватившего район Кулунды.

24-я пехотная Омская школа комсостава  

Приказом РВСР № 2900 от 31 декабря 1920 года, 1-е пехотные Сибирские курсы были реорганизованы в 24-ю пехотную Омскую школу комсостава.

В феврале 1921 года курсанты ещё раз вынуждены были прервать учёбу и вновь взяться за оружие — в районе Петропавловска и Ишима вспыхнуло антибольшевистское вооружённое выступление, охватившее обширную территорию от низовьев реки Оби — на севере до городов Акмолинск и Атбасар — на юге. Успешно выполнив поставленные задачи, Образцовый учебный отряд вернулся в Омск. За период боев Отряд взял в плен большое число мятежников, 7 орудий, 12 пулемётов и до 2500 винтовок и ружей. За героизм и мужество, проявленные курсантами в период борьбы с кулацким бандитизмом, командные курсы были награждены Красным Знаменем Московского Совета рабочих и крестьянских депутатов. Оно и поныне хранится в музее Омского кадетского корпуса

Наступление белополяков и Врангеля в 1920 году снова выдвинуло перед Красной Армией задачу вооружённой защиты республики. На фронт направлялись наиболее боеспособные части, в том числе и те, что дислоцировались в Сибири. Для их доукомплектования требовалось значительное количество командных кадров. Распоряжением Реввоенсовета республики курсы организовали ускоренную подготовку и досрочный выпуск красных командиров. Многие сразу же направлялись на фронт и участвовали в боях по разгрому белополяков и Врангеля на Западе и изгнании интервентов и белогвардейцев на Дальнем Востоке. Первый досрочный выпуск состоялся ещё на месте боев с бандитами: 28 июля приказом начальника Управления военно-учебных заведений Сибири двадцати трем курсантам, показавшим в ходе боев свою преданность Советской власти, храбрость и умение командовать подразделениями, присвоено звание красных командиров. В сентябре — ноябре было проведено ещё семь выпусков, давших Красной Армии ещё 120 краскомов.

Работу по подготовке командных кадров курсы успешно продолжали и в 1921 году. В конце августа был произведён ещё один, последний выпуск, в войска отправилось 67 человек

Накануне Западно-Сибирского восстания школу посетила делегация Коминтерна, она провела с омскими курсантами два дня: 25 и 26 января 1921 года. В её честь 26 января на плацу Дома краскома состоялся парад всех военно-учебных заведений Омска, которым командовал начальник СибУВУЗа Н. И. Корицкий. В тот же день, в память посещения делегацией, заведение было переименовано в «имени III Коммунистического Интернационала». В те дни во дворе Дома краскома уже стоял скромный памятник жертвам белого террора

24-я пехотная Омская имени III Коммунистического Интернационала школа командного состава  

Приказом Революционного Военного Совета Республики № 1226 от 9 июня 1921 года 24-й пехотной Омской школе командного состава присвоено наименование: «24 пехотная Омская имени III Коммунистического Интернационала школа командного состава».

В школе был создан детский дом, который снабжался за счёт отчислений от курсантского пайка. Школа за период с 1 января по 1 мая 1922 года собрала в пользу голодающих около 6 миллионов рублей, 119 пудов хлеба и муки, 18 пудов крупы, 25 пудов мяса, 4 пуда сахара, 1 пуд масла, 5 пудов сала.

Приказом РВСР от 4 марта 1923 года № 465 24-я пехотная Омская школа комсостава передислоцирована во Владивосток и преобразована в 24-е пехотные Владивостокские командные курсы.

"24 пехотную Омскую школу командного состава (пр. РВСР — 20 г. № 2900 и РВСР 21 г. № 667/124 и 1226),

— реорганизовать в командные курсы и содержать по штату № пехотных курсов, объявленному в приказе РВСР — 22 г. № 2596, с переводом 24 Омской школы командного состава на постоянное расквартирование в г. Владивосток и с присвоением ей наименования «24 пехотные Владивостокские командные курсы».

Означенную реорганизацию школ в командные курсы закончить к 1-му августа 1923 года."

Томск 1919-1925 г.г.

Томские пехотные командные курсы  

28 декабря 1919 года, один из активных участников борьбы против колчаковского режима, член Томского повстанческого Ревкома Кошкаров, Прохор Ефимович, получив предписание штаба Восточного фронта РККА, издал приказ о формировании Томских пехотных командных курсов, в котором говорилось: «Сего числа на основании предписания помощника Командующего Армиями Восточного фронта я вступил в исполнение должности Политического Комиссара Томских пехотных командных курсов и к формированию таковых приступил. Основание: предписание помощника Командующего Армиями Восточного фронта от 26-го декабря за № 389».

2-е Сибирские пехотные командного состава курсы РККА  

20 января 1920 года курсы получили новое наименование — 2-е Сибирские пехотные командного состава курсы РККА.

В соответствии с существовавшей в годы иностранной военной интервенции и гражданской войны системой подготовки военных кадров предусматривались курсы трёх ступеней:

1-й ступени — для изучения будущими командирами общеобразовательных дисциплин и основ военного дела;

2-й ступени — для подготовки командиров взводов;

3-й ступени — для подготовки старшего командного состава.

2-е Сибирские пехотные командного состава курсы РККА являлись курсами 2-й ступени и готовили командиров пехотных и Пулемётных взводов. Учебная программа на курсах первоначально была рассчитана на четыре месяца, затем срок обучения был увеличен до шести месяцев, а в июле 1920 года срок обучения на курсах был увеличен до года. Это время состояло из трёх периодов: подготовительный — со сроком учёбы шесть месяцев, специально-военный — четыре месяца и дополнительный — два месяца. Курсы являлись не только учебной, но и строевой частью Красной Армии. Основу их составлял курсантский батальон четырёхротного состава.

При определении требований общего образования будущих курсантов командование курсов исходило из того, что рабочие и крестьяне в условиях самодержавного строя не имели возможности учиться. Поступающие должны были уметь бегло читать и писать, излагать прочитанное без искажения смысла и знать четыре действия с целыми числами и дробями. Лица, имеющие образование в объёме шести классов реального училища или семи классов гимназии, принимались на курсы без вступительных экзаменов.

Наглядное представление о характере требований, предъявляемых к курсантам, даёт объявление, опубликованное в Томске в газете «Знамя революции»:

«Рабочие и крестьяне! В Томске открылись пехотные и артиллерийские курсы командного состава Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Прием прошений производится ежедневно с 10 до 2 часов дня в здании духовной семинарии (Никитская, 8). Требуется рекомендация двух советских работников. Образование безразлично. Военком Кошкаров».

С 1 марта 1920 года начались регулярные плановые занятия. За время обучения курсанты должны были освоить: тактику и фортификацию, топографию и уставы, артиллерию и связь, социально-политические и общеобразовательные предметы. Много времени отводилось изучению оружия. Помимо трехлинейной винтовки образца 1898 года, станкового пулемёта системы Максим, изучались ручные пулемёты Льюиса и Кольта, станковые пулемёты Виккерса, Шварцлозе, Гочкисса, Сен-Этьена, пушки системы Розенберга и Маклена, миномёт «Дюмезиль» и другая техника, которая досталась Красной Армии в качестве военных трофеев от английских, французских, американских и японских империалистов и их ставленников — Колчака, Деникина, Юденича и других.

Командный состав 2-х Сибирских пехотных курсов на 12 мая 1920 года насчитывал 30 человек, в основном бывших офицеров: начальника курсов, адъютанта, комбата, 4 командиров рот и 19 командиров взводов, помощников командиров рот. Командиры взводов и помощники командиров рот отвечали за строевое обучение курсантов.

Формирование курсов протекало в период, когда в Томске не было военных специалистов из Красной армии, а были сотни свободных бывших офицеров колчаковской армии. По данным газеты «Знамя революции», в Сибири после разгрома Колчака оставалось не менее 40 тыс. карателей, контрразведчиков и офицеров белой армии. Подбор специалистов осуществлялся по рекомендациям двух коммунистов советских учреждений и профсоюзных организаций, подтверждающих их лояльность к советской власти. Из 98 преподавателей, прибывших за февраль-август 1920 года, убыло 59 человек.

Преподавательский состав курсов первоначально был сформирован из бывших юнкеров учебно-инструкторской школы колчаковской армии. Ими были преподаватели средних школ Томска, имеющие педагогический опыт, мобилизованные на юнкерскую скамью в конце 1919 года. Избавившись от военной службы, они энергично принялись за работу по организации учебного процесса, составление учебных программ, разработку методов преподавания общеобразовательных предметов взрослым.

К концу 1920 г. на курсах работало 35 преподавателей. Среди военных преподавателей один окончил Академию Генштаба, 5 были слушателями военной академии и 3 — бывшими офицерами. Из числа преподавателей общеобразовательных предметов высшее образование имели 14 человек, шесть человек были со средним образованием и не окончившими среднюю школу, ещё шесть — были преподавателями политграмоты.

