Омуртаг

Омуртаг Омуртаг<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
хан Болгарии
814 — 831
Предшественник:	Крум
Преемник:	Маламир
Смерть:	831(0831)
Отец:	Крум

Омурта́г (Оморта́г, болг. Омуртаг, лат. Omurtag, Omortag, Мортагон (Мортаг, греч. Μορτάγων), Критагон (Критаг)) — правитель Болгарии с 814 по 831 год, сын Крума.

Имеется ряд надписей на каменных колонах на греческом языке, где Омуртаг титулует себя «ΚΑΝΑΣΥΒΙΓΙ» (кан сюбиги) , где первая часть (κανα) читается как хан, а вторая (συβιγι) — господин или начальник войска. Однако некоторые исследователи второй компонент переводят как великий.

Биография

Отношения с Византийской империей

После смерти хана Крума наступил момент нестабильности в Болгарском ханстве. Мнения историков противоречивые и есть несколько вариантов произошедшего. После внезапной странной смерти хана Крума осталась огромная армия и осадные машины приготовленные для взятия Константинополя. Из нескольких исторических свидетельств известно, что управлять страной стали трое — Дукум, Диценг и Цог. Вероятно они были военачальниками Крума. Или каждый из них становился ханом на короткий срок или они вместе осуществили временное управление страной. Наиболее вероятной принята точка зрения профессора Васила Гюзелева, которая состоит в том, что управление принял хан Омуртаг после короткого периода смуты и дестабилизации верхушки власти в Болгарии.

В наследство от хана Крума новый правитель Болгарии получил незаконченную войну с Византией. Он продолжает опустошать византийские земли, но в том же 814 году в решающем сражении при Буртодизосе с войсками Льва V болгары потерпели поражение и в 815 году были вынуждены подписать мирный договор с Византией.

25 декабря 820 года император Лев V был убит заговорщиками и на трон садится новый император Михаил II Травл. Византийский полководец Фома Славянин не признаёт нового правителя и в декабре 821 года, руководимые им мятежники, с суши и моря осадили Константинополь. Хан Омуртаг приходит на помощь Михаилу и разгромил восставших.

Отношения с империей франков

В 818 году славянские племена абодриты (восточная ветвь ободритов), браничевцы и тимочане, живущие по среднему течению Дуная, отделяются от Болгарской державы, собираясь найти поддержку в империи Франков. До 826 года Омуртаг безуспешно ведет переговоры с императором франков Людовиком I Благочестивым. После провала переговоров он совершает походы (в 827 и 829 годах) против славян среднего Подунавья. Одержав победу, он ставит своих доверенных лиц на место взбунтовавшихся славянских князей (в княжестве Савия (Паннонская Хорватия) князем был поставлен Ратимир) и основывает на болгаро-франкской границе пять civitates (вероятно, административно-военные области). Отношения между болгарами и франками были улажены после подписания мирного договора в 830 году.

Внутренняя политика

После восстания дунайских славян Омуртаг упраздняет автономию славян и проводит административно-территориальную реформу. Страна была разделена на комитаты, во главе которых были поставлены комиты. Также хан реформирует армию. Войско было разделено на постоянную дружину и ополчение, призываемое в случае войны.

Строительство

В правление Омуртага по всей Болгарии развернулось большое строительство. Была восстановлена столица Болгарии Плиска, разрушенная в 811 году императором Никифором. Там был построен новый дворец, языческий храм, обновлены городские укрепления. Был выстроен новый дворец на Дунае, о чём повествует надпись, высеченная на колонне. Надпись гласит:

Великий хан Омуртаг, пребывая в старом дворце своем, воздвиг преславный дом на Дунае и измерив расстояние между двумя всеславными дворцами, насыпал посредине курган. От вершины этого кургана до моего старого дворца аула - двадцать тысяч оргий, и до Дуная - двадцать тысяч оргий. Сам же курган всеславен. Как бы хорошо ни жил человек , он умирает и рождается другой. И пусть рожденный после нас, увидев это, вспомнит его создателя. А имя владетеля Омуртаг - великий хан. Да благословит его Бог прожить сто лет

Гонения христиан

Христианство правящим классом Болгарии воспринималось как религия врага, Византийской империи, и подвергалось гонениям. Во время преследований погибло более 370 видных христиан, среди которых особенно выделялись епископ Никейский Леонтий, клирики Гавриил и Сионий, чьи головы усекли мечом, священник Парод, побитый камнями, и воевода Иоанн.

Наследник престола Енравота, старший сын хана Омуртага, из-за симпатий к христианам был лишен трона. Позднее он был осужден и казнен уже после смерти Омуртага, став первым болгарским мучеником.

Литература

• Андреев Й., Пантев А. Българските ханове и царе. От хан Кубрат до цар Борис III: Исторически справочник. — Велико Търново: Абагар, 2004. — 368 с.
• Божилов И. А., Гюзелев В. Т. История на България. — София: Анубис, 1999. — Т. 1. История на средновековна България VII—XIV век. — 704 с.
• Овчаров Д. Омортаг кана сюбиги от Бога владетел на българите. — София: ТанНакРа, 2002. — 116 с. (Българска вечност, 32).
• Филипу Ф. К. Първата българска держава и византийската ойкуменическа империя (681—852): Византийско-български политически отношения. — София: Университетско издателство «Св. Климент Охридски», 2012. — 150 с.
• Henning J. et al. Khan Omurtag’s stone palace of AD 822: a «modernized» eighth century timber fort. — In: Post-Roman Towns, Trade and Settlement in Europe and Byzantium. Vol. 2. Byzantium, Pliska, and the Balkans. Ed. Joachim Henning. Berlin/New York, Walter de Gruyter, 2007 (Millennium-Studien, 5/2), 433—440.

Ссылки

• [www.iskunstvo.info/materials/history/2/istorijaslavjanu4ebnik.htm История южных и западных славян в средние века (Учебник МГУ, Том I, Чехия, Польша, Болгария)]
• [www.bnr.bg/RadioBulgaria/Emission_Russian/Theme_Istoria/Material/hristianstvo_120707.htm Христианство в языческой Болгарии]
• [historyexam.hit.bg/2.htm Политическо издигане на Българското ханство през първата половина на IX в.] (болг.).

Отрывок, характеризующий Омуртаг

Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.