Омский трамвай
Поделись знанием:
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.
По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.
В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.
 | |
| Описание | |
|---|---|
| Страна | |
| Расположение | |
| Дата открытия | |
| Эксплуатант | |
| Маршрутная сеть | |
| Число маршрутов |
6 |
| Длина сети |
60 км |
| Подвижной состав | |
| Число вагонов |
92 ▼ |
| Число депо |
1 |
| Технические данные | |
| Ширина колеи |
1520 мм |
| Электрификация |
550 В |
| Омский трамвай на Викискладе | |
О́мский трамва́й — трамвайная система, открытая в Омске в 1936 году.
Сейчас в Омске работают 6 трамвайных маршрутов. Интервалы ожидания для каждого из маршрутов составляют от 5 до 16 минут. Трамвай работает с 6:00 до 22:00. На трамвайную систему приходится не более 4 % всех перевозок городским транспортом. Причина в том, что для обеспечения безопасности движения скорость движения вагонов на линиях ограничена в связи с износом подвижного состава и путей. Обслуживание полотна производится нерегулярно, новые вагоны последний раз приобретались в 2005 году, большая часть эксплуатируемого подвижного состава выпущена в 1985—1991 годах.
C 1 апреля 2016 года стоимость проезда составляет 22 рубля (16 рублей для школьников г. Омска при наличии удостоверения школьника).
Содержание
История
Создание в Омске электрического трамвая рассматривалось местными властями в начале XX века. Повторно вопрос поднимался в 1927 году. Наконец, в 1936 году для трамвая рядом с Железным мостом был возведён деревянный[1] Трамвайный[2].
- 1915 — подготовлен первый проект Омского трамвая (из-за Первой Мировой войны, Революции 1917 года и Гражданской войны проект отложен);
- Май 1936 — создан Трамвайный трест, начато строительство линий;
- 7—8 ноября 1936 — пуск Омского трамвая;
- 15 ноября 1936 — официальный пуск Омского трамвая;
- Сентябрь 1937 — пуск второй очереди трамвая от сада Куйбышева (Соборная пл.) до городка Водников;
- 1938—1939 — построены линии до ПКиО и 11-й Ремесленной ул.;
- 1940 — открыта линия городок Водников — Сельхозинститут;
- 1941—1945 — трамвайная ветка проложена к воротам госпиталя: трамвай перевозит раненых бойцов от ж/д вокзала до госпиталя;
В годы войны трамвайная линия проходила через Трамвайный мост, делая зигзаг напротив дома 21 на улице Ленина и выходя на улицу Сенную. В доме 21 располагалась редакция газеты «Омская правда», и некоторое время рядом с ней находилась трамвайная остановка[2].
- 12 апреля 1947 — деревянный трамвайный мост через реку Омь разрушен ледоходом; в связи с чем для эксплуатации правобережных маршрутов организовано депо № 2 в городке Водников (действовало до 1959 года);
- 1954 — трамвайная связь между берегами Оми восстановлена после открытия Комсомольского моста;
- Апрель 1956 — Трамвайный трест реорганизован в Трамвайно-троллейбусное управление;
- 6 ноября 1956 — открыто трамвайное депо № 3 в городке Нефтяников и линия городок Нефтяников — Нефтезавод;
- 1959 — демонтаж трамвайной линии по улице К. Маркса (проспект К. Маркса); открытие движения по улице Лагерной (улица маршала Жукова) — улица Учебная;
- 1959 — трамвайное депо № 2 упразднено и переведено в депо № 1, депо № 3 переименовано в депо № 2;
- 1962 — открытие Октябрьского моста и трамвайной линии от ПКиО до 11-й Ремесленной ул.;
- 1964 — на ул. Долгирева организована путейская база; начата реконструкция трамвайного депо № 1;
- 1966 — начато бескондукторное обслуживание пассажиров;
- Апрель 1977 — открыто движение маршрута № 2 по новой однопутной трамвайной линии от Учебной ул. до ул. Богдана Хмельницкого;