Кроме того требовалось добиться, чтобы командиры пользовались авторитетом и доверием курсантов, сумели с пользой для дела подчинить их себе. Это оказалось делом нелёгким. Классовая рознь, неприязнь к угнетателям, веками копившаяся в народе, в годы гражданской войны вылилась в открытую ненависть и непримиримость. И объединение в одном коллективе представителей двух антагонистических классов при условии, что побеждённые, то есть бывшие колчаковские офицеры, должны были командовать своими недавними победителями — командирами и бойцами Красной Армии, долгое время не давало результатов. Курсанты к таким командирам относились недоверчиво, часто отказывались выполнять приказы, считая их белоофицерской прихотью. А сами командиры часто избегали приказывать, распоряжаться, проявлять командирскую власть. Особенно много хлопот доставляли курсанты — бывшие партизаны, имевшие смутное представление о воинском порядке и дисциплине. Военком и преподаватели политграмоты провели большую разъяснительную работу, чтобы обеспечить на курсах должный воинский порядок и дисциплину, сгладить остроту взаимоотношений между курсантами и командирами.

В течение 1920 года 2-е Сибирские командные курсы постоянно находились в состоянии полной боевой готовности. Личный состав курсов, разделённый на две части, посменно дежурил по городу.

Распоряжением Реввоенсовета республики курсы организовали ускоренную подготовку и досрочный выпуск красных командиров. В течение осени 1920 года было произведено пять таких выпусков, главным образом за счёт наиболее подготовленных и грамотных курсантов, имевших лучшие показатели в учёбе, боевой опыт и прошедших ранее курс обучения в учебной команде или полковой школе. В общей сложности в войска на должности красных командиров было направлено 107 человек.

25-я, Томская пехотная школа командного состава РККА   

Приказом Реввоенсовета Республики от 5 февраля 1921 года 2-е Сибирские пехотные курсов были преобразованы в 25-ю, Томскую пехотную школу командного состава РККА

В ходе преобразования курсов в школы всех курсантов, оставшихся после августовского выпуска и вновь принятых в 1921 году, командование школы разделило на 18 классов. Курсанты, имевшие опыт командирской работы и относительно высокий общеобразовательный уровень, готовились к выпуску в 1922 году. Таких оказалось очень мало — удалось подобрать около 40 человек, которые и составили два старших класса. Немногим более набралось и кандидатов на выпуск в 1923 году. Из них были созданы два младших класса. Основной массе курсантов при-шлось начинать учёбу заново.

Срок учёбы был определён в три года. Пехотная школа, как и курсы, состояла из трёх пехотных рот и пулемётной команды и была рассчитана на обучение 500 курсантов. Почти прежним остался аппарат управления школы и преподавательский состав. Новым было — разделение курсантов на три класса: старший, младший и подготовительный. Каждый класс соответствовал году обучения. Курсанты первого года обучения находились в подготовительном классе, второго — в младшем, третьего — в старшем, выпускном.

В декабре 1921 года школа создала приют для детей, прибывших из губерний, поражённых голодом. 15 малышей кормили курсанты за счёт урезанного пайка. Пятнадцать человеческих жизней навсегда остались благодарны им за спасение от голодной смерти.

25-я Томская пехотная школа одной из первых в округе перешла на новую тактику группового боя. В течение зимнего периода обучения 1922/23 учебного года курсанты усиленно изучали боевой порядок, проводилось сколачивание отделений, взводов, рот. Только за период с 1 сентября 1922 года по 1 января 1923 года было проведено 6 полевых выходов — в 2—3 раза больше, чем в других военно-учебных заведениях округа. В июне 1923 года школа впервые выехала на общий лагерный сбор в Ельцовские лагеря около Новониколаевска (ныне Новосибирск), где находились также и территориальные части. В течение шести дней она проводила показные учения по теме: «Наступление стрелковой роты» для командного состава войск округа.

Томская пехотная школа  

25-я, Томская пехотная школа командного состава РККА с 1 октября 1924 года именуется Томская пехотная школа

В 1925 году, для подготовки командных кадров для национальных формирований при Томской пехотной школе было открыто Якутское отделение на 25 человек (комплектовалось из 5 членов РКП(б) и 20 членов ВЛКСМ).

Омск с 1925 года

Омская пехотная школа  

Весной 1925 года Томская пехотная школа переводится в Омск, где размещается в здании бывшего Сибирского кадетского корпуса, получив название Омская пехотная школа.

Очередной выпуск школа произвела 8 августа 1925 года. По своему качественному составу он соответствовал требованиям, предъявляемым к военной школе. В войска на командные должности был направлен 161 человек.

Курсанты, командно-преподавательский состав, рабочие и служащие Омской пехотной школы на траурном собрании в память Народного Комиссара по военным и морским делам Михаила Васильевича Фрунзе, 1 ноября 1925 года обратились в Реввоенсовет СССР с просьбой присвоить школе имя М. В. Фрунзе. Ходатайство личного состава, поддержанное Командующим войсками округа, было удовлетворено.

Омская пехотная школа имени Михаила Васильевича Фрунзе  

с 6 марта 1926 года — Омская пехотная школа имени Михаила Васильевича Фрунзе.

На смену не оправдавшему себя лабораторному методу пришёл лекционно-семинарский, умело сочетавший лекции, практические и классно-групповые занятия. Серьёзное внимание уделено росту методических навыков будущих командиров. Наряду с лекциями и практическими занятиями стала систематической стажировка в войсках. Летом 1926 года в территориальных частях проходили стажировку 258 курсантов. 43 из них работали командирами взводов, 140 — младшими командирами, 75 — бойцами-инструкторами.

Всё большее место в жизни курсантов занимал спорт. Он стал любимым видом их досуга. Особой популярностью пользовался стрелковый спорт. Команды школы на гарнизонных соревнованиях в 1928 году заняли первое место в стрельбе из винтовки на 300 шагов, первое и второе — на 200 шагов. По стрельбе из револьвера «Наган» представители школы завоевали все три призовых места. В заочном стрелковом конкурсе на первенство округа, проходившем в том же году, команды школы были первыми по всем видам стрельбы. Проводились соревнования по знанию материальной части стрелкового оружия. Часто они организовывались в клубе, куда приглашалась молодёжь предприятий и учебных заведений города. Характерной чертой спортивных соревнований являлось большое количество командных видов борьбы военно-прикладного характера. Это не случайно. Групповые соревнования не только закаляли будущих защитников Родины физически, не только давали им определённую военную подготовку. Они также воспитывали у них чувство коллективизма, взаимной поддержки и выручки, то есть то, что в первую очередь необходимо в беге. В зимний период культивировались скоростные пробеги взвода на дистанции от 10 до 40 км, броски на лыжах с полной боевой выкладкой на 25 км со стрельбой. Летом проводились соревнования по командному многоборью. Венцом летних соревнований был марш-бросок в составе взвода на 25 км со стрельбой, по которому курсанты неизменно завоевывали первое место в гарнизонных соревнованиях 1927—1930 годов. Переходящий приз за этот вид соревнований — знамя Омского окрисполкома — было навечно оставлено в школе и сейчас хранится в музее Омского кадетского корпуса. Не случайно в розыгрыше первенства РККА по военно-прикладному многоборью в 1928 году из 12 командиров, возглавлявших взводы от каждого военного округа, трое являлись воспитанниками Омской пехотной школы имени М. В. Фрунзе. Успешно выступали курсанты на городских, гарнизонных и окружных соревнованиях и по другим видам спорта. В 1925 году школа завоевала первые места в округе по футболу, командному пятиборью, командному плаванию на 100 м, эстафете 4X100 м, барьерному бегу, толканию ядра, метанию диска, прыжкам в высоту и бегу на 500 м. В 1928 году лыжники школы заняли все первые места в гарнизоне по лыжным соревнованиям. Летом того же года на общелагерных соревнованиях было завоевано 12 первых мест.

В 1932 году начались работы по созданию лагеря. — строились классы, подсобные помещения, разбивалось место для палаточного городка. Партия мелиораторов, назначенная из города, провела осушительные работы. В следующем году построено стрельбище, оборудован спортивный городок. Основные работы к весне 1934 года были закончены, и летний период обучения в том году курсанты провели в своём собственном лагере.

С 1932 года при школе открыто ускоренное артиллерийское отделение, начались занятия в группе по подготовке командного состава для железнодорожных войск с шестимесячным сроком обучения. В том же году в штат введено ускоренное пехотное отделение с годичным сроком обучения. В 1933 году ускоренное артиллерийское отделение перешло на нормальный срок обучения.

Омская объединённая военная школа имени М. В. Фрунзе   

В январе 1934 года в состав Омской школы влились Владивостокская пехотная школа имени Коминтерна и Иркутские курсы подготовки командиров пехоты. В 1935 году школа перешла на новые штаты и с 1936 года стала называться — Омская объединённая военная школа имени М. В. Фрунзе, готовящая пехотных и артиллерийских командиров.

