Онежский тракторный завод

Общество с ограниченной ответственностью «Онежский тракторный завод»
Тип	ООО
Основание	29 августа 1703
Расположение	Россия Россия, Петрозаводск
Ключевые фигуры	Дмитрий Викторович Сапожков (директор)
Отрасль	машиностроение
Продукция	тракторы для лесного комплекса
Сайт	[otz.tplants.com ants.com]

К:Компании, основанные в 1703 году

Награды:

ООО «Оне́жский тракторный завод» — российский производитель тракторов (лесозаготовительных, лесохозяйственных, специализированных, внутрихозяйственных), входящий в структуру концерна «Тракторные заводы». Завод находится в городе Петрозаводске.

История

Предыстория

В 1700 году Россия объявила войну Швеции, в связи с чем появилась потребность в новом производстве оружия для ведения боевых действий. Ранее имевшиеся оружейные производства находились далеко от театра военных действий — на Урале. В связи с этим, российский царь Пётр I принял решение построить оружейный завод вблизи шведской границы.

В 1701 году на берег Онежского озера в районе устья реки Лососинки сошла команда по поиску беглых рекрутов. Команда познакомилась с крестьянином Трофимом — жителем деревни Уже-Сельга, уроженцем села Деревянного, владельцем мельницы и избы на Лососинке. Крестьянин рассказал о наличии меди и железа в окрестных болотах и озёрах, о чём было доложено Петру I.

9 февраля 1702 года по решению Петра I руководство Рудного приказа снарядило экспедицию в Олонецкий край для поиска серебряных и медных руд, во главе которой стоял дозорщик Иван Фёдорович Патрушев. В состав экспедиции входили пробирщики Иоганн Блюер и Иоганн Цехариус, плавильный мастер Вульф Мартын Цымерман, штейгер Георг Шмиден, подъячий Иван Головачёв, рудокопатели Михайла Ланги, Гаврила Ланги, Еремей Блейхшмид и Гаврила Шенфельдер, толмачи Самойла Печ и Андрей Христофоров, ученики Савва Абрамов, Сергей Щелкунов, Осип Карачаров и Иван Свешников. Во время обследования Онежского озера и окрестностей было найдено несколько крупных месторождений медной и железной руды. В итоге, экспедиция определила построить завод в Шуйском погосте на Лососинке.

Летом 1703 года на Онежское озеро была снаряжена ещё одна рудоискательная экспедиция под руководством московского рудознатца и металлурга Якова Власова. Экспедиция обследовала всё течение Лососинки, а также реку Машезерку. Поскольку в истоках рек были обнаружены надёжные водохранилища (озёра Лососинное и Машезеро), Яков Власов окончательно сделал выбор размещения нового завода в пользу устья Лососинки, после чего в этом месте начались подготовительные работы. Кроме того, расположение завода было выгодным в связи с наличием удобных водных путей сообщения, наличием строительных материалов (лес, камень) и топлива (развитое углежжение).

Зарождение завода

29 августа 1703 года состоялась закладка завода, который получил наименование Шуйский оружейный завод (название связано с Шуйским погостом, на территории которого расположилось производство). На закладке первого камня присутствовал сподвижник Петра I, командующий крупными силами пехоты и кавалерии в Северной войне Александр Данилович Меншиков. Общее руководство строительством завода осуществлял видный специалист вице-комендант и начальник заводов горного округа Алексей Степанович Чоглоков, получивший должность начальника Канцелярии Олонецких казённых заводов. Землекопами и плотниками на строительстве завода работали крестьяне из карельских, архангельских и вологодских сёл. В целом, на строительстве работало 102 плотника, 15 кузнецов, 166 подводчиков с лошадьми и 900 пеших работников.