- Ноябрь 1978 — открытие моста им. 60-летия ВЛКСМ и пуск маршрута № 10 на Левобережье; продление трассы маршрута № 7 до 9-го микрорайона; ликвидирован участок линии, проходивший мимо с.-х. института;
- 1990 — закрыто движение по Октябрьскому мосту;
- 1994—1995 — реконструкция трамвайных путей по Интернациональной ул., ул. Гагарина, части просп. Мира и Нефтезаводской ул.;
- Октябрь 1996 — восстановлено движение по реконструированному Октябрьскому мосту;
- 1996 — ликвидирован участок линии по улице Труда; линия на Левобережье продлена до улицы Дергачёва;
- Март 1997 — демонтированы пути на Комсомольском мосту, по ул. Гагарина и ул. Лермонтова (от ул. Маршала Жукова до просп. Маркса);
- Август 1997 — демонтированы пути по Интернациональной ул., ул. Орджоникидзе (от Интернациональной до Кемеровской), Гусарова (от Интернациональной до Октябрьской);
- Октябрь 1997 — открыто движение по линии на Октябрьской ул. — Кемеровской ул.;
- 1997 — создано Омское муниципальное унитарное трамвайное предприятие;
- 1998 — закрыто депо № 2, демонтированы пути по проспекту Мира, улице Нефтезаводской, проспекту Губкина;
- 1999 — создано Омское муниципальное унитарное предприятие «Городской электротранспорт»;
- 2002 — июль 2003 — капитальный ремонт трамвайных путей на мосту им. 60-летия ВЛКСМ;
- 19 августа 2005 — пуск маршрута № 5 «ул. Дергачёва — Амурский посёлок» (закрыт весной 2006 года);
В 2007 году директор департамента транспорта Олег Осинский выступил против возобновления маршрута № 10. Он заявил, что трамвай, трасса которого проходит по середине улицы Лукашевича, затрудняет движение автомобилей, а на путях происходит много аварий[3].
- 26 июля — 20 ноября 2008 — на период реконструкции улицы Орджоникидзе отменён маршрут № 7;
- 30 июля — 18 ноября 2008 — работал укороченный временный челночный маршрут № 7А Пос. Амурский — Октябрьская ул.
- 24 января 2011 — восстановление движения по маршруту № 1 после десятилетнего перерыва.[4];
- 2011 — начало программы капитально-восстановительного ремонта вагонов модели 71-605 до модели 71-605ЭП с установкой электронной системы управления тяговым двигателем;
- 2012 — проведен капитальный ремонт пути по 3-я Транспортной ул.;
- 2014 — в ходе реконструкции кольцевой развязки в перекрёсток со светофорным регулированием на пересечении улицы Заозёрная и проспекта Королёва демонтирован поворот в сторону телецентра и Левого берега Иртыша.
Программой развития городского электротранспорта, предложенной Департаментом транспорта Администрации г. Омска, предусмотрены дальнейшие мероприятия по проведению капитально-восстановительного ремонта вагонов модели 71-605, закупка новых трамвайных вагонов, строительство трамвайной линии по 24-й Северной ул. (около 3 км двойных путей), капитальный ремонт существующих трамвайных линий. Частью городской общественности ведется борьба за восстановление маршрута № 10, как единственного, связывающего правый и левый берега Иртыша, и вообще, единственному маршруту Левобережья. Аргументами в пользу возобновления маршрута являются то, что развитие трамвая на Левобережье предусмотрено Генеральным планом развития города и то, что в ситуации постоянно растущего количества автомобилей и, как следствие, увеличения количества заторов, трамвай становится одним из лучших средств перемещения по городу.
Летом 2016 года при ремонте улицы Лукашевича часть рельсов закатали в асфальт, а часть демонтировали. К этому времени трамваи действовали только в Амурском посёлке, Ленингском и Октябрьском округах, где были популярны, так как их маршруты не повторяются маршрутами другого транспорта[3].