В начале ноября 1935 года в школе состоялся очередной, шестнадцатый выпуск. В том году её воспитанники впервые получили первичные звания — лейтенант. 134 молодых лейтенанта, прикрепив в петлицы по два малиновых кубика, направлялись в войска на должности командиров взводов и рот.

Омское военное училище имени Михаила Васильевича Фрунзе   

16 марта 1937 года школа переименована в Омское военное училище имени М. В. Фрунзе. Училище в тот период состояло из двух батальонов, в которых имелось пять рот и одна артиллерийская батарея. Однако уже в 1938 году происходят изменения в штатах в сторону их увеличения. Сокращается срок учёбы курсантов до двух лет, упраздняется артиллерийское отделение. В сентябре 1938 года в училище имелось 10 рот. Ещё через год училище развёрнуто на 4 батальона по 4 роты в каждом. В марте 1940 года часть преподавателей, командиров и курсантов 1-го курса отправлена во вновь формируемые Канское и Новосибирское военно-пехотные училища. Оставшиеся курсанты были разбиты на два потока, один из которых должен был выпускаться в октябре 1940 года, второй — в мае 1941 года.

По итогам 1938/39 учебного года училище заняло первое место среди пехотных училищ и пятое место среди всех средних военно-учебных заведений Красной Армии.

В ноябре 1940 года ещё раз изменяется штат. Теперь за основу принята троичная система. Училище состоит из трёх курсантских батальонов, по три стрелковых и одной пулемётной роте в каждом. Стрелковые роты состояли из 4 взводов, в пулемётной роте было 3 взвода.

Новый набор курсантов, проведённый в августе-ноябре 1940 года, был одним из самых многочисленных.

Наряду с увеличением числа курсантов училище в широких масштабах проводило переподготовку командного состава запаса. Только в 1939 году этой формой учёбы было охвачено 320 человек. Если в 1938 году количество выпускников составляло 129 человек, то в 1939 году — 955, в 1940 году — 948. Только за первую половину 1941 года училище выпустило 790 командиров.

1-е Омское военно-пехотное училище имени М. В. Фрунзе  

23 июня 1941 года приказом Наркома Обороны училище перешло на сокращённую шестимесячную программу обучения. Для курсантов установлен 12-часовой рабочий день — 8 часов учебных занятий и 4 часа самоподготовки. Приказом Народного Комиссара Обороны от 7 июля 1941 года на базе училища создаётся 2-е Омское военно-пехотное училище, в которое переходит большая часть командиров, политработников, преподавателей. Произошли организационные изменения и в основном училище, которое приказом НКО с 16 августа получило наименование 1-го Омского военно-пехотного училища имени М. В. Фрунзе. Штатная численность его возросла до 5 батальонов с подготовкой по ускоренной программе военного времени. В августе 1941 года училище проводит первый военный выпуск. Экзамены на командирскую зрелость держали курсанты, прибывшие в училище осенью 1940 года. В октябре — ноябре 1941 года было произведено ещё 3 досрочных выпуска. Командирами стрелковых взводов уехали на фронт ещё 797 человек. В январе 1942 года завершают шестимесячный курс обучения курсанты июньского набора 1941 года — 344 человека. В тот же период производит свой первый выпуск и 2-е Омское военно-пехотное училище. Около полутора тысяч младших лейтенантов и лейтенантов направилось в действующую армию на должности командиров стрелковых, пулемётных и миномётных взводов.

В течение августа и первой половины сентября 1941 года базе училища формируется 362-я стрелковая дивизия. С 12 декабря по 15 февраля 1942 года училище формирует 282-ю стрелковую дивизию. Её первым командиром стал заместитель начальника училища полковник Белобородов, Панкратий Викулович. С февраля по май 1942 года училище формирует 308-ю стрелковую дивизию, командиром которой был назначен начальник училища полковник Л. Н. Гуртьев.

В январе 1942 года командование 1-го Омского военно-пехотного училища создало специальную роту, в котор/ref> в Омск, где размещается в здании бывшего Сибирского кадетского корпуса, пол/ref>учив название Омская пехотная школаой курсанты-выпускники проходили подготовку в качестве истребителей танков. К осени 1942 года проблема подготовки командных кадров для непрерывно растущей Красной Армии была в основном решена. Не случайно в августе 1942 года часть курсантов Омских военно-пехотных училищ была отправлена на фронт младшими командирами. В связи с уменьшением потребности в командных кадрах отправка на фронт курсантов рядовыми и сержантами после 3-5-месячной учёбы производилась и в 1943 году: в феврале, не получив офицерских званий, ушли на фронт почти все курсанты осеннего набора 1942 года.

В августе 1943 года, произведя набор курсантов, в том числе и за счёт фронтовиков, 1-е и 2-е Омские училища перешли на годичную программу обучения. Изменились и штаты училищ. Вместо пяти курсантских батальонов стало лишь три батальона по 500 человек в каждом. При 1-м Омском военно-пехотном училище в августе 1943 года создан батальон резерва офицерского состава Сибирского военного округа на 300 офицеров.

2-е Омское военно-пехотное училище в сентябре 1943 года передислоцировалось в город Канск Красноярского края.

28 декабря 1944 года 1-е Омское военно-пехотное училище отмечало 25-ю годовщину со дня своего основания. Указом Президиума Верховного Совета СССР училище награждено орденом Красного Знамени.

С окончанием Великой Отечественной войны и уменьшением потребности вооружённых сил в офицерских кадрах 2-е Омское военно-пехотное училище, находящееся в Канске, в мае 1946 года, было расформировано.

Омское Краснознаменное пехотное училище имени М. В. Фрунзе  

С осени 1945 года училище перешло на трехгодичную программу обучения. Для поступающих в училище необходимо было иметь 8-классное образование.

В 1950 году, когда в училище стала приниматься молодёжь только со средним образованием, срок обучения был сокращён до двух лет. Офицеры, окончившие училище во время войны по ускоренной программе, самостоятельно совершенствовали военные знания и сдавали экзамены за нормальный курс училища экстерном. За период с 1949 года по 1953 год в сотни таких офицеров успешно сдали экзамены экстерном и получили дипломы о среднем военном образовании. В августе 1950 года училищу вручено новое Боевое Знамя с надписью: «Омское Краснознамённое военное пехотное училище имени М. В. Фрунзе» и Грамоту Президиума Верховного Совета Союза ССР. По результатам выпускных экзаменов в 1955 и в 1956 годах училище заняло первое место среди военных училищ Сухопутных войск Советской Армии.

Омское высшее общевойсковое командное Краснознаменное училище имени М. В. Фрунзе  

В 1958 году училище первым в Сибири и в числе первых в Советских Вооружённых Силах переходит на подготовку курсантов по программе высшего военно-учебного заведения. Омское высшее общевойсковое командное Краснознамённое училище имени М. В. Фрунзе — так стало называться оно теперь. Срок обучения увеличился до 4-х лет. Циклы военных и технических дисциплин преобразованы в кафедры. В течение 1958—1960 годов часть курсантов третьего курса завершала учёбу по программе среднего военного училища, а часть их и весь второй курс занимались по переходной программе; курсанты набора 1958 года обучались по программе высшего военно-учебного заведения. Спорту, физической закалке курсантов в училище уделялось особое внимание. Для осуществления гибкого маневра в зимних условиях важную роль играло умение ходить на лыжах. В лыжной подготовке нормой для каждого курсанта являлось пройти за зиму 500 сибирских километров. В 1966 году на территории училища развернулись работы по сооружению спортивного комплекса, состоящего из нескольких спортивных залов и плавательного бассейна (введён в строй в 1968 году).

Омское высшее общевойсковое командное дважды Краснознаменное училище имени М. В. Фрунзе  

За большие заслуги в подготовке офицерских кадров для Вооружённых Сил СССР и в связи с 50-летием Советской Армии и Военно-Морского Флота училище награждено вторым орденом Красного Знамени и получило наименование Омское высшее общевойсковое командное дважды Краснознамённое училище имени М. В. Фрунзе.

С 1968 года училище переходит на подготовку общевойсковых командиров-инженеров по эксплуатации колесно-гусеничной техники. Срок обучения прежний — 4 года.

В 1972 году училище впервые выпустило большой отряд командиров мотострелковых подразделений — инженеров по эксплуатации бронетанковой техники и автомобилей. Каждый выпускник училища имел спортивный разряд, права на управление автомобилем и является механиком-водителем не ниже 2-го класса. В 1975 году на территории училища был установлен памятник М. В. Фрунзе. Училище ежегодно отмечалось как лучшее среди вузов округа по спортивно-массовой работе, а в 1984 году в смотре спортивно-массовой работы в Сухопутных войсках завоевало первое место. В 1989 году училище возглавил генерал-майор Фатеев Н. Т., занимавший ранее должность начальника штаба армии Дальневосточного военного округа. Происходившие в стране процессы неизбежно отражались и на положении дел в училище. Так, с начала 90-х годов в училище было переведено значительное число курсантов из оставшихся за пределами России общевойсковых училищ: Алма-Атинского, Бакинского, Ташкентского, а также из расформированного в 1993 году Владикавказского.