В сентябре 1703 года полным ходом шло строительство первой плотины, двух доменных печей, изготовление вододействующих механизмов и большого чана для литья пушек, сооружение вертельни, молотовой кузницы. К концу осени 1703 года было начато строительство ещё двух домен, якорной кузницы, оружейных и других цехов. По решению Канцелярии Олонецких казённых заводов было начато строительство пристани на Шуйском заводе. Оборудование для нового завода было изготовлено на Устренском и Лижемском заводах. Опытные специалисты Устренского и других заводов Олонецкого горного округа участвовали в возведении плотин, построек и монтаже оборудования цехов и мастерских. По указу государственной Адмиралтейской коллегии мастеровые и работные люди на завод были набраны из Москвы, Тулы, Олонца, Ярославля, Галича, Кинешмы, Решмы, Каргополя, Белоозера, Железного Устюга, Костромы, Владимира, Переславля, Павлова, Углича, Курска, Балахны, Вязьмы, Елитны, Юрия Польского, Вязникова, Дмитрова, Суздаля, Гороховца, Алатыря, Вологды, Старой Руссы, Корелы, Новгорода, Донскова, Арзамаса, Мезени, Соли Камской, Архангельска. Тобольска, Тотьмы, Великого Устюга, Вабова, Городецка, Любима, Саранска, Чебоксар, Алексина, Скопина, Рыбной слободы, Свияжска, Нижнего Борисова, Тихвина, Воронежа, Козлова, Романова, Сибири, шведской Финляндии, из Западной Европы.

Становление завода

В декабре 1703 года на Шуйском оружейном заводе были задуты первые домны, к литью пушек приступили уже в январе 1704 года. Доменным производством и литьём руководили мастера Ян Персон и Мокей Емельянов. В августе 1704 года на Олонецкую верфь были отправлены 708 пушек 3- и 6-фунтового калибров и 15000 ядер к ним.

В 1704 году под руководством Ивана Шалина на заводе завершили строительство пушечной вертельни для обточки и сверления пушечных стволов, молотовой кузницы. К весне 1704 года чугун выдавали уже четыре домны, была построена оружейная фабрика.

В сентябре 1704 года была построена пристань для отгрузки пушек с ядрами на Олонецкую верфь.

Летом 1705 года, для обеспечения круглогодичной бесперебойной работы многочисленных механизмов завода, площади озера Машезера и Лососинного были увеличены в несколько раз за счёт строительства в истоках Лососинки и Машезерки плотины высотой 2,5 сажени. На это строительство было привлечено 250 плотников, 1000 землекопов и возчиков из крестьян деревень Лососинное и Машезеро. К концу 1705 года на правом берегу Лососинки была построена мастерская для изготовления мехов. В 1706 году мастер Максим Артемьев, подмастерья Гаврила Никифоров и другие организовали якорное производство.

К моменту окончания строительства завод переименовали в честь царя Петра I, по решению которого появился завод: сначала предприятие именовалось Ново-Петровским железным заводом, а затем — Олонецким Петровским железоделательным и пушечным заводом. В это время в составе завода находились доменная, литейная, кузнечная, молотовая, якорная, токарная, сверлильная, проволочная, жестяная, эфесная, меховая, замочная, столярная фабрики и химическая лаборатория, а также специально оборудованный полигон для испытания (пробы) пушек, располагавшийся на Зареке, в районе современной улицы Пробной. В целом завод имел до 40 производственных помещений.

Развитие Петровского завода

Затяжная Северная война требовала от Петровского завода большого количества продукции. Доменная, литейная и сверлильная фабрики работали круглосуточно, в две смены. Качество продукции было высоким. Главными видами производства, освоенного на заводе, было производство артиллерийского, стрелкового и холодного оружия: выпускались ружья, пистолеты, солдатские шпаги, офицерские кортики, штыки-багинеты. В 1711 году был освоен выпуск скорострельных пушек с клиновым затовором. Завод также выпускал и мирную продукцию — домашнюю утварь, котлы, лопаты, пилы, подковы, гвозди, сковороды, ступки, ножи, вилки, циркули, ножницы и подсвечники.

В 1712 году Петровский завод по распоряжению Петра I передан в ведение Главного адмиралтейства.

В декабре 1713 года начальником Олонецких заводов назначен Вильям Иванович де Геннин. Он внедрил на Петровском заводе собственное изобретение — володействующую машину, позволявшую одновременно сверлить три орудия. В 1716 году Вильям Геннин открыл при заводе первую в Российской империи горнозаводскую школу для подготовки специалистов-металлургов.

В 1717 году, по инициативе Петра, I Вильям Геннин отправился за границу, откуда привёз на Петровский завод чертежи для оборудования на заводе новых машин и механизмов. Вместе с Вильямом Генниным на завод прибыли саксонские мастера. Значительная модернизация производства была проведена после второй поездки Вильяма Геннина в Западную Европу в 1719 году.