Подвижной состав
До 2016 года подвижной состав Омского трамвая был укомплектован исключительно продукцией Усть-Катавского вагоностроительного завода[5].
| Модель | Годы поставок |
Общее количество, шт. |
В настоящее время, шт. |
Конец эксплуатации |
|---|---|---|---|---|
| M/Х | 1936 | 20 + 20 | 0 | 1962 |
| КТМ/КТП-1 | 1952 | 50 + 50 | 0 | 1975 |
| МТВ-82 | 1955 | 22 | 0 | 1975 |
| КТМ/КТП-2 | 1962 | 25 + 25 | 0 | 1975 |
| КТМ-5М3 (71-605) и 71-605А | 1967—1991 | ? | 70 | по настоящее время |
| 71-608К | 1993 | 2 | 1 (КВР 2013 г.) | по настоящее время |
| 71-608КМ | 1995—1996 | 7 | 6 | по настоящее время |
| КВР 71-605 | 2011—2016 | 11 | 11 | по настоящее время |
| 71-619К | 2005 | 2 | 2 | по настоящее время |
| Stadler 62103 | 2016 | 1 | 1 | по настоящее время |
Трамвайное движение в Омске в 1936 году открывали мытищинские трамвайные вагоны «М» (моторные) и «Х» (прицепные). Их эксплуатация продолжалась до 1962 года. Общее количество вагонов данных моделей в городе составляло (по данным за 1959 год) 40 единиц (20 моторных и 20 прицепных).
В 1952 году в город стали поступать первые трамвайные вагоны КТМ-1/КТП-1. Общее их количество оценивалось в 100 единиц (50 моторных и 50 прицепных). Эксплуатация трамвайных поездов этой модели продоложалась до 1975 года.
В 1955 году в Омск из Москвы были переданы 22 трамвайных вагона МТВ-82 (их количество на протяжении многих лет оставалось постоянным, новых вагонов этой модели больше не поступало), которые также прослужили на маршрутах до 1975 года.
В 1962 году на линии вышли трамвайные вагоны КТМ-2/КТП-2. Их количество оценивается в 50 единиц (25 моторных и 25 прицепных). Трамваи КТМ-2/КТП-2 также работали на улицах Омска до 1975 года.
В 1967 году в трамвайное депо № 2 поступили первые опытные образцы вагонов КТМ-5 в количестве 5 штук. Они работали на маршруте № 6 «Кинотеатр „Кристалл“ — Завод СК».
С 1969 года в город стали поступать трамвайные вагоны модели КТМ-5М, с появлением которых началась постепенная замена старотипных моделей КТМ/КТП-1, КТМ/КТП-2 и МТВ-82, которая была завершена в 1975 году с закрытием трамвайного маршрута № 2 «Шинный завод — Городок Водников», на котором эксплуатаровались исключительно вагоны МТВ-82.
С 1975 года в городе эксплуатируются только вагоны Усть-Катавского завода.
В 1993 году куплены вагоны серии 71-608К, один из которых сгорел в 1993 году, другой — в 1998 году.
В 1995—1996 годах закуплено 7 вагонов серии 71-608КМ, один из которых сгорел в 2006 году.
В 2005 году было куплено 2 вагона серии 71-619К
С 2005 по 2013 год годы мэрией Омска было закуплено всего лишь два новых трамвая[6]..
В 2011 год начата программа модернизации вагонов модели 71-605 с заменой деталей кузова, элементов салона и системы управления тяговыми двигателями на ТИСУ.
В 2016 году в город поступил кузов вагона Stadler (БКМ) 62103.
