Омский уезд

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Омский уезд
Герб уездного города Герб губернии
Губерния
Центр
Образован
Упразднён
Площадь
42,3 тыс. км² (1897)
Население
100,5 тыс. (1897)

О́мский уе́зд — административно-территориальная единица в составе Тобольского наместничества Тобольской области (17821796), Тобольской губернии (18021822, 18381854, 1868), Омской области (18221838), области Сибирских Киргизов (18541868), Акмолинской (Омской) области (18681919) Российской Империи; Омской губернии (19191925) РСФСР СССР.

Уездный центр — город Омск (1782—1924), город Ново-Омск (1924—1925).





География

Омский уезд, в северо-восточной части Акмолинской области, занимал пространство в 41048,9 кв. вёрст и представлял однообразно низменную равнину, составляющую часть Иртышской низменности; почва, большей частью глинисто-солонцоватая, служит ложем довольно значительных горько-солёных озёр: Сары-денгиз, Теке, Улькун-карой и другие. По свойствам почвы, недостатку пресноводных источников, скудости лесной растительности (за исключением северной части уезда, где лесов, благодаря, главным образом, насаждениям, достаточно), территория уезда являлась во многих местах малопригодной не только для сельскохозяйственных культур, но даже для обитания кочевых киргизов.

Подпочва уезда состояла из разных осадков новейшего образования: Cyrene fluminalis Müll., Cyclas asiatica Mart., Cyrene rivicola Leach. и другие, свидетельствующих о том, что климат уезда в эпоху образования поверхностных пластов плиоценовой формации был несравненно более умеренный.

Орошение уезда проточными водами довольно скудное; реки принадлежат к системе Оби, каковы Иртыш и приток его Омь, но в ирригационном отношении значение этих рек невелико, так как Иртыш протекает только на протяжении около 200 вёрст по северо-восточной окраине уезда и, за исключением Оми, не принимает в себя на этом пространстве ни одной значительной реки, а река Омь принадлежит уезду лишь своим низовьем на 10 вёрст. Другой значительный левый приток Камочиловка, несмотря на 50 вёрст течения, несёт в своём русле негодную к употреблению горько-солёную воду. Река Иртыш, для уезда, единственный удобный водный путь сообщения с отдаленнейшими местами Тобольской и Томской губерний, а также и с Семипалатинской областью. К Иртышу прилегали наиболее плодородные, казачьи земли, на его берегах расположено 16 поселений с 42 тысячами жителей. В пределах уезда русло Иртыша шириной от 100 до 200 саженей, глубина 1—3 сажени; много островов, благодаря песчано-глинистому дну.

Климат суровый, континентальный; сухие знойные ветра, резкие колебания температуры, бураны, зимой — снежные, летом — песчаные. Средняя годовая температура — меньше +1° (+0,3 Р. в Омске и окрестностях). Зима продолжается 6 месяцев. Морозы свыше 20° продолжаются 1/3 зимы; снега очень обильные, но, по причине безлесья, ветер часто сдувает снег на огромных пространствах и обнаженная почва подвергается обледенению. Ранней весной и поздней осенью случаются оттепели, обнажающие землю от снега, а наступающие вслед затем морозы покрывают поверхность почвы ледяной корой; при этом образуется гололедица (по-киргизски «джут» и «чарым») — страшное народное бедствие.

Скот киргизский и казачий круглый год в степи (в особенности гулевой и холостой); сена заготовляется на зиму лишь незначительное количество, а потому во время «джута» скот, за невозможностью пробить копытами ледяную кору, гибнет от голода тысячами. Реки замерзают обыкновенно в конце октября, вскрываются в середине апреля. В конце мая нередко наступает жара (20—25° Р.), и засуха губит молодую растительность. В этом же месяце бывают страшные холода или дожди, задерживающие рост хлебов. Лето большей частью бездождное; жара доходит до 30° Р. Осень — лучшая часть года: дни теплые, влажные, растительность оживает и снова зеленеет; поправляется и скот.

Из общей площади уезда в 4275833 десятин, пахотной земли 200 тыс. десятин, сенокосной 30 тыс., леса 37 тыс., усадебной и выгона 126 тыс., неудобной земли 62 тыс. десятин. Киргизам принадлежало около 70 тыс. десятин земли.