С 15 по 17 февраля 1719 года завод с кратковременным визитом посетил Пётр I. Второй визит российского царя состоялся с 3 по 25 марта 1720 года, во время этого посещения завода Пётр I точил в токарне. Следующее посещение завода Петром I состоялось в феврале 1722 года.

Угасание пушечного завода

После победы России в Северной войне спрос на пушки упал, производство на Петровском заводе стало сворачиваться. В апреле 1722 года Вильям Геннин получил указание Петра I о переезде на заводы, расположенные в Верхотурском и Тобольском уездах с целью организации производства на этих предприятиях. Оружейная фабрика была переведена в Сестрорецк, куда переехали более 400 мастеровых Петровского завода.

В феврале 1724 года состоялся ещё один визит Петра I на завод. По легенде, государь собственноручно принял участие в изготовлении паникадила, переданного в Собор во имя святых первоверховных апостолов Петра и Павла.

В августе 1727 года изменилась ведомственная принадлежность завода, производство было подчинено Берг-коллегии. В марте 1730 года по распоряжению Берг-коллегии были уволены престарелые и к работе негодные мастеровые. В ноябре 1731 года по указу Берг-коллегии на заводе прекращены работы в связи с плохим качеством руд, дороговизной руд и угля. Разрешено было лишь проведение работ с уже добытой рудой.

В 1732 году вице-бергмейстер Циммерман докладывал в Коммерц-коллегию о необходимости окончательного закрытия Петровского завода из-за обвала доменных печей, плохого состояния плотин, отдалённости леса для углежжения, большой цены и плохого качества руды. В 1734 году была погашена последняя домна завода, но Канцелярия Олонецких Петровских заводов ликвидирована не была.

К 1740 году доменные печи окончательно разрушились. В феврале 1744 года по распоряжению Санкт-Петербургской берг-конторы жителю слободы Петровских заводов Артемию Мурашёву разрешили бесплатно взять щебень, перегорелый кирпич и камень при бывших доменных печах. В июле 1745 года Артемию Мурашёву продали за 7 рублей ветхие казённые развалившиеся машины без крышек на верхней казённой плотине.

В память о Петровском заводе в 1990-х годах на набережной Варкауса в Петрозаводске, на месте стоявших в начале XVIII века заводских корпусов (правый берег реки Лососинки), были установлены две мемориальные доски — «Во благо России» и в честь производства оружия для российского флота и основателя завода Петра I. В 2003 году, во время празднования 300-летия завода, в парке Культуры и Отдыха на месте располагавшегося в начале XVIII века предприятия (левый берег Лососинки) был установлен памятный знак.

Создание медеплавильного завода

22 сентября 1753 года Санкт-Петербургская берг-контора распорядилась перевести на Петровский завод медное производство Кончезерского завода, в связи с чем Канцелярия Олонецких Петровских заводов начала подготавливать расчёты для организации завода. С конца 1754 года началось строительство новых цехов, 20 ноября 1755 года Петровский медеплавильный завод начал производство. С этого времени российская медная монета чеканилась из металла, который поставлял в столицу Петровский медеплавильный завод.

• 1757-59 - polushka.jpg

  Монета полушка образца 1757 — 1759 годов. Отчеканена из меди, поставляемой Петровским медеплавильным заводом.

• 1757-59 - denga.jpg

  Монета денга образца 1757 — 1759 годов. Отчеканена из меди, поставляемой Петровским медеплавильным заводом.

• 1757-61 - kopeyka.jpg

  Монета 1 копейка образца 1757 — 1761 годов. Отчеканена из меди, поставляемой Петровским медеплавильным заводом.

• 1757-62 - 2kopeyki.jpg

  Монета 2 копейки образца 1757 — 1762 годов. Отчеканена из меди, поставляемой Петровским медеплавильным заводом.

• 1757-62 - 5kopeek.jpg

  Монета 5 копеек образца 1757 — 1762. Отчеканена из меди, поставляемой Петровским медеплавильным заводом.

