Омерзительная восьмёрка

Омерзительная восьмёрка
The Hateful Eight
Жанр	детективный вестерн
Режиссёр	Квентин Тарантино
Продюсер	Стейси Шер Ричард Н. Гладштейн Шеннон Макинтош Боб Вайнштейн (исп.) Харви Вайнштейн (исп.)
Автор сценария	Квентин Тарантино
Оператор	Роберт Ричардсон
Композитор	Эннио Морриконе
Кинокомпания	FilmColony The Weinstein Company (прокат)
Длительность	167 мин (182 мин Roadshow theatrical release)
Бюджет	44 млн $
Сборы	155 760 117 $
Страна	США США
Язык	английский
Год	2015
Выход фильма «Омерзительная восьмёрка» (оригинальное название — The Hateful Eight)

К:Фильмы 2015 года

«Омерзи́тельная восьмёрка» (англ. The Hateful Eight, другое название - «Ненавистная восьмёрка») — американский вестерн режиссёра и сценариста Квентина Тарантино. В ролях — ансамбль актёров, во главе которого Сэмюэл Л. Джексон и Курт Рассел. Действие «Омерзительной восьмерки» происходит вскоре после Гражданской войны в США; герои фильма, охотники за головами и их случайные соседи, вынуждены пережидать зимнюю бурю на постоялом дворе. Фильм, анонсированный осенью 2013 года, изначально задумывался как продолжение предыдущей работы Тарантино, вестерна «Джанго освобождённый». В 2014 году Тарантино отменил проект после того, как сценарий «Омерзительной восьмерки» был без его ведома опубликован в интернете, однако позже возобновил работу над фильмом.

Ограниченный релиз фильма в североамериканском прокате был намечен на 25 декабря 2015 года — картина демонстрировалась в формате 70 мм на 100 площадках. В широкий прокат фильм вышел 1 января 2016 года. Фильм был удостоен премии «Оскар», BAFTA и «Золотой глобус» за музыку Эннио Морриконе.

Сюжет

Действие фильма разворачивается в Вайоминге спустя несколько лет после Гражданской войны. Охотник за головами Джон Рут (Курт Рассел), прозванный Вешателем за то, что предпочитает доставлять преступников живыми, а не мёртвыми, везет на арендованном дилижансе преступницу Дейзи Домергю (Дженнифер Джейсон Ли) в городок Ред-Рок. По пути Рут встречает двоих — ещё одного охотника за головами, чернокожего майора Маркуса Уоррена (Сэмюэл Л. Джексон), везущего в Ред-Рок троих мертвых бандитов, и молодого южанина по имени Крис Мэнникс (Уолтон Гоггинс), который представляется Руту и Уоррену как новый шериф Ред-Рока. Рут с большим подозрением относится к попутчикам, но берёт Уоррена, потому что знает его как героя войны, переписывавшегося с самим Авраамом Линкольном и хранящего у себя одно из его писем. Криса же он берёт, потому что не хочет проблем с властями Ред-Рока, хотя и не сильно верит в то, что он шериф.

Путники находят убежище на постоялом дворе — «Галантерейной Минни», где их встречает единственный работник — мексиканец Боб (Демиан Бишир), сообщающий, что хозяйка с мужем уехали. Внутри ночуют еще трое постояльцев — бывший генерал Конфедерации Смитерс (Брюс Дерн), ковбой Джо Гейдж (Майкл Мэдсен) и палач Освальдо Мобрей (Тим Рот), также, по собственным словам, следующий в Ред-Рок на казнь Дейзи Домергю. Рут с помощью Уоррена разоружает всех присутствующих, подозревая, что один из них — сообщник Дейзи и попытается ее освободить. Ситуация дополнительно накаляется из-за прошедшей войны: генерал Смитерс и майор Уоррен сражались на разных сторонах и оба совершали военные преступления, к тому же Мэнникс обвиняет Уоррена в том, что письмо от Авраама Линкольна — фальшивка.

