Онгентеов
| Онгентеов др.-англ. Ongenþeow | ||
| ||
|---|---|---|
| конец V — начало VI веков | ||
| Предшественник: | Аун Старый | |
| Преемник: | Охтхере | |
| Смерть: | незадолго до 516 года | |
| Род: | Инглинги (Скильфинги) | |
| Дети: | сыновья: Охтхере и Онела | |
Онгентеов (Ангантюр, Эгиль; др.-англ. Ongenþeow, др.-норв. Angantyr, др.-исл. Egil; умер незадолго до 516 года) — полулегендарный король свеев (конец V — начало VI веков) из династии Инглингов (Скильфингов), сведения о котором содержатся в нескольких средневековых нарративных источниках англосаксонского и скандинавского происхождения.
На основании фонетической близости имён Онгентеов отождествляется с легендарным персонажем скандинавских саг «королём готов» Ангантюром, а на основании упоминания его как отца короля Охтхере и деда короля Эадгильса — с конунгом Эгилем, отцом Оттара и дедом Адильса.
Содержание
Биография
Сведения средневековых источников
По мнению современных историков, сведения об Онгентеове содержатся в нескольких средневековых источниках. Под этим именем он упоминается как правитель свеев в эпосах «Видсид» и «Беовульф». Согласно мнению лингвистов, имени Онгентеов фонетически наиболее близко древнескандинавское имя Ангантюр. Возможно, некоторые из фактов биографии правителя свеев (например, обстоятельства его смерти) могли найти отражение в преданиях об этом легендарном «короле готов», отце девы-воительницы Хервёр[1][2]. Анализ приведённых в источниках родственных связей Онгентеова позволил установить, что он также упоминается и в скандинавских сагах (например, в «Саге об Инглингах»), где ему соответствует конунг свеев Эгиль[3][4].
Сведения англосаксонских источников
Наиболее ранним из дошедших до нашего времени источников об Онгентеове является созданное не позднее VII века поэтическое сочинение «Видсид»[1]. Написанное на древнеанглийском языке, оно содержит перечень героев и правителей варварской Европы, среди которых упоминается и правитель свеев Онгентеов[5].
Более подробные сведения об Онгентеове находятся в написанной чуть позднее (в конце VII или первой трети VIII века) поэме «Беовульф». Одной из сюжетных линий этой поэмы является рассказ о войнах свеев с гаутами[6]. По свидетельству поэмы, начало конфликту положили набеги сыновей короля свеев «старца-воителя» Онгентеова, Охтхере и Онелы, на владения короля гаутов Хадкюна. В ответ гауты совершили поход в земли свеев, захватили королевскую резиденцию, овладели казной и пленили супругу правителя свеев. Преследуя похитителей, Онгентеов разбил войско гаутов в Вороньей Роще. Король Хадкюн и большая часть его воинов погибли в сражении, а оставшиеся в живых гауты с наступлением темноты укрылись в близлежащем лесу, где были окружены свеями. Однако на следующее утро к гаутам пришло подкрепление, которое привёл брат и наследник погибшего короля Хигелак. В новой битве свеи потерпели поражение, Онгентеов бежал в городище Хрефнесхольт и погиб при его штурме войском Хигелака. Смертельный удар королю свеев нанёс воин Эовор, впоследствии получивший за это в жёны единственную дочь короля Хигелака[7].
Сведения скандинавских источников
Из средневековых скандинавских источников наиболее подробный рассказ о жизни короля Эгиля содержится в «Саге об Инглингах», входящей в состав сочинения «Круг Земной» Снорри Стурлусона[4]. В этом источнике Эгиль назван «конунгом в Швеции», младшим сыном Ауна Старого и отцом Оттара. О нём сообщается, что «он не любил воевать и сидел мирно дома». Против него поднялся мятеж во главе с Тунни, рабом, бывшим казначеем Ауна. Собрав войско, Тунни стал разорять владения Эгиля и восемь раз побеждал войско конунга в сражениях. Поражения заставили Эгиля искать убежища у конунга данов Фроди Смелого. Только получив от Фроди войско, Эгиль смог разбить Тунни в битве, в которой глава мятежников погиб. В благодарность за помощь Эгиль обещал выплачивать данам дань каждые полгода. Хотя он так и не исполнил этого обещания, Эгиль и Фроди сохранили дружеские отношения. Однако уже через три года после победы над Тунни Эгиль погиб: на охоте его смертельно ранил дикий бык. По свидетельству саги, Эгиль был похоронен в одном из курганов в Старой Уппсале, а новым правителем свеев стал его сын Оттар[8].
Эти же данные содержатся и в составленной в XII веке латиноязычной «Истории Норвегии». Возможно, для описания истории ранних Инглингов её автор использовал тот же источник, что и Снорри Стурлусон (предполагается, что это мог быть «Перечень Инглингов» Тьодольва из Хвинира). Здесь к неупомянутым в «Саге об Инглингах» сведениям о Эгиле относится только свидетельство о прозвище этого конунга — «Вендельский ворон». Об этом же сообщается и в «Книге об исландцах» Ари Торгильссона[9], однако другие источники относят этот эпитет к сыну Эгиля Оттару[3][4]. «Перечень Инглингов» и «Книга об исландцах» называют Эгиля семнадцатым правителем из династии Инглингов, преемником Ауна Старого и предшественником Оттара.