История

Начало колонизации Омского уезда положено в 1716 году. В середине XVIII века была учреждена Пресногорьковская или Ишимская казачья линия, которая тянулась узкой (30 вёрст ширины) полосой вдоль границы Тобольской губернии от города Омска до посёлка Сибирского на границе Оренбургской губернии.

Омский уезд в составе Тобольской области Тобольского наместничества был образован в 1782 году.

17 марта 1785 года Высочайше утверждён герб Омского уезда.

В 1796 году уезд был упразднён.

В 1802 году уезд был восстановлен в составе Тобольской губернии.

В 1822 году вошёл в состав Омской области и стал округом.

18 февраля 1825 года Высочайше для Омской области был утверждён герб.

В 1838 вновь отошёл к Тобольской губернии.

В 1854 стал частью области Сибирских Киргизов.

В 1868 году после ликвидации Области Сибирских Киргизов временно вошёл в состав Тобольской губернии.

В 1869 году официальино был включён в состав Акмолинской области.

5 июля 1878 году Высочайше утверждён герб города Омска в составе Акмолинской области.

В 1898 году Омский округ преобразован в уезд.

В 1918 году в составе переименованной Омской области.

В конце 1918 года в составе переимнованой Акмолинской области.

С середины лета 1919 года вновь в составе переименованной Омской области.

В конце лета 1919 года вошёл в образованную Омскую губернию.

Продработниками Омуезда, главным образом в районе Куломзино, при отсутствии у крестьян хлеба в продналог забираются машины, плуги и домашние вещи, которые и свозятся в заготконтору.

Уполномоченный Куломзинской заготконторы Григорьев с инспектором Зубковым, разъезжая по району, пьянствуют и творят недопустимые безобразия, говоря крестьянам: «Вы должны выполнить 100 % продналога, 100 % баб и 100 % самогонки».

Крестьяне, видя всё вышесказанное, страшно возмущены и заявляют: «Что Советская власть хуже колчаковской, недостаточно того, что наложен непосильный налог, но семейство выбрасывается на произвол судьбы и угрожают вооруженной силой. Сами продработники же занимаются пьянством и развратом, а выполненный нами с таким трудом налог гниёт. Этого даже не было при царе». Отношение крестьян к Советской власти и РКП по вышеуказанным причинам враждебное (Выписка из госинфсводки ПП ГПУ Сибири за время с 9 по 16 ноября 1922 года № 46).[1]

Постановлением ВЦИК от 31 мая 1924 года уездный центр переносится из города Омска в город Ново-Омск.

В 1925 году Омская губерния и все её уезды были упразднены. Уезд преобразован в Омский округ Сибирского края. И был разделён на районы: Ачаирский, Борисовский, Бородинский, Исиль-Кульский, Корниловский, Любинский, Москаленский, Одесский, Павлоградский, Полтавский, Сосновский, Таврический, Уральский.

Административное деление

В 1913 году в уезде было 8 волостей и 4 станицы: Александровская (центр — с. Привольное), Благодарновская, Борисовская, Ново-Екатерининская, Павлоградская, Степановская, Украинская, Царско-Дорская волости и станицы Ачоирская, Ново-Николаевская, Омская, Черлаковская[2].

Население

До 1890 года в уезде не было ни одного крестьянского поселения.

В 1894 году из 2676 детей школьного возраста (1306 мальчиков и 1370 девочек) обучалось в 24 школах 434 мальчиков и 140 девочек: на 1 школу приходилось 111 детей. Из 6170 казаков грамоту знали 2842 человека, а из 6186 казачек — 739 человек.

По данным переписи 1897 года в уезде проживало 100,5 тыс. чел. В том числе русские — 50,5 %; казахи — 38,0 %; украинцы — 4,3 %; немцы — 3,3 %; евреи — 1,1 %. В городе Омске проживало 37 376 чел.[3] Насчитывалось 27 казачьих селений, 3 крестьянских; дворов 5605; аулов 32, в них кибиток 6601. Весь уезд разделен на 10 станичных юртов. Жителей в уезде (без города) 65889: дворян 48, духовного звания 165, почетных граждан и купцов 21, мещан 317, крестьян 24342, киргизов-кочевников 40797, прочих сословий 199; православных 20586, раскольников 1831, католиков 129, протестантов 74, евреев 292, магометан 42814, прочих исповеданий 113.