В 1992 году было принято постановление Правительства Российской Федерации о ликвидации Омского ВОКУ, набор курсантов в этом году был произведён, но набранные на 1 курс курсанты были направлены на обучение в Новосибирское ВОКУ, вернувшись в родные стены лишь к 3 курсу.

Совместными усилиями командования училища и Администрации Омской области училище удалось отстоять и Постановление о его ликвидации было отменено. Приказом Министра обороны Российской Федерации было объявлено о сохранении училища и об установлении даты его образования — 14 мая 1813 года.

Хронология закрытия и восстановления Омского ВОКУ в 1992-1993 г.г.  

1. Приказом МО РФ от 09 декабря 1992 года, №068 принято решение о расформирования училища.
2. На имя министра обороны РФ было отправлено письмо с ходатайством о нерасформировании училища за подписью Председателя Омского областного совета народных депутатов А.П. Леонтьева, Главы администрации Омской области Л.К. Полежаева, Председателя Омского городского совета народных депутатов В.А. Варнавского, Главы администрации города Омска Ю.Я. Шойхета.
3. 21 декабря 1992 г. В училище присланы письма из Управления кадров Сухопутных Войск и Главного Управления Боевой Подготовки Сухопутных Войск о передаче имущества, оборудования и технических средств училища Новосибирскому ВОКУ.
4. 1 марта 1993 г. Подписано распоряжение СМ Правительства РФ №326 Об упразднении Владикавказского ВОКУ и Омского ВОКУ.
5. Распоряжение СМ Правительства РФ от 16.04.1993 г. №665 О признании утратившим силу Распоряжение СМ Правительства РФ от 01.03.1993 г. №326 в части упразднения Омского ВОКУ
6. После известий о сохранении училища была продолжена работа по формированию пакета документов для подтверждения преемственности Омского ВОКУ Казачьему войсковому училищу, учреждённому 1 мая 1813 г. и Кадетскому корпусу. И этот пакет документов 29.04.1993 г., препровожденный письмом Председателя городского совета народных депутатов В.А. Варнавского был отправлен в Москву.
7. 11.05.1993 г. было дано заключение историко-архивного и военно-мемориального центра МО РФ о целесообразности признания даты образования Омского ВОКУ 14 мая (1 мая по старому стилю) 1813 г.
8. Кстати, к 100 юбилею Омского КК, подобное ходатайство было удовлетворено приказом военного министра Сухомлинского №277: «Вследствие установленной по историческим данным преемственности Омского кадетского корпуса от учреждённого 1 мая 1813 г. в г. Омске Омского казачьего войскового училища, ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР в 5-й день 1 июня сего (1912) года, высочайше повелеть соизволил: отдать Омскому кадетскому корпусу старшинство со дня учреждения названного училища, то есть с1 мая 1813 г.».
9. Торжества по поводу 180-й годовщины и сохранения училища прошли на высоком уровне, но без приказа МО РФ о преемственности. К сожалению, не все понимали значение этого нормативного акта («Что тебе ещё надо, училище-то сохранено?»). И потребовалась настойчивость и значительные усилия, чтобы довести это все до конца.
10. 27 мая 1993 г. был издан судьбоносный приказ МО РФ № 280 об установлении даты образования Омского ВОКУ 14 мая 1813 г.

На территории училища был открыт памятник «Бородинское поле». Здесь захоронена священная земля с Бородинского поля, политая кровью воинов-омичей 24 пехотной (1812) и 32 стрелковой (1941) дивизий. Ведь именно герои Бородинского сражения стояли у истоков первого военно-учебного заведения Сибири.

В целях сохранения училища в условиях непрерывно сокращающейся потребности в профессиональных военных кадрах рассматривались различные варианты его реорганизации, в частности в военно-гуманитарный институт. Идея не была реализована, однако в рамках её реализации в 1994 году был произведён первый набор на созданный военно-социологический факультет, предназначенный для подготовки заместителей командиров рот по воспитательной работе, офицеров по общественно-государственной подготовке и информированию, офицеров по социально-правовой работе и профилактике правонарушений. Всего на этот факультет было произведено два набора 1994 и 1995 годы). В рамках формирования этого факультета было создано две новых кафедры, ранее не характерных для училища: социологии и методики воспитательной работы.

В 1994 году училище перешло на пятилетний срок обучения и был произведён двойной набор: на четырёхлетний срок обучения по старой программе, предусматривавшей подготовку инженера по эксплуатации бронетанковой и автомобильной техники и на пятилетний с расширенной инженерной программой подготовки с выдачей диплома инженера по специальности: «военные гусеничные и колёсные машины». В дальнейшем пятилетняя программа претерпела некоторые изменения и в конечном итоге училище перешло на подготовку офицеров по специальности: «Боевая и повседневная деятельность мотострелковых подразделений. Многоцелевые гусеничные и колёсные машины».

В 1997 году училище произвело последний набор курсантов. Было набрано две роты сокращённого состава. На плацу училища было начато строительство Часовни Великомученика Георгия Победоносца, в которой на мраморных досках золотом высечены имена Героев — выпускников: Георгиевских кавалеров, Героев Советского Союза и Героев России.

Расформирование

С 1998 года начался процесс расформирования училища. Последний выпуск офицеров был досрочным, в преддверии начала Второй чеченской войны, состоялся он 27 марта 1999 года. Несколько ранее, в январе и феврале 1999 года, курсанты, не подлежавшие в 1999 году выпуску из училища, были переведены: 2, 3 и часть 4-го курса — в Новосибирский военный институт, вторая часть 4-го курса — в Казанское высшее танковое командное училище (в то время — Казанский филиал Челябинского танкового института).

После произведённого последнего выпуска училище было окончательно расформировано, Боевое Знамя передано в Центральный музей Вооружённых Сил Российской Федерации. На фондах училища был воссоздан Омский кадетский корпус, первый набор в который был произведён летом 1999 года.

Награды

Первый Орден Красного Знамени

28 декабря 1944 года 1-е Омское военно-пехотное училище отмечало 25-ю годовщину со дня своего основания. Родина высоко оценила его заслуги в деле подготовки офицерских кадров. Указом Президиума Верховного Совета СССР училище награждено орденом Красного Знамени. В этой награде — оценка самоотверженного труда по укреплению Красной Армии и обороноспособности страны в годы мирного социалистического строительства более чем пятитысячной армии воспитанников училища предвоенных лет и их ратных подвигов в годы Великой Отечественной войны. В этой награде — героические боевые дела около 5500 выпускников военных лет, вынужденных в сжатые сроки осваивать основы командирского мастерства и совершенствовать их в жестоких схватках с ненавистным врагом. В этой награде — боевые пути и дороги более чем 6000 курсантов, которые досрочно, без присвоения офицерских званий, покинули стены училища и сражались на фронтах рядовыми и сержантами. Высокую награду вручил фрунзенцам Командующий войсками Сибирского военного округа генерал-лейтенант В. Н. Курдюмов.

Второй Орден Красного Знамени

22 февраля 1968 года, в канун 50-й годовщины Советских Вооружённых Сил был объявлен Указ Президиума Верховного Совета СССР: «За большие заслуги в подготовке офицерских кадров для Вооружённых Сил СССР и в связи с 50-летием Советской Армии и Военно-Морского Флота наградить орденом Красного Знамени Омское высшее общевойсковое командное Краснознамённое училище имени М. В. Фрунзе». В тот же день на имя начальника училища и начальника политического отдела поступила поздравительная телеграмма от начальника Главного политического Управления Советской Армии и Военно-Морского Флота генерала армии А. А. Епишева: «Главное Политическое Управление Советской Армии и Военно-Морского Флота горячо поздравляют Вас и весь личный состав с награждением орденом Красного Знамени. Своим упорным трудом коллектив училища внёс достойный вклад в дело подготовки офицеров — боевых руководителей, мастеров обучения и воспитания личного состава. Выражаем твёрдую уверенность в том, что в ответ на высокую правительственную награду коллектив училища добьется новых успехов в подготовке высококвалифицированных и беспрекословно преданных Родине и Коммунистической партии кадров для наших Вооружённых Сил».

12 марта 1968 года состоялось торжественное вручение правительственной награды. Командующий войсками Сибирского военного округа генерал-полковник С. П. Иванов зачитал Указ Президиума Верховного Совета СССР и прикрепил орден к знамени училища.

Знамёна

Почётное революционное Красное Знамя

15 сентября 1930 года Омской пехотной школе им. М. В. Фрунзе было вручено Почётное революционное Красное Знамя с вручением особой грамоты № 361. Это была правительственная награда для вручения частям, особо отличившимся в боях с врагами социалистического Отечества или показавшим высокие успехи в боевой и политической подготовке в мирное время.