Маршруты
Маршрутная сеть по состоянию на 2016 год:
Действующие маршруты
| № | Трасса | Примечание |
|---|---|---|
| 1 | пос. Амурский — ул. Багратиона — ул. Челюскинцев — 11-я Ремесленная ул. — Октябрьский мост — 11-я линия — ул. Богдана Хмельницкого — ПО «Полёт» | |
| 2 | Ул. Котельникова — ж.-д. вокзал — ул. Серова — Цирк — ул. Панфилова — 3-я Транспортная ул. — ПО «Полёт» | |
| 4 | Ул. Котельникова — ж.-д. Вокзал — ул. Серова — Цирк — ул. Жукова — ул. Лермонтова — 11-я линия — Октябрьский мост — 11-я Ремесленная ул. — ул. Челюскинцев — ул. Багратиона — пос. Амурский | |
| 7 | Ул. Стрельникова — Заозёрная ул. — просп. Королёва — Metro C&C — СибНИИСХоз — ул. Долгирева — 24-я Северная ул. — ул. Орджоникидзе — Октябрьская ул. — Бутырский базар — ул. Челюскинцев — ул. Багратиона — пос. Амурский | |
| 8 | Ул. Котельникова — ж.-д. вокзал — ул. Серова — Цирк — ул. Жукова — ул. Лермонтова — ул. Богдана Хмельницкого — ПО «Полёт» | |
| 9 | Ул. Котельникова — ж.-д. вокзал — ул. Серова — Цирк — ул. Жукова — ул. Лермонтова — 20-я линия — 3-й разъезд |
Закрытые маршруты
- 3. Пос. Амурский — ПО «Полёт» (через Комсомольский мост, закрыт в 1997 г.) трасса разрушена
- 5. ул. Труда — к/т «Кристалл» (закрыт в 1997 г.) трасса разрушена
- 5. Пос. Амурский — ул. Дергачёва (действовал с августа 2005 года по февраль 2006) трасса разрушена
- 6. к/т «Кристалл» — Завод СК (объединён с маршрутом № 13 закрыт в 1997 г.) трасса разрушена
- 6. Ул. Стрельникова — Завод СК (действовал с 1997 г. по 1998 г.) трасса разрушена
- 7. 3-й Разъезд — ул. Стрельникова (через Комсомольский мост, закрыт в 1997 г.) трасса разрушена
- 7. Пос. Амурский — ул. Стрельникова (через ТЦ «Омский» с лета по осень 1997 г.) трасса разрушена
- 8К. ПО «Полёт» — ул. Маршала Жукова (через ул. Лермонтова) трасса сохранена
- 10. Ул. Стрельникова — Левобережье (запущен в 1978 году, в 1986 продлён до завода Пластмасс, сокращён обратно до Ул. Стрельникова в 1992 году, в 1996 продлён до Дергачёва) трасса разрушена
- 10. Левобережье — завод Пластмасс (в дневное время до Ул. Стрельникова, закрыт в 1992 году) трасса разрушена
- 10. Ул. Стрельникова — ул. Дергачёва (действовал с 1996 по 8 июня 2007 года) трасса разрушена
- 11. Пос. Амурский — 3-й разъезд (2 вагона, через Октябрьский мост, закрыт в 1990 в связи с закрытием Октябрьского моста) трасса сохранена
- 11. Пос. Амурский — 3-й разъезд (2 вагона, через Комсомольский мост, закрыт в 1997 г., введён после закрытия Октябрьского моста) трасса разрушена
- 12. Пос. Амурский — ул. Долгирева (через ТЦ «Омский», в 1997 году соединён с действующим маршрутом № 7 и упразднён) трасса изменена
- 13. Ул. Стрельникова — к/т «Кристалл» (соединён с маршрутом № 6 и упразднён закрыт в 1997 г.) трасса разрушена
- 14. Ул. Труда — пос. Амурский (открыт в 1988 году, стал заменой маршрута № 4 на время ремонта Октябрьского моста в 1990 г. через Комсомольский мост, закрыт в 1997 г.) трасса разрушена
- 15. Ул. Дергачёва — к/т «Кристалл» (2 вагона, работал с 1992 по 1995 год, был закрыт из-за крайне низкого пассажиропотока) трасса разрушена
