Онгийн-хийд
| Монастырь | ||
Онгийн-хийд
Онгийн хийд | ||
 Единственный действующий храм монастыря | ||
| Страна | Монголия | |
| Адрес | Дундговь, Сайхан-Овоо | |
| Конфессия | тибетский буддизм | |
| Орденская принадлежность | гелуг | |
| Дата основания | 1760 | |
| Основные даты: | ||
| Известные насельники | Равджа | |
| Статус | действующий монастырь | |
Онгийн-хийд (монг. Онгийн хийд) — буддийский монастырь, располагающийся в Монголии, в сомоне Сайхан-Овоо аймака Дундговь. В настоящее время находится в руинах, располагающихся в 18 км к югу от сомонного центра; единственный действующий храм монастыря был восстановлен в 2004 году.
Содержание
История
Монастырь располагается на склоне горы Сайхан-Овоо на берегу реки Онгийн-Гол в сомоне Сайхан-Овоо аймака Дундговь. Тибетское название монастыря — Гунджамбаалин. Строился в период с 1760 по 1810 год под руководством хутухты Ишлхундэва и его ученика Брагри-ламы Дамцагдоржа. В этот период в монастыре проживало свыше тысячи лам и хувараков, при нём находилось 28 храмов. В 15 км по берегу Онгийн-Гола находился ещё один монастырь, Хошуу-Хурлын-хийд, к западу располагался Хутагт-Ламын-хийд, а к востоку монастырь хамбо-ламы Дамцагдоржа; эти три монастыря стали известны как «три онгинских монастыря». В Онгийн-хийде было 4 учебных дацана, где преподавали религиозную философию, буддийскую тантру и тибетскую медицину, а также велось обучение математике. В 1809—1817 годах в монастыре под руководством его основателя, ламы Ишлхундэва, обучался знаменитый буддийский наставник, монгольский поэт и драматург Равджа, и впоследствии проводил там затворничества.
Последний настоятель Онгийн-хийда, хамбо-лама Лувсандорж, был арестован в 1937 году в ходе антирелигиозных репрессий, а сам монастырь был полностью разрушен в 1939 году. Около 200 остававшихся при нём монахов было убито, а остальные были арестованы, насильственно выведены из монашеского сана и призваны в армию.
Современное состояние
В 1990 году было принято решение о восстановлении монастыря. В 2001 году на его месте была открыта юрта-музей, в котором хранится собрание сочинений (сумбум) Дамцагдоржа из 21 тома, его костяная чаша-капала, а также использовавшиеся в монастыре в старину ритуальные принадлежности, остатки украшений старых храмов и т. п. В 2004 году был освящён первый восстановленный храм.[1] Рядом с монастырём находятся две турбазы, «Цагаан-Овоо» и «Онгийн-Нууц». На скале к юго-западу от Онгийн-хийда находится изваяние Нагараджи. Кроме этого, неподалёку находится двухметровая статуя Будды, созданная на средства местных жителей, надеющихся, что её возведение поможет прекратить её обмеление.[2]
См. также
Напишите отзыв о статье "Онгийн-хийд"
Примечания
|
||||||
Отрывок, характеризующий Онгийн-хийд
– Так завтра вы доложите государю?– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
– J'espere enfin, – продолжала Анна Павловна, – que ca a ete la goutte d'eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]
– Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, – сказал виконт учтиво и безнадежно: – Les souverains, madame! Qu'ont ils fait pour Louis XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, – продолжал он одушевляясь. – Et croyez moi, ils subissent la punition pour leur trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs complimenter l'usurpateur. [Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что они сделали для Людовика XVII, для королевы, для Елизаветы? Ничего. И, поверьте мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлют послов приветствовать похитителя престола.]
И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение. Князь Ипполит, долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах повернулся всем телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
– Baton de gueules, engrele de gueules d'azur – maison Conde, [Фраза, не переводимая буквально, так как состоит из условных геральдических терминов, не вполне точно употребленных. Общий смысл такой : Герб Конде представляет щит с красными и синими узкими зазубренными полосами,] – говорил он.
Княгиня, улыбаясь, слушала.
– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