Возрождение литья пушек

9 июля 1767 года был издан указ о возобновлении литья пушек на Петровских заводах. В соответствии с этим указом, в январе 1772 года обер-прокурор Сената Михаил Фёдорович Соймонов и бергмейстер Аникита Сергеевич Ярцов совершили поездку на завод, выбрали площадку для возобновления производства пушек — на реке Лососинке, выше первоначального расположения завода, а также начали перестройку медеплавильного завода. С осени 1772 года приписные к заводу крестьяне начали заготавливать лесоматериалы и камни для будущей строительной площадки пушечного завода.

17 мая 1773 года был заложен фундамент доменной фабрики, началась подвозка земли и песка на плотину. Одновременно было начато строительство меховой (воздуходувной), сверлильной и других фабрик, перестраивались Машезерская и Лососинская плотины. Во время строительства завод получил новое название — Новопетровский пушечный завод, однако уже 12 июля 1774 года императрица Екатерина II присвоила заводу наименование — Александровский пушечно-литейный завод.

30 июня 1774 года задуты две первые доменные печи Александровского завода, а 13 октября отлита первая пушка. Александровский пушечно-литейный завод к моменту открытия состоял из доменной, молотовой, «свирильной», «кузнишной», слесарной, фурмовой и меховой фабрик, плотины. При А. Ярцове были построены оригинальные гидротехнические сооружения, вертикальная печь, облицованная металлическим листом (вагранка), поршневая воздуходувная машина с водяным приводом, проводились опыты по изготовлению пушек методом глухого литья с последующим рассверливанием пушечного ствола. В 1782 году Аникита Сергеевич Ярцов был переведён в Санкт-Петербург, назначен управляющим Горным училищем. Начальником Олонецких заводов был назначен Фёдор Граматчиков. При нём объёмы производства пушек упали, снизилось качество. В отдельные месяцы брак доходит до 70 процентов.

В 1778 году во дворе завода был установлен самый первый памятник Петрозаводска — памятник пушке. Данная пушка была отбракована офицерами морского ведомства в 1774 году, после чего четыре года орудие пролежало невостребованным. В 1778 году пушку доставили на Пробную батарею, где её заряжали несколько раз, все испытания пушка выдержала. Аникита Сергеевич Ярцов приказал установить пушку в заводском дворе «в знак крепости здешней артиллерии».

В 1786 году управлять заводами назначен Карл Гаскойн. В 1788 году на Александровском заводе была построена первая в мире железная дорога заводского назначения — «чугунный колесопровод». В 1789 году на заводе изготовлена первая в России паровая машина производственного назначения.

В 1794 году Карл Гаскойн отбыл на Северский Донец, где осуществлялся поиск руды. В 1795 году по указу Екатерины II там был основан Луганский литейный завод, директором которого назначен Гаскойн. Особо квалифицированные рабочие и специалисты для нового завода привлекались с Александровского пушечно-литейного завода. Необходимые для Луганского завода машины и механизмы предписывалось изготовить и отправить их зимним путём на наёмных подводах Александровскому заводу.

В 1790-х годах по приказу Екатерины Второй проводилась перечеканка 16-рублёвой монеты в 32-рублёвую в пуде. По деревянным моделям были выкованы 2 стана из железа и стали на сестрорецких заводах и отлиты из чугуна — на Петровском заводе, что подтверждается найденной при раскопках в петергофском парке «Александрия» медной монете номинала 1 рубль с надписью на гурте: «Олонецкого монетного двора».

7 августа 1819 года завод посетил император Александр I, обошёл все цеха, наблюдал производство орудий, осмотрел готовые изделия. В доменном цеху в его присутствии была отлита флотская пушка, а в парке «отделываемых снаружи орудий» император «собственною рукою изволил оковывать молотком одну 24-х фунтовую морской артиллерии пушку». Государь присутствовал при пробе орудий морской артиллерии. Офицеры и канониры, заряжающие пушки, на время выстрела обычно укрывались в каменном каземате рядом с пробной батареей, потому что орудия нередко разрывались и осколки летели в разные стороны. В присутствии императора 24-х фунтовое орудие разорвало при втором выстреле, после чего Александр I сказал смотрителю завода Кларку, что он «очень рад, что видел разрыв орудия». В память о визите императора 15 сентября 1823 года во дворе завода был открыт памятник, состоящий из чугунного портика с колоннами и решёткой, где находились пушка, отлитая в присутствии императора, а также пушка, окованная его рукой. Под фронтоном портика по карнизу было выведено позолоченными буквами: «7 Августа 1819 года Александр I в Петрозаводске», а на пушках высечены надписи — «сия пушка отлита в присутствии Государя Императора Александра I, Августа 7 1819 года» и «Europae Pacificator; эту пушку Государь Император Александр I изволил оковывать собственною рукою Августа 7 дня 1819 года». Памятный знак существовал до 1918 года.