Современные исследования
При изучении всего комплекса сведений исторических источников об Онгентеове современные историки пришли к выводу, что в основу преданий о этой персоне легли воспоминания средневековых авторов о Вендельском периоде истории Скандинавии. Так как король гаутов Хигелак упоминается как реальное лицо в «Истории франков» Григория Турского[10], возможно, что и другие связанные с ним в сказаниях персоны могли быть действительно существовавшими правителями[11]. Предполагается, что Онгентеов был ранним представителем династии Инглингов (Скильфингов), правившим свеями в конце V — начале VI веков. На основании рассказа Григория Турского о смерти Хигелака в 515 или 516 году, гибель Онгентеова датируют временем незадолго до этого события. Местом его захоронения считается восточный курган в Старой Уппсале[12]. Во время раскопок, проведённых в 1846—1847 годах, здесь было обнаружено богатое погребение, относящееся к началу VI века. Захороненная в кургане персона была кремирована. В погребении сохранились несколько предметов, в том числе, фрагменты парчовой одежды, золотых украшений, стеклянных сосудов, а также костяные фигурки птиц[13]. После гибели Онгентеова престол свеев унаследовал его старший сын, в англосаксонских источниках названный Охтхере, а в скандинавских — Оттаром[4][14].
Источники не позволяют однозначно установить, какое в действительности имя носил погибший в войне с Хигелаком правитель свеев: высказываются доводы в пользу каждого из трёх имён — Онгентеов, Ангантюр и Эгиль. Различия в описаниях смерти Онгентеова и Эгиля современные историки считают ошибкой скандинавского автора сочинения, послужившего общим источником для «Саги об Инглингах» и «Истории Норвегии». Предполагается, что первоначально текст предания был написан на древнеанглийском языке, и при пересказе сначала на древнешведский, а затем на древнеисландский языки имя Эовор (др.-англ. Eofor — боров) было неправильно истолковано переводчиками как слово «farra», означающее животное[14].
Напишите отзыв о статье "Онгентеов"
Примечания
- ↑ 1 2 Древнеанглийская поэзия. — М.: Наука, 1982. — С. 16, 255—256 и 260.
- ↑ Пчелов Е. В. [books.google.ru/books?hl=ru&id=4OSvIuckcoEC&dq=%D0%BE%D0%BD%D0%B3%D0%B5%D0%BD%D1%82%D0%B5%D0%BE%D0%B2&q=%D0%9E%D0%BD%D0%B3%D0%B5%D0%BD%D1%82%D0%B5%D0%BE%D0%B2#v=snippet&q=%D0%9E%D0%BD%D0%B3%D0%B5%D0%BD%D1%82%D0%B5%D0%BE%D0%B2&f=false История Рюриковичей]. — М.: Вече, 2013. — ISBN 978-5-4444-7011-4.
- ↑ 1 2 Джонс Г. Викинги. Потомки Одина и Тора. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2003. — С. 27—32. — ISBN 5-9524-0402-2.
- ↑ 1 2 3 4 Снорри Стурлусон. Круг Земной. — М.: Научно-издательский центр «Ладомир», 2002. — С. 25—26 и 596—597. — ISBN 5-86218-428-7.
- ↑ Видсид (строфа 31).
- ↑ Беовульф. Старшая Эдда, Песнь о Нибелунгах. — М.: Художественная литература, 1975. — С. 8—14 и 654—655.
- ↑ Беовульф (строфы 2922—2998).
- ↑ Снорри Стурлусон. Круг Земной: Сага об Инглингах (глава XXVI).
- ↑ Ари Торгильссон. Книга об исландцах (глава 12).
- ↑ Григорий Турский. История франков (книга III, глава 3).
- ↑ Волков А. М., Волкова З. Н. Беовульф. Англосаксонский эпос. — М.: Издательство УРАО, 2000. — С. 16—18. — ISBN 5-204-00208-1.
- ↑ Дэвидсон Х. Э. Древние скандинавы. Сыны северных богов. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2008. — ISBN 978-5-9524-3414-1.
- ↑ Хольмквист В. Швеция и шведские племена // Славяне и скандинавы. — М.: Прогресс, 1986. — С. 147—148.
- ↑ 1 2 Lindqvist S. [sok.riksarkivet.se/sbl/artikel/5830 Angantyr] // Svenskt biografiskt lexikon. — 1918. — Bd. 1. — S. 780.