Сельскохозяйственная жизнь сосредоточилась на Пресногорьковской или Ишимской казачьей линии; казаки являются преобладающим населением уезда.

Колонизация свободных земель крестьянами и переселенцами очень слаба, вследствие недостатка удобных для поселения земель, а главное — недостатка пресной воды.

Промышленность и торговля

В 1896 году в уезде насчитывалось 71 тыс. лошадей, 55 тыс. голов крупного рогатого скота, 651 верблюд, до 100 тыс. простых овец, до 1 тыс. коз и 720 свиней.

Сельское хозяйство велось по переложной системе. Засевали рожью 2360 десятин, пшеницей 5640 десятин, овсом 2500 десятин, ячменем 380 десятин, просом 245 десятин, картофелем 400 десятин. Собирали ржи 65000 пудов, пшеницы 210500 пудов, овса 135600 пудов, ячменя 21300 пудов, проса 12000 пудов, картофеля 100000 пудов.

Развито огородничество (особенно в окрестностях Омска), табаководство, бахчеводство.

За последние 10 лет развилось рыболовство на Иртыше и сделаны попытки искусственного разведения рыб в озеёрах.

Имелось 42 фабрики и заводов, при 439 рабочих, с производством на 210 тыс. руб.

Торговля в уезде стала развиваться со времени открытия Великой Сибирской железной дороги, прорезывающей уезд с запада на восток.

Символика

До образования Тобольского наместничества в 1782 году, Омский уезд и город Омск не имели своих утверждённых гербов.

По Именному Вашего Императорского Величества Высочайшему указу 19 января 1782 года, повелено Тобольское наместничество составить из 16 уездов; но как города того наместничества гербов неимеют, то Сенат, назнача гербы, с описанием осмеливается всеподаннейше представить на Высочайшую Вашего Императорского Величества информацию и просить Всемилостейшего указа

17 марта 1785 года Высочайше утверждён доклад Сената «о гербах городов Тобольского наместничества».

В описании герба города Омска было сказано:

В серебряном поле часть укруплённой из кирпича линии: потому, что по Сибирской линии есть оная главная крепость, против Киргизов[4]

5 июля 1878 года Высочайше был утверждён новый герб для города Омска и уезда, полностью повторяющий герб Акмолинской области.

В зелёном щите, серебряный памятник, с двумя остроконечными башнями и куполом в середине, сопровождаемый в главе щита, золотым полумесяцем. Щит украшен древней Царской короной и окружён золотыми дубовыми листьями, соединёнными Александровской лентой

Напишите отзыв о статье "Омский уезд"

Примечания

  1. Голос народа: Письма и отклики рядовых советских граждан о событиях 1918—1932 годов. Институт российской истории и др. Ответственный редактор А. К. Соколов. Составители: С. В. Журавлёв и др. РОССПЭН. Москва. 1997
  2. [www.prlib.ru/Lib/pages/item.aspx?itemid=391 Волостныя, станичныя, сельскія, гминныя правленія и управленія, а также полицейскіе станы всей Россіи съ обозначеніем мѣста ихъ нахожденія]. — Кіевъ: Изд-во Т-ва Л. М. Фишъ, 1913.
  3. [demoscope.ru/weekly/ssp/rus_gub_97.php?reg=81 Демоскоп Weekly — Приложение. Справочник статистических показателей]
  4. [www.nlr.ru/e-res/law_r/search.php Полное Собрание Законов Российской Империи. Том 22 (1784-1788). ст. 320]

Литература

  • Административно-политическое строение Союза ССР: (материалы о территориальных преобразованиях с 1917 года по 1 июля 1925 года) / С. И. Сулькевич, консультант Адм. Комис. ВЦИК. — Ленинград: Государственное издательство, 1926. 300 с.: таблицы — Перечень республик, областей и губерний с данными о площадях и населении по исчислению ЦСУ на 1 января 1925 года.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Омский уезд

– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.