Боевые знамёна

В августе 1950 года, в присутствии представителей партийных и советских органов города по поручению Военного Совета Сибирского военного округа помощник командующего СибВО по вузам генерал-майор Данилевич вручил училищу новое боевое Красное знамя с надписью: «Омское Краснознамённое пехотное училище имени М. В. Фрунзе» и Грамоту Президиума Верховного Совета Союза ССР.

Руководители учебного заведения

Томск  

• 1919—1920 гг. Кошкаров, Прохор Ефремович
• 1920 г. генерал-майор РИА Савич-Заблоцкий, Генрих Александрович
• 1920 г. полковник РИА Безобразов, Никифор Анатольевич
• 1920—1921 гг. подполковник РИА Шпилев, Михаил Иванович
• 1921—1925 гг. бывший офицер РИА Еленевский, Борис Сергеевич

Вместе с тем военком курсов И. И. Левочкин пишет, что «За время формирования курсов пришлось очень часто делать фильтрации, двух начальников курсов я отправил в Чека и 4-х сменил, пока не прислали спеца из Красной армии» (Центр документации новейшей истории Томской области (ЦДНИ ТО). Ф. 1. Оп. 1. Д. 12. л. 223)

Омск  

• 1920—1921 гг. генерал-майор РИА Слесарев, Константин Максимович
• 1921 г. бывший офицер РИА Рослов, Василий Иванович.

С 1920 по 1922 гг. в 24-й Омской пехотной школе сменилось 13 начальников и 10 комиссаров. Фамилии всех пока установить не удалось. (РГВА. Ф. 24932. Оп. 1. Д. 5. л. 54 об.).

• 1925 г. Войтюк, Николай Кузьмич
• 1925—1926 гг. Кузьмин, Фёдор Кузьмич
• 1926—1928 гг. Лаур, Жан Иванович
• 1928—1931 гг. Глухов, Михаил Иванович
• 1931—1933 гг. Черников, Александр Никифорович
• 1933—1937 гг. комбриг Петров, Макарий Иванович
• 1937—1939 гг. Герой Советского Союза, полковник Григорович, Михаил Фролович
• 1939—1942 гг. Герой Советского Союза, полковник Гуртьев, Леонтий Николаевич
• 1942—1943 гг. полковник Домрачев, Петр Николаевич
• 1943—1951 гг. генерал-майор Сокуров, Георгий Петрович
• 1951—1954 гг. генерал-майор Лиленков, Георгий Павлович
• 1954—1957 гг. полковник Юрпольский, Иван Иванович
• 1957—1959 гг. генерал-майор Полищук, Григорий Федосеевич
• 1959—1961 гг. генерал-майор Усольцев, Николай Григорьевич
• 1961—1965 гг. генерал-майор Музыкантов, Владимир Иванович
• 1965—1974 гг. генерал-майор Улямаев, Сагит Хайбрахманович
• 1974—1986 гг. генерал-майор Марценюк, Сергей Николаевич
• 1986—1989 гг. генерал-майор Никитин, Геннадий Петрович
• 1989—1999 гг. генерал-майор Фатеев, Николай Тимофеевич

Заместители руководителя, преподаватели, командиры подразделений

• Берман, Николай Николаевич, Завуч 1-х Сибирских пехотных курсов, 1920 г.,
• Матьянов, Михаил Иванович, штатный преподаватель, 1920—1921 гг.,
• Вдодович, Иван Амвросиевич, комендант Томской военной пехотной школы командного состава, г. Томск, 1920—1925 гг.,
• Субботин, Степан Давыдович, начальник учебной части, 1921 г.,
• Бакунин, Фёдор Алексеевич, курсовой командир и командир взвода 25–й Томской пехотной школы, с июля 1921 по сентябрь 1922 г.,
• Бердников, Николай Алексеевич, с 01.07.1921 г. по 15.05.1923 г. — командир взвода Омской пехотной школы,
• Конев, Иван Никитич, начальник хозяйственной команды и комендант 24-й Омской пехотной школы, с января по ноябрь 1922 г.,
• Морозов, Степан Ильич, помощник начальника 24-й Омской пехотной школы, 1922—1923 гг.,
• Андреев, Дмитрий Иванович, командир взвода 24-й Омской пехотной школы, 1922—1925 гг.,
• Пресняков, Иван Андреевич, преподаватель Омской пехотной школы имени М. В. Фрунзе, 1929—1934 гг.,
• Богатырев, Михаил Николаевич, 1933-1936 гг. начальник штаба, помощник начальника Омской Военной пехотной школы им. Фрунзе,
• Катков, Фёдор Григорьевич, командир роты, (с мая 1928 по апрель 1930 гг.),
• Еникеев, Нигматулла Салимгараевич, бригадный комиссар, комиссар и начальник политотдела Омского военного училища имени М. В. Фрунзе, 1937 год,
• Крылов, Борис Варфоломеевич, С 1952 по 1955, с 1959 по 1964 годы преподаватель тактики Омского училища им. М. В. Фрунзе.

Памятные места на территории училища

Памятник М. В. Фрунзе  

В 30-летие Победы советского народа в Великой Отечественной войне училище посетили ветераны 308-й Гуртьевской дивизии. С их участием был открыт музей боевой славы училища и памятник М. В. Фрунзе, выполненный из металла и бетона скульптором Ф. Д. Бугаенко. Здесь молодые воины принимают военную присягу, дают клятву на верность Родине. Отсюда выпускники-фрунзенцы уходят в войска.

Мемориальный комплекс в честь воинов-омичей, сражавшихся на Бородинском поле в Отечественных войнах 1812 г. и 1941—1945 гг.  

4 сентября 1992 года на территории училища, в торжественной обстановке, по инициативе начальника училища Н.Т. Фатеева, был открыт мемориальный комплекс в честь воинов-омичей, сражавшихся на Бородинском поле в Отечественных войнах 1812 г. и 1941—1945 гг. В нём, как в судьбе Отечества и в судьбе училища, нерасторжимо соединились два столетия и два поколения воинов-сибиряков

Памятник воинским формированиям, сформированным в училище в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.  

В год 50-летия Победы над фашистской Германией — в 1995 году в учебном центре училища п. Карьер был открыт памятник воинским формированиям, которые отсюда уходили на фронт в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 гг. На этих полях получили военную подготовку 5600 выпускников Омского военного училища имени М. В. Фрунзе, около 250 тысяч жителей города Омска и области в составе 19 воинских формирований и 630 маршевых рот. С 1995 года традиционно в п. Карьер у памятника омским формированиям накануне Дня Победы проводится встреча фронтовиков «В лесу прифронтовом».

Часовня — памятник во имя святого Георгия Победоносца  

В целях увековечивания памяти выпускников старейшего учебного заведения Сибири, погибших в боях за Отечество, главой Администрации (Губернатором) Омской области Л. К. Полежаевым в 1997 году было принято Постановление № 48-П о строительстве на территории Омского ВОКУ им. М. В. Фрунзе часовни — памятника во имя святого Георгия Победоносца. А уже через год — 6 мая 1998 года Митрополитом Омским и Тарским Феодосием было произведено освящение часовни. Оно прошло в торжественной обстановке в присутствии Губернатора Омской области Л. К. Полежаева и многочисленных гостей города и области. В часовне-памятнике золотым тиснением запечатлены фамилии тех, кто прославил старинное военно-учебное заведение Сибири — 118 Георгиевских кавалеров, 78 Героев Советского Союза, четыре полных кавалера ордена Славы, 7 Героев Российской Федерации.

Известные выпускники

См. также категорию: Выпускники Омского высшего общевойскового командного училища

Герои Советского Союза  

Очень большой проблемой является подсчет Героев Советского Союза, окончивших Омское высшее общевойсковое командное училище. В этот список традиционно включают выпускников не только военно-учебных заведений, предшествовавших образованию объединённого училища: Омской (бывшей Томской) пехотной школы, Владивостокской (бывшей Омской) пехотной школы, Иркутских курсов подготовки командиров пехоты, 2-го Омского военно-пехотного училища, – а также начальников училища (М. Ф. Григорович и Л. Н. Гуртьев), курсантов, переведённых из Омска в Новосибирское военно-пехотное училище, наконец, питомцев других учебных заведений РККА и ЧОН, имевшихся в Омске в начале 1920-х годов. Кроме того, к выпускникам общевойскового училища упорно причисляют Героя Советского Союза Д. М. Карбышева, окончившего в 1898 году Сибирский кадетский корпус. Прежде чем говорить об общем количестве Героев Советского Союза, окончивших Омское общевойсковое училище, следует разобраться с критериями отбора и с вопросами преемственности военно-учебных заведений РККА в Сибири в первой трети 1920-х годов, но эти вопросы совершенно не изучены.