Отрывок, характеризующий Онгентеов
Русская армия управлялась Кутузовым с его штабом и государем из Петербурга. В Петербурге, еще до получения известия об оставлении Москвы, был составлен подробный план всей войны и прислан Кутузову для руководства. Несмотря на то, что план этот был составлен в предположении того, что Москва еще в наших руках, план этот был одобрен штабом и принят к исполнению. Кутузов писал только, что дальние диверсии всегда трудно исполнимы. И для разрешения встречавшихся трудностей присылались новые наставления и лица, долженствовавшие следить за его действиями и доносить о них.Кроме того, теперь в русской армии преобразовался весь штаб. Замещались места убитого Багратиона и обиженного, удалившегося Барклая. Весьма серьезно обдумывали, что будет лучше: А. поместить на место Б., а Б. на место Д., или, напротив, Д. на место А. и т. д., как будто что нибудь, кроме удовольствия А. и Б., могло зависеть от этого.
В штабе армии, по случаю враждебности Кутузова с своим начальником штаба, Бенигсеном, и присутствия доверенных лиц государя и этих перемещений, шла более, чем обыкновенно, сложная игра партий: А. подкапывался под Б., Д. под С. и т. д., во всех возможных перемещениях и сочетаниях. При всех этих подкапываниях предметом интриг большей частью было то военное дело, которым думали руководить все эти люди; но это военное дело шло независимо от них, именно так, как оно должно было идти, то есть никогда не совпадая с тем, что придумывали люди, а вытекая из сущности отношения масс. Все эти придумыванья, скрещиваясь, перепутываясь, представляли в высших сферах только верное отражение того, что должно было совершиться.
«Князь Михаил Иларионович! – писал государь от 2 го октября в письме, полученном после Тарутинского сражения. – С 2 го сентября Москва в руках неприятельских. Последние ваши рапорты от 20 го; и в течение всего сего времени не только что ничего не предпринято для действия противу неприятеля и освобождения первопрестольной столицы, но даже, по последним рапортам вашим, вы еще отступили назад. Серпухов уже занят отрядом неприятельским, и Тула, с знаменитым и столь для армии необходимым своим заводом, в опасности. По рапортам от генерала Винцингероде вижу я, что неприятельский 10000 й корпус подвигается по Петербургской дороге. Другой, в нескольких тысячах, также подается к Дмитрову. Третий подвинулся вперед по Владимирской дороге. Четвертый, довольно значительный, стоит между Рузою и Можайском. Наполеон же сам по 25 е число находился в Москве. По всем сим сведениям, когда неприятель сильными отрядами раздробил свои силы, когда Наполеон еще в Москве сам, с своею гвардией, возможно ли, чтобы силы неприятельские, находящиеся перед вами, были значительны и не позволяли вам действовать наступательно? С вероятностию, напротив того, должно полагать, что он вас преследует отрядами или, по крайней мере, корпусом, гораздо слабее армии, вам вверенной. Казалось, что, пользуясь сими обстоятельствами, могли бы вы с выгодою атаковать неприятеля слабее вас и истребить оного или, по меньшей мере, заставя его отступить, сохранить в наших руках знатную часть губерний, ныне неприятелем занимаемых, и тем самым отвратить опасность от Тулы и прочих внутренних наших городов. На вашей ответственности останется, если неприятель в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург для угрожания сей столице, в которой не могло остаться много войска, ибо с вверенною вам армиею, действуя с решительностию и деятельностию, вы имеете все средства отвратить сие новое несчастие. Вспомните, что вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы. Вы имели опыты моей готовности вас награждать. Сия готовность не ослабнет во мне, но я и Россия вправе ожидать с вашей стороны всего усердия, твердости и успехов, которые ум ваш, воинские таланты ваши и храбрость войск, вами предводительствуемых, нам предвещают».
Но в то время как письмо это, доказывающее то, что существенное отношение сил уже отражалось и в Петербурге, было в дороге, Кутузов не мог уже удержать командуемую им армию от наступления, и сражение уже было дано.
2 го октября казак Шаповалов, находясь в разъезде, убил из ружья одного и подстрелил другого зайца. Гоняясь за подстреленным зайцем, Шаповалов забрел далеко в лес и наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей. Казак, смеясь, рассказал товарищам, как он чуть не попался французам. Хорунжий, услыхав этот рассказ, сообщил его командиру.
Казака призвали, расспросили; казачьи командиры хотели воспользоваться этим случаем, чтобы отбить лошадей, но один из начальников, знакомый с высшими чинами армии, сообщил этот факт штабному генералу. В последнее время в штабе армии положение было в высшей степени натянутое. Ермолов, за несколько дней перед этим, придя к Бенигсену, умолял его употребить свое влияние на главнокомандующего, для того чтобы сделано было наступление.
– Ежели бы я не знал вас, я подумал бы, что вы не хотите того, о чем вы просите. Стоит мне посоветовать одно, чтобы светлейший наверное сделал противоположное, – отвечал Бенигсен.
Известие казаков, подтвержденное посланными разъездами, доказало окончательную зрелость события. Натянутая струна соскочила, и зашипели часы, и заиграли куранты. Несмотря на всю свою мнимую власть, на свой ум, опытность, знание людей, Кутузов, приняв во внимание записку Бенигсена, посылавшего лично донесения государю, выражаемое всеми генералами одно и то же желание, предполагаемое им желание государя и сведение казаков, уже не мог удержать неизбежного движения и отдал приказание на то, что он считал бесполезным и вредным, – благословил совершившийся факт.
Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!
