Онгаро, Франка

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Франка Онгаро
Franca Ongaro
Дата рождения:

15 сентября 1928(1928-09-15)

Место рождения:

Венеция

Дата смерти:

13 января 2005(2005-01-13) (76 лет)

Место смерти:

Венеция

Страна:

Италия Италия

Научная сфера:

психиатрия, политические науки

Место работы:

психиатрические больницы в Гориции и Триесте, союз «Демократичная психиатрия», Сенат Италии

Известен как:

одна из организаторов движения «Демократичная психиатрия», супруга и правопреемница Франко Базальи, занимавшаяся сохранением и публикацией его наследия, сенатор Италии, контролировавший проведение итальянской психиатрической реформы на политическом уровне

Фра́нка Онга́ро (итал. Franca Ongaro, 15 сентября 1928, Венеция13 января 2005, там же) — итальянская женщина-психиатр. Один из лидеров движения «Демократичная психиатрия» наряду с её мужем Франко Базальей[1]:119.





Биография

Родилась 15 сентября 1928 года в Венеции, сотрудничала с рядом изданий, пишущих об итальянском и мировом психиатрическом опыте, и при неизменном участии своего мужа выполняла редактирование ряда книг по этим темам, в частности «Гибели класса» и «Беспорядки»[2][3].

Ранние интересы после окончания школы в родном городе были связаны главным образом с литературой. С 1959 по 1963 год опубликовала пересказ «Одиссеи» (с иллюстрациями Хуго Пратта) и романа Луизы Мэй Олкотт «Маленькие женщины» под названием «Письма маленьких», а также несколько собственных рассказов для детей.

Её жизнь как женщины и как писателя изменилась после завершившегося в 1953 году браком знакомства с Франко Базальей, начавшим во второй половине 60-х годов XX века с психиатрической больницы Гориции «психиатрическую революцию».

С группой врачей-психиатров и представителей интеллигенции, сплотившихся вокруг неё и её мужа, занималась написанием, редактированием и переводом текстов, ставших впоследствии документальным материалом о первых этапах работы, благодаря которой в Гориции началось разрушение основ больничного института и несколько лет спустя был принят Закон 180, положивший конец эпохе психиатрических больниц в Италии.

Принимала участие в революционном опыте по введению режима открытых дверей в психиатрических больницах и оставила о нём свои воспоминания:

Во всяком случае, и я видела, какое значение и какой результат для действительно страдающих людей несут участие в проекте, совместная надежда на жизнь, заключённая в совместных действиях, где на тебя наваливается множество практических, интеллектуальных и эмоциональных затруднений, в которых смешиваются серьёзность и радость, и твои проблемы разрешаются и растворяются в проблемах других людей, с которыми ты их делишь. При этом здоровье и болезнь могут сочетаться с достойным человека качеством жизни, социальными связями, отношениями, принятием себя и других, участием в общественном проекте, который способен скорее объединить нас, чем разделить и оставить в изоляции[2].

После скоропостижной смерти мужа в 1980 году занималась сохранением его наследия, продолжая борьбу за гуманизацию психиатрической помощи прежде всего на политическом уровне. С 1984 по 1991 год два срока была членом Сената Италии девятого созыва от Независимых левых[2] и, будучи автором законопроекта о реализации Закона 180, на базе которого в 1989 году был создан основной текст первого «Целевого проекта психической помощи», играла ведущую роль в парламентских и культурных дебатах о применении принципов, установленных в результате психиатрической реформы.

Снялась в посвящённом её мужу фильме «Деятели науки: Франко Базалья»[4], где сказала несколько важных слов о значении реформы психиатрии в Италии:

Речь шла не об изменении теории, об изменении взгляда на концепцию болезни. Речь шла о конкретном изменении жизненных возможностей, возможностей наладить взаимоотношения между больными и окружающими, возможностей участвовать в проекте, жизненных возможностей. Поэтому вопрос был не в том, чтобы давать различные определения психическому заболеванию, находить различные практические методы. Вопрос был в том, чтобы попытаться осуществить изменения путём формирования иной концепции здоровья, иной концепции болезни, иной концепции взаимоотношений, принятия, возможного сосуществования в конкретных сферах повседневной жизни, которые ближе к дому, чем к больнице. Психически больной не нуждается в больничной койке: это было великим прозрением[4].