За ужином Уоррен подходит к Смитерсу, кладет рядом с генералом револьвер и разражается глумливой историей о том, как он, Уоррен, поймал Смитерса-младшего, издевался над ним и изнасиловал. Генерал гневно хватается за подложенное оружие, и Уоррен убивает его из второго револьвера. Пока внимание присутствующих отвлечено конфликтом между Смитерсом и Уорреном, кто-то на глазах Дейзи Домергю подливает в кофейник яд из пузырька. Рут и его кучер О. Б. Джексон пьют отравленный кофе, и вскоре их обоих начинает рвать кровью; Мэнникс, тоже взявший себе кружку, в панике выплескивает ее на пол. Отравленный Рут избивает злорадствующую Дейзи, но она убивает охотника за головами, выхватив его же револьвер.Уоррен, угрожая собственным револьвером, отнимает у неё оружие, а остальных ставит к стене с поднятыми руками.

Выступающий в роли сыщика Уоррен освобождает Мэнникса и отдает ему револьвер, рассудив, что южанин не может быть причастен к отравлению, так как сам собирался пить из отравленного кофейника. Мексиканец Боб также заявляет, что не мог отравить кофе, поскольку во время разговора между Уорреном и Смитерсом играл на пианино. Уоррен, который часто бывал на этом же постоялом дворе в прошлом, уличает Боба в незнании привычек «уехавших» хозяев и в конечном счете в их убийстве — об этом свидетельствует и кровавое пятно на спинке хозяйского кресла. После убийства Боба у стены остаются двое подозреваемых — Гейдж и Мобрей. Уоррен угрожает напоить и Дейзи отравленным кофе — эта угроза заставляет Гейджа громко признаться в отравлении. Начинается перестрелка: неожиданный выстрел из подпола попадает Уоррену в пах, в то время как Мобрей из спрятанного револьвера ранит Мэнникса и получает пулю в ответ.

Действие переносится в прошлое: утром предыдущего дня бандиты Боб, Мобрей, Гейдж и Джоди Домергю — брат Дейзи — приезжают на постоялый двор Минни, убивают хозяев и готовят засаду с целью освободить Дейзи. Они сохраняют жизнь единственному постояльцу — генералу Смитерсу, запугав его; глава банды Джоди Домергю спускается в подпол, где и прячется всё время фильма. Действие возвращается в настоящее: раненые Уоррен и Мэнникс, угрожая убить Дейзи, вынуждают её брата вылезти из подпола, и Уоррен убивает его. Взбешённая Дейзи предлагает Мэнниксу сделку - убить Уоррена и освободить бандитов, получив взамен труп умирающего Мобрея, за которого положена награда, угрожая при этом, что другие члены банды устроют резню в Ред-Роке. Уоррен расстреливает по бандитам весь барабан револьвера, но на Дейзи его не хватает. Мэнникс не даёт не находящему в себе силы встать с кровати Уоррену второго револьвера, но от предложения Дейзи отказывается, заключив, что она лжёт. Внезапно он теряет сознание из-за потери крови. Раненая Дейзи отрубает ножом руку Рута, к трупу которого она всё ещё прикована, и пытается добраться до оружия Гейджа, однако пришедший в себя шериф подстреливает ее. Истекающие кровью Мэнникс и Уоррен вешают преступницу на стропилах в память о Джоне Руте. Мэнникс просит у Уоррена письмо Линкольна и зачитывает его вслух. Оценив по достоинству трогательность письма, комкает и отбрасывает его в сторону. В наступившем безмолвии, обессилевшие Майор и Шериф ждут скорой смерти.

В ролях

Актёр	Роль
Сэмюэл Л. Джексон	Маркус Уоррен «Кровавый» майор Маркус Уоррен «Охотник за головами»
Курт Рассел	Джон Рут Джон Рут «Вешатель»
Уолтон Гоггинс	Крис Мэнникс Крис Мэнникс «Шериф»
Дженнифер Джейсон Ли	Дейзи Домергю Дейзи Домергю «Пленница»
Демиан Бишир	Боб / Марко-мексиканец Боб / Марко-мексиканец «Мексиканец»
Тим Рот	Освальдо Мобрэй / «Англичанин» Пит Хикокс Освальдо Мобрэй / «Англичанин» Пит Хикокс «Недомерок»
Майкл Мэдсен	Джо Гейдж / Грауч Дугласс Джо Гейдж / Грауч Дугласс «Ковбой»
Брюс Дерн	Сэнфорд Смитерс генерал Сэнфорд Смитерс «Конфедерат»
Джеймс Паркс	О. Б. Джексон кучер О. Б. Джексон
Ченнинг Тейтум	Джоди Домергю Джоди Домергю
Зои Белл	Джуди Джуди «Шесть лошадей»
Дана Гуррье	Минни Минк Минни Минк
Джин Джонс	Сладкий Дэйв Сладкий Дэйв
Крейг Старк	Честер Чарльз Смитерс Честер Чарльз Смитерс
Ли Хорсли	Эд Эд
Кит Джефферсон	Чарли Чарли
Белинда Овино	Джемма Джемма
Квентин Тарантино	голос рассказчика (не указан в титрах)