В 1826 году началось строительство заводской церкви во имя святого благоверного князя Александра Невского. Завершение строительства и освящение храма состоялось 27 января 1832 года. Возведение церкви велось на средства, пожертвованные работниками завода, а также за счёт сумм, «по высочайшему повелению отпущенных из Государственного казначейства». С 28 декабря 1838 года по 1873 год церковь находилась в распоряжении завода.

28 декабря 1829 года при заводе образована Артель резного искусства для «приготовления чугунных вещей с резною работою наподобие берлинских». Для размещения артели была отведена часть столярного цеха. В марте 1833 года первые вещи, изготовленные в артели, поступили в магазейн Александровского завода.

В 1831 году открыто приходское заводское двухклассное училище. В январе 1840 года для училища было выстроено специальное каменное здание. (В советский период заводское училище было преобразовано в ГПТУ № 1, в 1990-х годах — в профессиональный лицей № 1 имени Николая Репникова, в 2000-х годах — в Индустриальный колледж).

В 1836 году на заводе запущен в работу первый в мире полочный элеватор для грузоподъёмных работ. Впервые в России применено горячее дутьё в вагранку. В 1856 году весь личный состав завода награждён медалью «В память войны 1853—1856».

В 1858 году завод посетил император Александр II.

В 1874 году завод отмечал столетний юбилей (со дня открытия производства на существовавшей на тот момент площадке). На этот день на заводе было изготовлено 37000 пушечных стволов (в среднем по одному стволу в сутки). К юбилею были построены два новых корпуса заводоуправления.

В феврале 1875 года на Александровском заводе была объявлена первая в Петрозаводске забастовка.

Устройство газового завода

2 июля 1873 года Олонецкое горное правление заключило контракт с Александром Васильевичем Рутковским об устройстве газового завода для освещения Александровского завода. Рутковский взял на себя обязательство изготовить оборудование для добычи 12000 кубических футов газа в сутки. Под постройку газового завода горное правление обязалось отвести Александру Рутковскому в собственность земельный участок для завода со всеми принадлежностями для устройства освещения.

В феврале 1877 года газовый завод был принят в собственность Александровского завода.

Преобразование в снарядоделательный завод

Ко второй половине XIX века на смену чугунным пушкам пришли стальные нарезные орудия, точность и дальность стрельбы, скорострельность которых выше, чем у чугунных. В память о пушечном производстве в 1974 году в Комсомольском сквере в качестве памятника была установлена пушка, ствол этого орудия под номером 31 571 был отлит в 1862 году. В связи с этим с отказом от производства на заводе чугунных орудий, в 1881 году предприятие преобразовано в Александровский снарядоделательный завод.

С 1883 года заводом управлял горный начальник Виктор Викторович Перловский. В это время Олонецкие горные заводы за участие в промышленно-художественной выставке в Москве были награждены дипломом 3-го разряда, соответствующим бронзовой медали.

В 1889 году начальником завода стал Василий Фёдорович Поляков, который попытался сделать завод конкурентоспособным и, сократив большое количество работников, добился его рентабельности.

В 1892 году в должность горного начальника вступил Николай Иванович Оссовский. В 1901 году к управлению назначен Иван Степанович Яхонтов. Он провёл реконструкцию завода.

28 марта 1906 года в Государственную думу I созыва от Олонецкой губернии был избран заведующий механического цеха завода Александр Владимирович Африкантов. Депутат вошёл в Конституционно-демократическую фракцию Госдумы.