- 16. Ул. Стрельникова — ул. Маршала Жукова (через Комсомольский мост, закрыт в 1997 г.) трасса разрушена
Временно вводившиеся маршруты
- 1. ПО «Полёт» — 3-й Разъезд (2 вагона, вводился после закрытия Октябрьского моста в 1990 году) трасса сохранена
- 3. ПО «Полёт» — ПО «Полёт» (кольцевой, движение против часовой стрелки через ул. Лермонтова и ул. Панфилова; вводился в 2005 году в тестовом режиме, просуществовал 2 недели) трасса сохранена
- 4. ул. Стрельникова — 11-я Ремесленная ул. (вводился в 1997 году, просуществовал около 3-х месяцев) трасса сохранена
- 7А. Пос. Амурский — Октябрьская ул. (тупик) (челночный маршрут, использовались сцепки «зад к заду», максимальное количество сцепок на маршруте — 5, действовал с 30 июля по 18 ноября 2008 года, на период реконструкции ул. Орджоникидзе) трасса сохранена
- 11. ул. Долгирева — ул. Дергачёва (вводился в 2003 года на время ремонта путей по Заозёрной ул.) трасса разрушена
- 11. ПО «Полёт» — ул. Дергачёва (максимальное количество вагонов 2; вводился в 2005 году в тестовом режиме, просуществовал менее недели) трасса разрушена
Фотогалерея
|
|
| 71-608КМ в Омске | 71-608КМ в Омске |
См. также
Напишите отзыв о статье "Омский трамвай"
Примечания
- ↑ [lib.omsk.ru/ip/evseev/node/123?page=show Мосты жизни нашей… : век XX — Железный мост и его спутники] : исторический очерк / Евгений Евсеев // Омская правда. — 1988. — 19 июля. — С. 4.
- ↑ 1 2 [lib.omsk.ru/ip/evseev/node/125?page=show Мосты жизни нашей… : век XX – Железный мост и его спутники] : исторический очерк / Евгений Евсеев // Омская правда. – 1988. – 23 июля. – С. 4.
- ↑ 1 2 [www.om1.ru/news/society/87183/ С трамвайным движением на Лукашевича можно распрощаться навсегда] (рус.). Om1.ru (23 июня 2016 года). Проверено 25 июня 2016.
- ↑ [admomsk.ru/web/guest/news/-/asset_publisher/mh3W/content/290307?redirect=%2Fweb%2Fguest%2Fmain Трамвайных маршрутов станет больше — Официальный портал Администрации города Омска]
- ↑ [omtram.ru/omsk.html Омский трамвай]
- ↑ Отчёт о работе администрации города Омска в 2005—2009 годах.
Ссылки
- [transport.admomsk.ru/ Портал информирования пассажиров о движении наземного пассажирского транспорта г. Омска]
- [bus.admomsk.ru/ Мой маршрут — Омск]
- [omtram.ru Сайт общественного движения «Омичи за Трамвай»]
- [omskgortrans.info «Городской транспорт Омска»]
- [yourych.narod.ru Сайт «Омский трамвай» (сайт не обновляется)]
- [www.tr.ru/news/3404 Статья, посвящённая 60-летнему юбилею Омского трамвая]
- [www.rmx.ru/photo/default.asp?text=&GroupID=50&AuthorID= Фотографии Омского трамвая на сайте «Открытый Омск»]
- [omskgortrans.info/forum/index.php Форум сайта «Городской транспорт Омска»]
- [archive.is/20130417050337/tf1.mosfont.ru/photo/02/52/48/252485.png Схема трамвайных маршрутов существовавших в Омске (по состоянию на 2007—2010 г)]
Отрывок, характеризующий Омский трамвай
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.
По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.
В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.