1. Карбышев, Дмитрий Михайлович, выпускник 1898 года (Сибирский кадетский корпус)
2. Алексеев, Василий Михайлович, выпускник 1921 года
3. Коробков, Фёдор Григорьевич, выпускник 1921 года (Высшая военная школа Сибири)
4. Озимин, Михаил Иванович, выпускник 1921 года (Высшая военная школа Сибири)
5. Павлов, Дмитрий Григорьевич, выпускник 1922 года (Высшая военная школа Сибири)
6. Воробьёв, Яков Степанович, выпускник 1923 года (Высшая военная школа Сибири)
7. Казарцев, Александр Игнатьевич, выпускник 1923 года (Иркутская пехотная школа)
8. Дрёмин, Дмитрий Феоктистович, выпускник 1924 года (ЧОН)
9. Федюнинский, Иван Иванович, выпускник 1924 года (Владивостокская пехотная школа)
10. Чернов, Григорий Иванович, выпускник 1924 года (ТПШ)
11. Кожанов, Василий Иванович, выпускник 1924 года
12. Некрасов, Иван Михайлович, выпускник 1924 года (ЧОН)
13. Жолудев, Виктор Григорьевич, выпускник 1925 года (Иркутская пехотная школа)
14. Семенченко, Кузьма Александрович, выпускник 1925 года (Иркутская пехотная школа)
15. Левин, Григорий Михайлович, выпускник 1926 года (Владивостокская пехотная школа)
16. Борисенко, Григорий Яковлевич, выпускник 1927 года (Владивостокская пехотная школа)
17. Киселёв, Александр Яковлевич, выпускник 1927 года
18. Петров, Павел Гаврилович, выпускник 1927 года
19. Плешков, Пётр Антонович, выпускник 1927 года (Владивостокская пехотная школа)
20. Козин, Нестор Дмитриевич, выпускник 1929 года
21. Пищулин, Андриан Абрамович, выпускник 1930 года
22. Баклаков, Василий Ильич, выпускник 1930 года (Иркутская пехотная школа)
23. Ермаков, Андрей Павлович, выпускник 1930 года (Иркутская пехотная школа)
24. Ермолаев, Александр Александрович, выпускник 1930 года (Иркутская пехотная школа)
25. Зинченко, Фёдор Матвеевич, выпускник 1930 года (Владивостокская пехотная школа)
26. Рубцов, Герасим Архипович, выпускник 1930 года
27. Важенин, Виктор Михайлович, выпускник 1931 года
28. Черепанов, Корнилий Георгиевич, выпускник 1931 года (Иркутская пехотная школа)
29. Сорокин, Василий Андреевич, С 1931 года — курсант Омской пехотной школы, с 1932 года — курсант Томской артиллерийской школы, которую окончил в 1934 году.
30. Амвросов, Иван Прокопьевич, выпускник 1933 года
31. Буштрук, Даниил Иванович, выпускник 1933 года (Владивостокская пехотная школа)
32. Князев, Михаил Тихонович, выпускник 1933 года
33. Лащенко, Пётр Николаевич, выпускник 1933 года (Владивостокская пехотная школа)
34. Провалов, Константин Иванович, выпускник 1933 года
35. Евстигнеев, Иван Степанович, выпускник 1934 года
36. Быков, Николай Иванович, выпускник 1935 года
37. Левченко, Дорофей Тимофеевич, выпускник 1935 года
38. Чусовской, Николай Николаевич, выпускник 1935 года
39. Лазарев, Иван Романович, выпускник 1936 года
40. Волков, Михаил Евдокимович, выпускник 1937 года
41. Шалимов, Алексей Алексеевич, выпускник 1937 года
42. Саенко, Пётр Родионович, выпускник 1938 года
43. Федотов, Василий Николаевич, выпускник 1938 года
44. Бердников, Гавриил Васильевич, выпускник 1939 года
45. Бударин, Николай Петрович, выпускник 1939 года
46. Григорович, Михаил Фролович (Начальник училища)
47. Ионин, Григорий Петрович, выпускник 1939 года
48. Светецкий, Григорий Григорьевич, выпускник 1939 года
49. Щукин, Иван Фёдорович, выпускник 1939 года
50. Пестряков, Василий Алексеевич, выпускник 1940 года
51. Савушкин, Степан Аверьянович, выпускник 1940 года
52. Филонов, Александр Григорьевич, выпускник 1940 года
53. Алтунин, Александр Терентьевич, выпускник 1941 года (Новосибирское военно-пехотное училище)
54. Васильев, Василий Иванович (Герой Советского Союза), выпускник 1941 года
55. Деменков, Лаврентий Васильевич, выпускник 1941 года
56. Завертяев, Вениамин Анисимович, выпускник 1941 года
57. Ишмухаметов, Ахмадулла Хозеич, выпускник 1941 года (Новосибирское военно-пехотное училище)
58. Пастырев, Пётр Иосифович, выпускник 1941 года (Новосибирское военно-пехотное училище)
59. Полищук, Спиридон Кириллович, выпускник 1941 года
60. Старченко, Артемий Иванович, выпускник 1941 года (Новосибирское военно-пехотное училище)
61. Тварковский, Юрий Владимирович, выпускник 1941 года
62. Шариков, Николай Григорьевич, выпускник 1942 года (2-е Омское военно-пехотное училище)
63. Бабичев, Пётр Алексеевич, выпускник 1942 года
64. Бенеш, Николай Алексеевич, выпускник 1942 года
65. Волченко, Павел Кузьмич, выпускник 1942 года
66. Горбатенко, Николай Захарович, выпускник 1942 года
67. Гуртьев, Леонтий Николаевич, (Начальник училища)
68. Иванчиков, Сергей Кузьмич, выпускник 1942 года
69. Кириллов, Николай Михайлович, выпускник 1942 года
70. Корнеев, Афанасий Кузьмич, выпускник 1942 года
71. Крепцов-Зайченко, Николай Васильевич, выпускник 1942 года
72. Логинов, Владимир Иванович, выпускник 1942 года
73. Сигаев, Николай Емельянович, выпускник 1942 года
74. Ткаченко, Илья Иванович (1924—1943), выпускник 1942 года
75. Ус, Виктор Георгиевич, выпускник 1942 года
76. Цыцаркин, Александр Николаевич, выпускник 1942 года
77. Щербанёв, Тимофей Карпович, выпускник 1942 года (не выпускник, был КР в Омском речном училище в 1960-х)
78. Кармацкий, Владимир Дмитриевич, выпускник 1943 года
79. Крамчанинов, Иван Петрович, выпускник 1943 года
80. Истратий, Владимир Георгиевич, выпускник 1974 года

Полные кавалеры ордена Славы  

1. Чернышев, Николай Андреевич, выпускник 1942 года
2. Куликов, Любим Константинович, выпускник 1943 года
3. Однорогов, Василий Ефимович, выпускник 1943 года
4. Полтавцев, Дмитрий Филиппович, выпускник 1943 года
5. Дудин, Николай Михайлович, учился в ОВОКУ с мая 1951 по июнь 1952 года.

Герои Российской Федерации  

1. Морозов, Станислав Николаевич, выпускник 1979 года
2. Шадура, Юрий Дмитриевич, выпускник 1982 года
3. Чуркин, Михаил Константинович, выпускник 1993 года
4. Хмелёв, Олег Петрович, выпускник 1993 года
5. Воробьёв, Дмитрий Александрович, выпускник 1997 года
6. Ветчинов, Денис Васильевич, выпускник 2000 года
7. Ухватов, Алексей Юрьевич, выпускник 2001 года (НВИ)

Кавалеры трёх орденов Мужества  

1. Суровикин, Сергей Владимирович, выпускник 1987 года
2. Сергеев, Игорь Владимирович, выпускник 1990 года
3. Косухин, Валерий Викторович, выпускник 1991 года
4. Паков, Владимир Николаевич, выпускник 1991 года

В Омском общевойсковом училище воинское воспитание и образование получили талантливые военачальники:

Маршалы   

1. Передельский, Георгий Ефимович, маршал артиллерии, выпускник 1937 года

Генералы армии   

1. Павлов, Дмитрий Григорьевич, генерал армии, выпускник 1922 года
2. Федюнинский, Иван Иванович, генерал армии, выпускник 1924 года (ВПШ)
3. Лащенко, Пётр Николаевич, генерал армии, выпускник 1933 года (ВПШ)
4. Алтунин, Александр Терентьевич, генерал армии, выпускник 1941 года (НВПУ)
5. Кормильцев, Николай Викторович, генерал армии, выпускник 1969 года
6. Пузанов, Игорь Евгеньевич, генерал армии, выпускник 1971 года
7. Кихтенко, Александр Тимофеевич, генерал армии Украины, выпускник 1978 года

Генерал-полковники   

1. Казарцев, Александр Игнатьевич, генерал-полковник, выпускник 1923 года (ИКПКП)
2. Зырянов, Павел Иванович, генерал-полковник, выпускник 1927 года
3. Провалов, Константин Иванович, генерал-полковник, выпускник 1933 года
4. Сидоров, Яков Ильич, генерал-полковник, выпускник 1940 ? года
5. Котловцев, Николай Никифорович, генерал-полковник, выпускник 1947 года (2-е ОВПУ)
6. Бурлаков, Матвей Прокопьевич, генерал-полковник, выпускник 1957 года
7. Журбенко, Владимир Михайлович, генерал-полковник, выпускник 1962 года
8. Лазебин, Евгений Павлович, генерал-полковник, выпускник 1976 года
9. Суровикин, Сергей Владимирович, генерал-полковник, выпускник 1987 года