Создание

В ноябре 2013 года Тарантино объявил, что работает над новым фильмом в жанре вестерн, который никак не будет связан с его предыдущей работой — фильмом «Джанго освобождённый». 12 января 2014 года картине было дано официальное название — «Омерзительная восьмёрка». По словам Тарантино, он вдохновлялся телесериалами-вестернами шестидесятых годов, такими, как «Бонанца», «Виргинец» и «Высокий Чапараль». Тарантино описывал их так:

Дважды в сезон в этих сериалах бывала серия, когда главные герои попадали в плен к бандитам. Бандиты приезжали на ранчо «Пондероза» и брали всех в заложники, или к судье Гарту — его играл Ли Джей Кобб — в «Виргинце» и тоже брали всех в заложники. В этих сериях обязательно снимались приглашенные звезды — например, Дэвид Кэррадайн, Дарен Макгевин, Клод Экинс, Роберт Калп, Чарльз Бронсон или Джеймс Коберн. Не то что бы мне нравился этот сюжет в современном контексте, но в вестернах я его обожаю: полсерии просиживаешь, гадая, плохие это парни или хорошие, и у каждого есть свое прошлое, которое потом раскрывается. И я подумал: «А что если снять фильм, где будут только такие персонажи и никаких других? Никаких героев, никаких Майклов Лэндонов — только кучка мерзавцев в одной комнате, все рассказывают свои истории, которые могут быть правдой, а могут и ложью. Запереть их в одной хижине с пургой за окнами, дать каждому по револьверу и посмотреть, что будет» Оригинальный текст (англ.)   Twice per season, those shows would have an episode where a bunch of outlaws would take the lead characters hostage. They would come to the Ponderosa and hold everybody hostage, or go to Judge Garth's place — Lee J. Cobb played him — in The Virginian and take hostages. There would be a guest star like David Carradine, Darren McGavin, Claude Akins, Robert Culp, Charles Bronson, or James Coburn. I don't like that storyline in a modern context, but I love it in a Western, where you would pass halfway through the show to find out if they were good or bad guys, and they all had a past that was revealed. I thought, 'What if I did a movie starring nothing but those characters? No heroes, no Michael Landons. Just a bunch of nefarious guys in a room, all telling backstories that may or may not be true. Trap those guys together in a room with a blizzard outside, give them guns, and see what happens. — из интервью Тарантино сайту Deadline.com

Вскоре по вине агента одного из актёров произошла утечка сценария, и расстроенный Тарантино отказался снимать ленту. По его словам, версии сценария были только у Мэдсена, Рота и Дерна .

Ближе к маю 2014 года остывший Тарантино объявил, что написал две новые концовки и готов вернуться к проекту. Новый сценарий, легший в основу отснятой версии фильма, отличался от старого переписанной концовкой — в оригинальном сценарии финальная перестрелка была одновременной и беспорядочной, причем глава банды Джоди поднимался из подпола и активно участвовал в стрельбе наверху. Майор Уоррен погибал во время перестрелки, так что речь Дейзи была обращена к одному Мэнниксу. «Мексиканец Боб» в первоначальной версии сценария был известен как «Француз Боб». В ноябре 2014 года Ченнинг Тейтум получил одну из основных ролей в фильме, а The Weinstein Company опубликовала пресс-релиз, где был заявлен официальный актёрский состав: Курт Рассел, Сэмюэл Л. Джексон, Тим Рот, Уолтон Гоггинс, Майкл Мэдсен, Дженнифер Джейсон Ли, Демиан Бишир и Брюс Дерн — почти все участвовали в первоначальной читке сценария. В январе 2015 года к ним также присоединились Джеймс Паркс, Дана Гуррье, Зои Белл, Джин Джонс, Кит Джефферсон, Ли Хорсли, Крейг Старк и Белинда Овино.

