Абу Риша, Омар

Омар Абу Риша
араб. عمر أبو ريش‎
Дата рождения:	10 апреля 1910(1910-04-10)
Место рождения:	Манбидж, Алеппский вилайет, Османская империя
Дата смерти:	15 июля 1990(1990-07-15) (80 лет)
Место смерти:	Эр-Рияд, Саудовская Аравия
Гражданство:	Сирия
Род деятельности:	поэт, дипломат
Язык произведений:	арабский

Ома́р Абу́ Ри́ша (араб. عمر أبو ريشة‎, 1910—1990) — сирийский поэт и дипломат. Писал на арабском языке.

Биография

Родился 10 апреля 1910 года в богатой и образованной семье в городе Манбидж в Алеппской вилайете Османской империи (сейчас на территории Сирии). Окончил школу в Алеппо, затем учился в Дамасском университете и Американском университете Бейрута, где получил степень бакалавра естественных наук. В 1931 году отец отправил его в Великобританию изучать химическую технологию в Манчестерском университете и знакомиться с текстильной промышленностью. Однако там молодой человек нашёл иное призвание — в литературе и в поэзии, в частности.

Через год вернувшись в Сирию, он присоединяется к национальному движению против французской оккупации. Помимо занятий политикой, он пишет стихи и работает в публичной библиотеке Алеппо. В 1948 году избран членом Академии наук. С обретением Сирией независимости началась его дипломатическая карьера, продолжавшаяся до 1970 года: сначала как атташе по культуре в Лиге арабских государств, а затем как посла Сирии (с 1958 года — Объединённой Арабской Республики):

• 1949—1953 — в Бразилии
• 1953—1954 — в Аргентине и Чили
• 1954—1959 — в Индии
• 1959—1961 — в Австрии
• 1961—1964 — в США
• 1964—1970 — в Индии.

С 1970 года на пенсии. В 1977 году перенёс операцию на сердце. Умер 15 июля 1990 года в Эр-Рияде (Саудовская Аравия), откуда его тело было перевезено в Сирию и похоронено в Алеппо.

Творчество

По собственному признанию, в начале своей поэтической карьеры Омар восхищался творчеством великих классических поэтов эпохи династии Аббасидов (таких как аль-Бухтури и Абу-Таммам) и их последователей среди современных нео-классицистов подобных Шауки, но со временем устал от них и стал искать более индидуальные голоса в этой традиции. Его любимыми зарубежными поэтами были Эдгар Аллан По и Шарль Бодлер. Также на него повлияли поэты из арабо-американского литературного общества «Al-Rabitah al-Qalamiyah», созданного в 1915 году.

Драмы в стихах

• «Ди-Кар» (араб. ذي قار‎)
• «Суд поэта» (араб. محكمة الشعراء‎)
• «Аль-Хусейн ибн Али» (араб. الحسين‎)
• «Семирамида» (араб. سمير اميس‎)
• «Тадж-Махал» (араб. تاج محل‎)
• «Потоп» (араб. الطوفان‎)

Поэтические сборники

• «Поэмы» (1936)
• «Стихи Омара Абу Риша» (1947)
• «Избранное» (1959)
• «Собрание сочинений», т.1 (1971)

Ссылки

• [www.adab.com/modules.php?name=Sh3er&doWhat=lsq&shid=23&start=0 Подборка стихотворений Омара Абу Риша  (ар.)]
• [feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke1/ke1-0425.htm?cmd=2&istext=1 «Краткая литературная энциклопедия», т.1, М., 1962]
• Muhammad Mustafa Badawi. [books.google.com/books?id=E4DbToJtTeUC&pg=PA172 A Critical Introduction to Modern Arabic Poetry]. — Cambridge University Press, 1975. — P. 172. — ISBN 978-0-521-29023-4. (англ.)
• Hafez, Sabry. Obituary: Omar Abu-Riche // The Independent. — London, 19 July 1990. — P. 31. (англ.)

Отрывок, характеризующий Абу Риша, Омар

«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.