Генерал-лейтенанты  

1. Карбышев, Дмитрий Михайлович, генерал-лейтенант, выпускник 1898 года (СКК)
2. Мордвинов, Василий Константинович, генерал-лейтенант, выпускник 1898 года (ОмКК)
3. Алексеев, Василий Михайлович, генерал-лейтенант, выпускник 1921 года
4. Озимин, Михаил Иванович, генерал-лейтенант, выпускник 1921 года
5. Корсаков, Николай Михайлович,генерал-лейтенант авиации, выпускник 1922 года
6. Воробьёв, Яков Степанович, генерал-лейтенант, выпускник 1923 года (ВВШС)
7. Пляскин, Василий Яковлевич, генерал-лейтенант, выпускник 1923 года
8. Чернов, Григорий Иванович, генерал-лейтенант, выпускник 1924 года
9. Андреев, Дмитрий Иванович, генерал-лейтенант, выпускник 1926 года (ИКПКП)
10. Казанкин, Александр Фёдорович, генерал-лейтенант, выпускник 1927 года
11. Седулин, Эрнест Жанович, генерал-лейтенант, выпускник 1927 года (ИКПКП)
12. Трапезников, Иван Кириллович, генерал-лейтенант, выпускник 1939 года
13. Трофимов, Алексей Семенович, генерал-лейтенант, выпускник 1942 года
14. Гурин, Геннадий Николаевич, генерал-лейтенант, выпускник 1962 года
15. Петрищев, Владимир Иванович, генерал-лейтенант ФСБ, выпускник 1963 года
16. Гургенидзе, Вано Григорьевич, генерал-лейтенант Грузии, выпускник 1964 года
17. Земляницын, Валентин Николаевич, генерал-лейтенант, выпускник 1964 года
18. Рощин, Виктор Михайлович, генерал-лейтенант, выпускник 1965 года
19. Пугачёв, Николай Васильевич, генерал-лейтенант, выпускник 1965 года
20. Герасимов, Александр Григорьевич, генерал-лейтенант, выпускник 1969 года
21. Кадяев, Вячеслав Иванович, генерал-лейтенант ФСБ, выпускник 1969 года
22. Мицкевич, Виктор Фёдорович, генерал-лейтенант, выпускник 1972 года
23. Широков, Владимир Иннокентьевич, генерал-лейтенант, выпускник 1974 года
24. Капканщиков, Виктор Олегович, генерал-лейтенант, выпускник 1976 года
25. Старчеус, Игорь Евгеньевич, генерал-лейтенант, выпускник 1978 года
26. Волков, Геннадий Анатольевич, генерал-лейтенант, выпускник 1979 года
27. Кривенко, Александр Васильевич, генерал-лейтенант, выпускник 1979 года
28. Борискин, Юрий Валентинович, генерал-лейтенант, выпускник 1981 года

Генерал-майоры   

1. Богайчук, Павел Петрович, генерал-майор, выпускник 1920 года
2. Шолев, Григорий Иванович, генерал-майор, выпускник 1920 года
3. Алексеев, Василий Михайлович, генерал-майор, выпускник 1921 года
4. Артемьев, Иван Николаевич, генерал-майор, выпускник 1921 года (ВВШС)
5. Асафов, Василий Михайлович, генерал-майор, выпускник 1921 года (ВВШС)
6. Бакунин, Фёдор Алексеевич, генерал-майор, выпускник 1921 года
7. Коробков, Фёдор Григорьевич, генерал-майор авиации, выпускник 1921 года
8. Сгибнев, Степан Михайлович, генерал-майор, выпускник 1921 года
9. Уткин, Петр Васильевич, генерал-майор, выпускник 1921 года (ВВШС)
10. Воробьёв, Яков Степанович, генерал-майор, выпускник 1923 года (Высшая военная школа Сибири)
11. Дрёмин, Дмитрий Феоктистович, генерал-майор, выпускник 1924 года
12. Некрасов, Иван Михайлович, генерал-майор, выпускник 1924 года
13. Кожанов, Василий Иванович, генерал-майор, выпускник 1924 года
14. Тарасов, Сергей Павлович, генерал-майор, выпускник 1924 года
15. Белов, Николай Георгиевич, генерал-майор авиации, выпускник 1925 года (ВПШ)
16. Гапич, Николай Иванович, генерал-майор войск связи, выпускник 1925 года (ВПШ)
17. Семенченко, Кузьма Александрович, генерал-майор, выпускник 1925 года (ИКПКП)
18. Жолудев, Виктор Григорьевич, генерал-майор, выпускник 1925 года (ИКПКП)
19. Казаков, Александр Иванович, генерал-майор, выпускник 1926 года
20. Онуфриев, Александр Алексеевич, генерал-майор, выпускник 1926 года
21. Сухарев, Николай Фёдорович, генерал-майор, выпускник 1926 года
22. Шилов, Федор Николаевич, генерал-майор, выпускник 192? года
23. Седулин, Эрнест Жанович, генерал-майор, выпускник 1927 года (ИКПКП)
24. Серебров, Михаил Петрович, генерал-майор, выпускник 1927 года
25. Киселёв, Александр Яковлевич, генерал-майор, выпускник 1927 года
26. Черниенко, Дмитрий Хрисанфович, генерал-майор, выпускник 1927 года
27. Козин, Нестор Дмитриевич, генерал-майор, выпускник 1929 года
28. Чупров, Илья Михайлович, генерал-майор, выпускник 1929 года
29. Баклаков, Василий Ильич, генерал-майор, выпускник 1930 года (ИКПКП)
30. Черепанов, Корнилий Георгиевич, генерал-майор, выпускник 1931 года (ИКПКП)
31. Палагин, Григорий Федорович, генерал-майор, выпускник 1931 года
32. Власенко, А. М.,.генерал-майор, выпускник 1932 года
33. Раков, Степан Семенович, генерал-майор, выпускник 1934 года
34. Полищук, Григорий Федосеевич,.генерал-майор, выпускник 1936 года
35. Федотов, Василий Николаевич, генерал-майор, выпускник 1938 года
36. Саенко, Пётр Родионович, генерал-майор, выпускник 1938 года
37. Янковский, Василий Кириллович,.генерал-майор, выпускник 1938 года
38. Сбоев, Александр Васильевич, генерал-майор юстиции, выпускник 1941 года
39. Тухкру, Иван Иванович, генерал-майор, выпускник 1941 года
40. Ломбах, Юрий Владимирович, генерал-майор, выпускник 1942 года
41. Улихин Николай Иванович, генерал-майор, выпускник 1952 года
42. Ярков, Иван Дмитриевич, генерал-майор, выпускник 1955 года
43. Пивоваров Валентин Николаевич, генерал-майор, выпускник 1957 года
44. Аванесов, Владимир Аванесович, генерал-майор, выпускник 1961 года
45. Кокорин, Вадим Алексеевич, генерал-майор, выпускник 1963 года
46. Добрынин, Николай Васильевич, генерал-майор, выпускник 1964 года
47. Савин, Виктор Петрович, генерал-майор юстиции, выпускник 1965 года
48. Фатеев, Николай Тимофеевич, генерал-майор, выпускник 1966 года
49. Шалякин, Алексей Семёнович, генерал-майор юстиции, выпускник 1966 года
50. Мухамеджанов, Гани Ибатулович, генерал-майор, выпускник 1967 года
51. Трофимов, Владимир Иванович, генерал-майор, выпускник 1967 года
52. Кузнецов, Валерий Евгеньевич, генерал-майор, выпускник 1969 года
53. Учкин, Александр Васильевич, генерал-майор, выпускник 1969 года
54. Люлькин, Александр Николаевич, генерал-майор, выпускник 1969 года
55. Мусин, Реалиль Кашшафович, генерал-майор, выпускник 1969 года
56. Воронин, Алексей Владимирович, генерал-майор, выпускник 1970 года
57. Зайцев, Андрей Порфирьевич, генерал-майор, выпускник 1970 года
58. Зеньков, Владимир Алексеевич, генерал-майор, выпускник 1970 года
59. Романов Владимир Владимирович, генерал-майор, выпускник 1970 года
60. Варфоломеев, Павел Николаевич, генерал-майор, выпускник 1971 года
61. Налётов, Геннадий Афанасьевич, генерал-майор, выпускник 1972 года
62. Никитин, Анатолий Алексеевич, генерал-майор, выпускник 1972 года
63. Никулин, Виктор Анатольевич, генерал-майор, выпускник 1972 года
64. Гацко, Виктор Иванович, генерал-майор, выпускник 1973 года
65. Гуржей, Владимир Григорьевич, генерал-майор, выпускник 1974 года
66. Омельченко, Геннадий Витальевич, генерал-майор, выпускник 1975 года
67. Канчуков Сергей Алексеевич, генерал-майор, выпускник 1976 года
68. Бабкин, Александр Евгеньевич, генерал-майор МЧС, выпускник 1977 года
69. Серков, Юрий Александрович, генерал-майор, выпускник 1977 года
70. Сомов, Степан Иванович, генерал-майор, выпускник 1977 года
71. Веселов, Евгений николаевич, генерал-майор, выпускник 1978 года
72. [omvoku.su/memory/1979/riltsov_sa/0.htm Рыльцов, Станислав Александрович], генерал-майор, выпускник 1979 года
73. Канучков, Сергей Александрович, генерал-майор, выпускник 1980 года
74. Кудрявцев, Александр Николаевич, генерал-майор, выпускник 1980 года
75. Масленчук, Александр Семенович, генерал-майор, выпускник 1980 года
76. [www.omvoku.su/memory/1980/portyannikov_yn/0.htm Портянников, Юрий Николаевич], генерал-майор, выпускник 1980 года
77. Прошкин, Вячеслав Михайлович, генерал-майор, выпускник 1980 года
78. Нуртдинов, Ришат Васфиевич, генерал-майор, выпускник 1980 года
79. Алехин, Юрий Николаевич, генерал-майор, выпускник 1982 года
80. [omvoku.su/memory/1982/batyushkin_sa/0.htm Батюшкин, Сергей Анатольевич], генерал-майор, выпускник 1982 года
81. [omvoku.su/memory/1983/korbut_vv/0.htm Корбут, Владимир Валентинович], генерал-майор, выпускник 1983 года
82. Устинов, Владимир Алексеевич, генерал-майор, выпускник 1985 года
83. Белоконев, Олег Алексеевич, генерал-майор, выпускник 1987 года
84. Куприк, Сергей Михайлович, генерал-майор, выпускник 1988 года
85. Кормильцев, Виталий Николаевич, генерал-майор, выпускник 1989 года
86. Брыль, Константин Иванович, генерал-майор, выпускник 1991 года
87. [omvoku.su/memory/1992/bokiy_vg/0.htm Бокий, Виктор Григорьевич], генерал-майор, выпускник 1992 года
88. Кузьменко, Андрей Владимирович, генерал-майор, выпускник 1994 года