В целом, с конца XIX века по 1917 года на заводе были построены кузнечно-прессовый цех (конец XIX века), ремонтно-механический цех (1904 год), сборочный цех (1917 год). В 1903 году созданы сталелитейные и сталепрокатные мощности. В 1906 году установлены первые электромоторы, телефоны, электроосвещение. В начале XX века вступили в строй первые гидротурбины, начал работать новый мартен, электромоторы. Тем не менее, Александровский снарядоделательный завод оставался одним из самых отсталых предприятий отрасли. Высокая себестоимость продукции, большой процент брака, недогрузка основных цехов ставили завод на грань полной ликвидации.

Производственная деятельность завода активизировалась в связи с началом Первой мировой войны — в 1916 году производство снарядов в сравнении с 1913 годом увеличилось вдвое, число рабочих возросло в полтора раза.

Как и по всей стране, на заводе оживляются революционные настроения. В 1906 году рабочим завода Николаем Тимофеевичем Григорьевым здесь основана первая в Олонецкой губернии социал-демократическая организация, в августе 1917 года — первая большевистская ячейка. В память о первой большевистской ячейке, во второй половине XX века, была установлена памятная доска (утрачена в 2003 году), около Дома культуры завода был установлен памятный знак в честь Николая Григорьева, в 1987 году заменённый на памятник в Берёзовой роще.

В марте 1917 года рабочие завода добились отставки Ивана Яхонтова и других руководителей завода. Руководителем предприятия назначен Синоленцкий, который в марте 1918 года был уволен с завода за бездеятельность, противодействие перестройке и саботаж.

Переименование в Онегзавод и перепрофилирование

С установлением в 1918 году Советской власти на заводе было утверждено временное положение по управлению Олонецким горным округом и заводом, избрана коллегия по управлению заводом из пяти человек, которая являлась хозяйственно-административным органом завода. Завод получил краткое наименование — Александровский завод, подчинялся Олонецкому губернскому Совету народного хозяйства. Председателем коллегии и директором завода был утверждён инженер-металлург Александр Михайлович Пригоровский.

В конце октября 1918 года коллегиальное управление было заменено правительственным правлением. Новое руководство приступило к выводу предприятия из производственного тупика. Коллектив получил финансовую помощь для переоборудования завода на выпуск мирной продукции. В результате на заводе был освоен ремонт паровозов и вагонов Мурманской железной дороги, запчастей к ним, выпуск дорожных грейдеров на конной тяге, размещены заказы на изготовление специального оборудования. 5 ноября 1918 года завод получил новое название — Онежский металлургический и механический завод

В декабре 1919 года было ликвидировано правительственное правление.

В 1920 году паровозоремонтный цех выпустил из среднего ремонта 26 паровозов и около сотни товарных вагонов, а литейных цех изготовил свыше 20 тысяч пудов чугунных и медных запасных частей. За достигнутые успехи Онежский завод был включен в список 106 ударных предприятий РСФСР.

В 1921 году на заводе открылась первая в советской Карелии Школа фабрично-заводского ученичества с четырёхлетним сроком обучения, где готовили слесарей и токарей. В годы первой пятилетки при заводе открылись детские ясли и детский сад, общественная столовая, на улицах Гоголя и Калинина построены здания заводских общежитий.

В марте 1922 года Онегзавод возглавил Сергей Михайлович Эрихман, который переориентировал производство на выпуск дорожных машин, необходимых республике. В 1926 году пост руководителя завода переходит к Ивану Михайловичу Жданову, в августе 1926 года — Оскару Гансовичу Саару. К началу первой пятилетки Онежский металлургический и машиностроительный завод значительно превысил довоенный объём производства. В 1929—1930 годах он выпустил 4500 дорожных машин.

В 1924 году образован Государственно-местный промышленный трест «Онежский металлургический и механический завод»

«Петрозавод» — филиал Онегзавода в Ленинграде

В конце 1920-х — начале 1930-х годов в ведении Онежского завода находился арендованный в Ленинграде литейно-механический завод «Петрозавод».

Преобразование в машиностроительный завод

В 1928 году завод получил новое название — Онежский машиностроительный и металлургический завод.

В июне 1930 года завода возглавил Виктор Петрович Ванхонен, после чего в 1931 году предприятие снова возглавил Оскар Гансович Саар. В 1931 году на заводе трудились 3000 человек.