Принимала участие в подготовке всевозможных региональных постановлений, которые прежде всего касались культуры приёма психиатрических пациентов в самых различных районах страны.

Франкой Онгаро Базальей был написан также ряд докладов по женскому вопросу, собранных в 1981 году в книге «Голос»[2].

Наряду с многочисленными национальными и международными наградами получила премию Ива Пелисера от Международной академии права и психического здоровья в июле 2000 года и Почётную степень в области политических наук в Университете Сассари в апреле 2001 года.

Скончалась Франка Онгаро Базалья после продолжительной болезни 13 января 2005 года в возрасте 77 лет в Венеции[2].

Работы

Её произведения, собственные или написанные в соавторстве с мужем, касаются философских и социальных проблем современной медицины и медицинских учреждений, биоэтики, условий жизни женщины и практики преобразования институтов.

Работы, написанные в соавторстве с Франко Базальей
  • Che cos'è la psichiatria, Einaudi, Torino (1967);
  • L'istituzione negata, Einaudi, Torino (1968);
  • Morire di classe, Einaudi, Torino (1969);
  • La maggioranza deviante, Einaudi, Torino (1971);
  • Crimini di pace, Einaudi, Torino (1975).
Наиболее важные переводы
  • Goffman, Erving, Asylums, Einaudi, Torino (1969);
  • Goffman, Erving, Il comportamento in pubblico, Einaudi, Torino (1971);
  • Bermann, Gregorio, La salute mentale in Cina, Einaudi, Torino (1972).
Собственные работы, опубликованные в сборниках и отдельными книгами
  • Le parole della medicina, Einaudi, Torino (1979);
  • Salute/malattia, Einaudi, Torino (1982);
  • Manicomio perché?, Emme Edizioni, Milano (1982);
  • Una voce: riflessioni sulla donna, Il Saggiatore, Milano (1982);
  • Vita e carriera di Mario Tommasini burocrate scomodo narrate da lui medesimo, Editori Riuniti, Roma (1987);
  • Eutanasia, in "Democrazia e Diritto", nn. 4-5 (1988);
  • Eutanasia. Libertà di scelta e limiti del consenso, in Dameno, Roberta e Verga, Massimiliano (a cura di), Finzioni e utopie. Diritto e diritti nella società contemporanea, Guerrini, Milano (2001).

Кроме того, выполнила редакторскую работу при подготовке к публикации в издательстве «Einaudi» «Работ» Франко Базальи в двух томах (19811982), а также биографической книги «Франко Базалья: Утопия, воплощённая в реальность» (2005).

См. также

Напишите отзыв о статье "Онгаро, Франка"

Примечания

  1. Donnelly M. [books.google.com/books?id=qYBye7hkuC0C&printsec=frontcover#PPA124,M1 The Politics of Mental Health in Italy]. — London: Routledge, 1992. — P. 119—122. — 151 p. — ISBN 0415061768.
  2. 1 2 3 4 5 6 Rotelli F. [www.forumsalutementale.it/txt_franca.htm Una vita da matti: scompare Franca Ongaro Basaglia] (итал.). Forumsalutementale (15 gennaio 2005). — Ротелли Ф. Жизнь среди безумных: Скончалась Франка Онгаро Базалья. Проверено 15 июля 2009. [www.webcitation.org/66f4lOXwK Архивировано из первоисточника 4 апреля 2012].
  3. Losavio T. (2005). «[www.grusol.it/informazioni/05-03-05.asp Tommaso Losavio e Rocco Canosa ricordano Franca Ongaro Basaglia]». Epidemiologia e psichiatria sociale 14 (1).
  4. 1 2 3 [archivio.pubblica.istruzione.it/news/2006/allegati/explora20_21_22_23_24_febbraio_2006.pdf I protagonisti della scienza: Franco Basaglia (documentario)] (итал.). — Деятели науки: Франко Базалья (д/ф). Проверено 13 июня 2009. [www.webcitation.org/614cTbVNF Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].

Отрывок, характеризующий Онгаро, Франка

– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.