Полковники   

1. Мощалков, Павел Иванович, полковник, выпускник 1925 года
2. Полосухин, Виктор Иванович, полковник, выпускник 1922 года
3. Чупров, Нил Данилович, полковник, выпускник 1928 года (Владивостокская пехотная школа)

Государственные и политические деятели  

1. Вшивцев, Владимир Сергеевич,, Депутат Государственной думы РФ, выпускник 1983 года
2. Денисенко, Олег Иванович, Депутат Государственной думы РФ, выпускник 1983 года
3. Походин, Александр Николаевич, Заместитель министра сельского хозяйства и продовольственной политики Красноярского края, выпускник 1983 года
4. Краснов, Александр Борисович, Депутат Омского городского Совета, выпускник 1985 года
5. Фахритдинов, Иршат Юнирович, Депутат Государственной думы РФ, выпускник 1987 года

Священнослужители  

1. Загребельный, Сергей Николаевич, епископ Русской православной церкви, епископ Тарский и Тюкалинский, выпускник 1988 года.

Учёные  

1. Азовцев, Николай Николаевич, Доктор исторических наук, профессор, Заслуженный деятель науки РСФСР, выпускник 1933 года.

Интересные факты

• Киевское и Омское ВОКУ оба были высшие общевойсковые командные, оба дважды Краснознамённые, оба имени М. В. Фрунзе.

См. также

• 2-е Омское военно-пехотное училище
• Владивостокская пехотная школа
• Иркутская пехотная школа
• Новосибирское военно-пехотное училище
• Кемеровское военно-пехотное училище

Литература

1. Краткий исторический очерк Первого Сибирского Императора Александра I кадетского корпуса (1813—1913) — СПб, 1915
2. Дмитрий Михайлович Карбышев: кадет, генерал, патриот = Материалы науч.- практ. конф., посвящ. 120-й годовщине со дня рожд. ген. Д. М. Карбышева, 25 окт. 2000 г. / Томилов Николай Аркадьевич; Патрушева Галина Михайловна. — Омск.
3. Бокарев, В. П. Военные училища — школа подготовки офицерских кадров / В. П. Бокарев. — М., 1982.
4. Н. В. Фомина, Система военного профессионального образования на Дальнем Востоке: этапы становления и развития (1922—1941 гг.)
5. Корицкий Н. И. Высшая военная школа Сибири // Военные знания. 1921. № 1.
6. [work.tspu.ru/eng/files/PDF/articles/podustov_f._n._41_46_1_52_2006.pdf Ф. Н. Подустов, Численность, материальное положение и условия труда преподавателей военно-учебных заведений Сибирского военного округа в 1919—1921 годах]
7. Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
8. Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1988. — Т. 2 /Любов — Ящук/. — 863 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-203-00536-2.
9. Иванов С. Н. Военные училища Наркомата Обороны СССР В Сибирском военном округе в годы Великой Отечественной войны (1941 −1945 гг.), Новосибирск, 2010
10. Омское Краснознамённое. Омск. 1965 год.
11. Омское Дважды Краснознамённое. Омск. 1969 год.
12. В Сибири Рождённое. Страницы истории Омского высшего общевойскового командного дважды Краснознамённого училища им. М. В. Фрунзе, Омск, Омское книжное издательство. 1987 год.
13. Омский кадетский корпус : история и современность / Басаев Виктор Романович. — Омск: Омский дом печати, 2003. — ISBN 5-86849-251-X
14. Становление и развитие кадетских корпусов в императорской России (XVIII — начало XX вв.): Автореферат диссертации на соискание учёной степени кандидата исторических наук (07.00.02) / Басаев Виктор Романович. — Омск: Б/и, 2000.
15. Странички философии, методологии и истории = Работы аспирантов каф. отеч. истории / Омский государственный педагогический университет; Киселев Александр Георгиевич. — Омск. — ISBN 5-8268-0409-2
16. Тучинский Г. И. «В суровой Сибири, у быстрой реки…»: [Кантата] / Г. И. Тучинский; Сл. А. Грызова // Омское высшее общевойсковое командное училище за 180 лет своего существования и развития… — Омск, 1993.
17. Надь Ф. 180 лет на страже Родины: [Кадет. корпус — общевойск. училище] / Ф. Надь // Веч. Омск. — 1993. — 6 мая.
18. Омское высшее общевойсковое командное училище за 180 лет своего существования и развития. Роль исторических традиций высших учебных заведений Сибири и России в духовном и профессиональном становлении молодого специалиста: (Тез. докл.). — Омск, 1993.

Ссылки

• [www.youtube.com/watch?v=3J5P-UgDetE&feature=youtu.be Омский кадетский корпус - 200 лет на службе Отечеству!]
• [www.surnameindex.info/00004/index.html Первый Сибирский ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА I Кадетский Корпус (1813—1938) — Шанхай, 1940]
• [www.omvoku.su/ Сайт Омского высшего общевойскового командного дважды Краснознаменного училища имени М. В. Фрунзе]
• [www.youtube.com/watch?v=xTOK8YWGEfc&feature=colike Омское ВОКУ. Выпускники — герои Советского союза.]
• [www.youtube.com/watch?v=4DTZ6EJMpN4&feature=colike ЛЕЙТЕНАНТЫ, кинопленка 1980—1984 г.г. ОмВОКУ, автор исполнитель- Сергей Лапшин, аранжировка — Олег Люндышев]
• [www.youtube.com/watch?v=dJYsVNpBNok&feature=colike Омское ВОКУ им. М. В. Фрунзе 1981—1985 (часть1) Присяга 13.09.1981.]
• [www.youtube.com/watch?v=TtRaGM0MYLs&feature=colike Генерал Карбышев — Смерть и жизнь 1/2]
• [www.youtube.com/watch?v=KOXlX-AHJA4&feature=colike Генерал Карбышев — Смерть и жизнь 2/2]

Отрывок, характеризующий Омское высшее общевойсковое командное училище

Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.


Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
– Дурак! что лезешь, когда тебя не спрашивают! – сказал Николай, быстро переменяя положение.
– От губернатора, – заспанным голосом сказал Лаврушка, – кульер приехал, письмо вам.
– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, – писала она, – и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».
Оба письма были из Троицы. Другое письмо было от графини. В письме этом описывались последние дни в Москве, выезд, пожар и погибель всего состояния. В письме этом, между прочим, графиня писала о том, что князь Андрей в числе раненых ехал вместе с ними. Положение его было очень опасно, но теперь доктор говорит, что есть больше надежды. Соня и Наташа, как сиделки, ухаживают за ним.
С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.


Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.
В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.


Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы.
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.
Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью.
– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.