Съёмки начались 8 декабря 2014 года.

Пиратство

За несколько дней до старта проката «Омерзительная восьмёрка» (в ряду других потенциальных «оскаровских» номинантов) стала жертвой пиратства — промокопия ленты, предназначавшаяся одному из руководителей компании Alcon Entertainment Эндрю Косову, оказалась в Сети и за первые сутки была скачана более полумиллиона раз. Сразу после премьеры картины команда видеопиратов Hive-CM8 принесла свои извинения Квентину Тарантино за то, что разместила его фильм «Омерзительная восьмёрка» ещё до выхода в прокат. Они заявляют, что им «очень жаль» из-за того, что они испортили премьеру. Предположительно, они хотели поделиться фильмом с теми людьми, которые «не настолько богаты», чтобы ходить в кинотеатры.

Связь с другими фильмами

• На полках в лавке Минни можно заметить сигареты Red Apple («Красное яблоко») — бренда, много лет назад придуманного Тарантино в качестве протеста против рекламы в кино. Red Apple курят персонажи его фильмов «Криминальное чтиво», «Убить Билла» и «Бесславные ублюдки», а также персонажи фильмов Роберта Родригеса «От заката до рассвета» и «Планета страха».
• Тим Рот подтвердил в интервью, что его персонаж — «Англичанин» Пит Хикокс (Освальдо Мобрей) — является предком Арчи Хикокса, британского лейтенанта из фильма Тарантино «Бесславные ублюдки». Арчи Хикокса изначально тоже должен был играть Рот, но из-за его тогдашней занятости роль отошла Майклу Фассбендеру.
• В лавке Минни Джон Рут показывает бумагу палачу Мобрею и разговаривает с ним около столика, который испускает яркий золотистый свет, точно такой же, как свет из кейса в «Криминальном чтиве».
• Некоторые сцены перекликаются с другим фильмом с участием Курта Рассела и с музыкой Эннио Морриконе — «Нечто»; из этого же фильма заимствована одна из музыкальных тем.

Награды

Премия	Дата церемонии	Категория	Лауреаты и номинанты	Итог
«Сатурн»	22 июня 2016	Лучший триллер	«Омерзительная восьмёрка»	Номинация
		Лучший киноактёр	Сэмюэл Л. Джексон	Номинация
		Лучший киноактёр второго плана	Уолтон Гоггинс	Номинация
		Лучший грим	Грегори Никотеро, Ховард Бергер, Хеба Торисдоттир	Номинация
		Лучшая музыка	Эннио Морриконе	Номинация
«Оскар»	28 февраля 2016	Лучшая женская роль второго плана	Дженнифер Джейсон Ли	Номинация
		Лучшая операторская работа	Роберт Ричардсон	Номинация
		Лучшая музыка к фильму	Эннио Морриконе	Победа
BAFTA	14 февраля 2016	Лучшая женская роль второго плана	Дженнифер Джейсон Ли	Номинация
		Лучший оригинальный сценарий	Квентин Тарантино	Номинация
		Лучшая музыка к фильму	Эннио Морриконе	Победа
«Золотой глобус»	10 января 2016	Лучшая женская роль второго плана (кинофильм)	Дженнифер Джейсон Ли	Номинация
		Лучший сценарий	Квентин Тарантино	Номинация
		Лучшая музыка к фильму	Эннио Морриконе	Победа
Critics’ Choice Movie Awards	17 января 2016	Лучший актёрский ансамбль	«Омерзительная восьмёрка»	Номинация
		Лучший композитор	Эннио Морриконе	Победа
		Лучшая работа оператора	Роберт Ричардсон	Номинация
		Лучшие причёски и грим	«Омерзительная восьмёрка»	Номинация
		Лучший оригинальный сценарий	Квентин Тарантино	Номинация
		Лучшая женская роль второго плана	Дженнифер Джейсон Ли	Номинация
Национальный совет кинокритиков США	1 декабря 2015	Десять лучших фильмов	«Омерзительная восьмёрка»	Победа
		Лучшая женская роль второго плана	Дженнифер Джейсон Ли	Победа
		Лучший оригинальный сценарий	Квентин Тарантино	Победа

Ссылки

• «Омерзительная восьмёрка» (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Омерзительная восьмёрка

«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.