В феврале 1932 года директором завода был назначен Иван Васильевич Воробьёв. В этом же году Онегзавод посетил писатель Константин Георгиевич Паустовский с целью изучения истории предприятия. Изучив положение дел и историю завода, Константин Паустовский написал повесть «Судьба Шарля Лонсевиля» и очерки «Онежский завод». В память об этом в 1973 году на заводе открыли мемориальную доску (в настоящее время находится на реставрации).

В декабре 1932 года руководителем предприятия назначен Иван Васильевич Максимовский. В начале 1930-х годов завод осваивает новое производство. В период строительства Беломорско-Балтийского канала на заводе изготавливались приводы шлюзовых ворот и каркасы перепускных затворов. Онежцы смонтировали это оборудование на месте.

В 1933 г. на Онежский завод приходилось до 40 % всей программы выпуска дорожных машин в СССР, причем на заводе было впервые освоено производство сложных машин — грейдеров, канавокопателей, лопат «Беккер».

В начале 1934 года завод начал осваивать производство 200-сильных паровых машин и 50-сильных судовых двигателей, перешёл на их серийный выпуск. Большое место в общем объёме производства занимала спецпродукция — снаряды, сталь для авиационных двигателей. В 1934 году на заводе было освоено производство судового нефтедвигателя МА-50.

В марте 1935 года директором Онегзавода назначен Григорий Герасимович Юрков, в декабре 1935 года его сменил Пантелеймон Захарович Старущенко. С этого времени Онежский завод стал универсальной базой по производству оборудования для механизации лесозаготовок, было освоено производство электропил, газогенераторных установок, передвижных электростанций и других изделий. В этот период ремонтируются общежития для рабочих, строятся пять новых домов для работников завода.

В декабре 1937 года начальником завода был назначен Андрей Николаевич Брызгалов. В эти годы продукция лесного машиностроения доминирует в программе завода, появилась возможность более узкой специализации цехов. Все цеха и отделы были реконструированы. В 1938 году номенклатура изделий завода значительно расширилась — нефтяные двигатели, паровые машины, лебёдки, шпалорезные станки, лесные плуги и бороны, кусторезы, канавокопатели, гусеничные прицепы, лесовозные тележки конной и тракторной тяги, багры, топоры, различное литьё, тракторные газогенераторы ЛС-1-3, переносные цепные электропилы типа ПЭП-500, передвижные электростанции.

После начала Советско-финской войны на Онегзаводе наращивалось производство корпусов фугасных зарядов, цилиндров авиамоторов. В 1939 году завод получил особо важное правительственное задание — изготовить фермы для мостов железнодорожной ветки Петрозаводск — Суоярви. Многие онежцы были отмечены правительственными наградами за выполнение этого задания, директор Андрей Брызгалов награждён орденом Ленина.

В 1940 году был освоен выпуск газогенераторных мотовозов.

В марте 1941 года начальником завода назначен Владимир Владимирович Тиден.

Завод в начале Великой Отечественной войны

22 июня 1941 года, после окончания смены, на заводе состоялось собрание мартеновцев (по случаю воскресного дня на заводе работал только мартеновский цех) в связи с началом Великой Отечественной войны. Заводчане обсудили важность производства стали для страны в связи с начавшейся войной. Сталевар-стахановец Н. И. Колин и рабочий мартена Гришин заявили на собрании, что заводчане готовы работать самоотверженно, по-стахановски.

В этот же день секретарь партийного бюро Николай Петрович Лукин провёл совещание с членами коммунистической партии. Коммунистам предписывалось провести агитационно-массовую работу в цехах.

В первый день войны на завод прибыла батарей зенитчиков. В кузовах «полуторок» на Онегзавод привезли стволы счетверённых турельных пулемётов, которые установили в разных концах заводского двора. Бойцы команды противовоздушной обороны заняли свои наблюдательные пункты.

23 июня 1941 года проводился общезаводской митинг, в котором приняло участие более полутора тысяч человек. Заводчане дали клятву отдать все свои силы и способности делу уничтожения врага. В резолюции митинга онежцы заявили, что будут работать так, чтобы полностью обеспечить нужны Красной Армии.

