Омс и де Санта Пау, Мануэль де

Мануэль де Омс и де Санта Пау Manuel de Oms y de Santa Pau<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Вице-король Перу
7 июля 1707 — 24 апреля, 1710
Предшественник:	Мигель Нуньес де Санабриа
Преемник:	Мигель Нуньес де Санабриа
Вероисповедание:	католицизм
Рождение:	1651(1651) Барселона
Смерть:	24 апреля 1710(1710-04-24) Лима
Профессия:	политик

Мануэль де Омс и де Санта Пау, 1-й маркиз де Кастельдосриос (исп. Manuel de Oms y de Santa Pau, primer marqués de Castelldosrius; 1651, Барселона — 24 апреля, 1710, Лима) — испанский дипломат, литератор и колониальный чиновник. Вице-король Перу с 1707 по 1710.

Ранняя карьера

Мануэль де Омс родился в Барселоне в 1651 году в древней каталонской аристократической семье.

Первой значительной должностью, которую занял де Омс, была должность губернатора Таррагоны с 1677 года по 1681, когда он был назначен на должность посла в Португалии. В 1698 году последний испанский король из династии Габсбургов, Карлос II, назначил его послом при дворе Людовика XIV.

Де Омс был франкофилом и в войне за испанское наследство поддержал Бурбонов и сражался на стороне Герцога Анжуйского (будущего короля Филиппа V. Именно де Омсу как послу во Франции суждено было сообщить Людовику XIV о завещании короля Карлоса II, по которому на испанский трон должен был вступить Герцог Анжуйский, внук Людовика XIV.

В качестве награды за поддержку, Филипп V в 1704 году назначил де Омса вице-королём Перу, но в должность он вступил только в 1707 году.

Вице-король Перу

Вступив в должность 7 июля 1707 года новый вице-король первым делом обложил высоким налогом всё население Перу, а также приказал ускорить добычу серебра. Все эти меры были предприняты для сбора и отправки средств в Испанию, чьё финансовое положение пошатнулось после многолетней войны. В конечном итоге де Омс послал в Испанию около 1600000 песо. Повышение сборов вызвало в колонии массовые протесты среди торговцев, их также возмущало открытие главного торгового порта Перу Кальяо для французских торговых судов.

На посту вице-короля Мануэль де Омс столкнулся с активизировавшимися английскими каперами, так в 1708 году Чарльз Уоджер и Томас Колб совершили нападение на часть испанского серебряного флота в порту Картахены (современная Колумбия, в то время территория вице-королевства Перу). Также в 1709 и 1711 Вудис Роджерс нападал на перуанское побережье. Для борьбы с нападениями де Омс сформировал флот.

В Перу процветала контрабанда, французские товары насыщали рынок, доставляли их, как правило, в обход таможни через маленький городок Писко, в 200 километрах южнее Лимы. Среди населения Перу было распространено мнение, что в контрабанду были вовлечены родственники вице-короля, либо он сам покровительствовал французам, и в 1709 году де Омс был обвинён в растрате и контрабанде. Его было почти лишили должности, но в его пользу сыграли те огромные суммы денег, которые он посылал в Испанию, и король оставил его в должности. Однако собственность де Омса в Каталонии была конфискована в пользу короны, но после его смерти была возвращена наследникам в 1714 году.

Оставленный в должности де Омс договорился с торговцами о выдворении французов из торговых портов вице-королевства, но это не было успешным решением, поскольку, лишившись французской поддержки и защиты, испанские караваны, отправленные из Перу, подвергались опасности со стороны британцев, расположенных на Ямайке.

Как литератор

Мануэль де Омс бы высоко образованным и культурным человеком, он перевёл некоторые труды Фомы Аквинского, а также написал несколько самостоятельных произведений. В Лиме он основал литературную академию в 1709 году и проводил еженедельные литературные вечера в своём дворце, к которым он привлекал ряд местных известных литераторов. Де Омс также покровительствовал некоторым местным поэтам. В Перу он вводил французскую и итальянскую моду как более прогрессивную в то время.

Кончина

Мануэль де Омс скончался от постигнувшей его болезни в Лиме 24 апреля 1710 года. Его сердце было отправлено в Испанию, а тело было погребено в Лиме. После де Омса Перу на временной основе возглавил президент аудиенции Мигель Нуньес де Санабриа.

Ссылки

• [es.encarta.msn.com/encyclopedia_761592992/Manuel_de_Oms_y_de_Santa_Pau_marqu%C3%A9s_de_Castelldosrius.html Биография]  (исп.)
• [peruborbon.blogspot.com/2005/08/el-virreinato-del-per-en-e_112299799273204465.html Информация о его администрации]  (исп.)

Отрывок, характеризующий Омс и де Санта Пау, Мануэль де

Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.
– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.


Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.