С этого времени с завода на фронт уходили десятки рабочих. Ушедших на фронт заменяли их матери, жёны, младшие братья и сёстры. К станкам встали студентки Карело-Финского государственного университета Екатерина Летсина, Нина Мельникова, Унельма Конка и многие другие. Онежцы целыми цехами вышли на оборонные работы в Сулажгору — рыли траншеи, эскарпы, противотанковые рвы. На бульваре Карла Либкнехта и Розы Люксембург заводчане обучались на роль бойцов истребительных отрядов. После военных занятий рабочие шли по своим цехам: завод работал полным ходом.

4 июля 1941 года боец заводской охраны П. Иванов вместе со штабом задержали шпиона, который вблизи заводских корпусов составлял план завода.

Эвакуация и организация военного завода № 863 в Красноярске

11 июля 1941 года, по распоряжению Наркомата лесной промышленности, в связи с началом Великой Отечественной войны, начались работы по эвакуации оборудования основных цехов, рабочих и специалистов с семьями в Красноярск на объединение с Красноярским механическим заводом (в годы войны — военный завод № 863). Руководил эвакуацией завода Степан Иванович Андреев. Первый эшелон был сформирован 19 июля 1941 года и прибыл в Красноярск 3 августа 1941 года.

Демонтаж оборудования был организован круглосуточно, что позволило отправлять составы в Красноярск с периодичностью в 3 — 4 дня. Несмотря на это, наступление финляндских дивизий на Петрозаводск не оставило времени на полный демонтаж оборудования завода. Не удалось эвакуировать прокатный стан, самоходный металлургический ковш и ряд станков механических цехов.

Малый Онегзавод

Одновременно с организованной эвакуацией оборудования и рабочих, до конца сентября 1941 года продолжал работать «малый Онегзавод» — заводские литейщики и прокатчики выпускали стальную обшивку для бронепоездов, отгружали металл на авиационные и танковые предприятия. Оставшиеся станки сосредоточили в механическом цехе, на них обрабатывали авиационные цилиндры. В кузнице работал трёхтонный молот, вырабатывала ток электростанция, работал парогидравлический пресс, заводской транспорт и лесобиржа.

31 августа 1941 года на заводе демонтировали кислородную станцию и смонтировали её в Беломорске. За выполнение данного задания раньше установленного срока бригаду онежцев под руководством А. Н. Брызгалова наградили Почётными грамотами.

В сентябре 1941 года заводчане под руководством нового секретаря парткома, редактора боевого листка «Онежец» (издававшегося вместо газеты «Онежец») Ивана Тимофеевича Масленников были мобилизованы на строительство оборонных сооружений.

27 сентября 1941 года, за 4 дня до полной оккупации города, Иван Масленников вместе с немногочисленным штатом кузницы покинул Петрозаводск. С собой онежцы увезли всё, что можно было взять из оборудования и инструмента. Прокатный стан, самоходный металлургический ковш, множество станков мехнических цехов онежцы были вынуждены оставить. В этот же день начались работы по разрушению корпусов Онегзавода.

Военный завод № 863 в Красноярске

Первый онежский эшелон прибыл в Красноярск 3 августа 1941 года. На эвакуированном заводе, где работало 245 прибывших онежцев и 450 красноярцев, началось строительство новых цехов и монтаж оборудования. Начальников цехов, по предложению онежцев, назначили начальниками строительных участков. Руководителем предприятия, который получил название завод № 863, был назначен Н. В. Масеткин.

Оборудование запускалось в работу зачастую ещё до того, как были возведены стены и крыши цехов. В первую очередь запускались обрабатывающие цеха, а затем только заготовительные. Привезённый из Петрозаводска запас металла в заготовках позволил смонтировать сначала механические (обрабатывающие) цеха, оснастить их инструментом и приспособлениями, приступить к обучению новичков, которые составляли больше половины личного состава завода. Когда бвл израсходован запас заготовок, бригада онежцев во главе с В. И. Никитиным выехала на один из сибирских заводов и на его оборудовании вела штамповку снарядных стаканов, пока это не стало возможным делать в Красноярске.

Помимо сложностей, связанных с быстрым строительством, возникли проблемы с электроснабжением. Руководство завода пошло на технический риск, запустив оборудование на энергетических «времянках». В одном из цехов был установлен временный трансформатор мощностью в тысячу киловатт, который проработал два года, пока не была построена подстанция. Ещё одной проблемой, возникшей на сооружаемом заводе, стало затягивание по независящим от заводам причинам строительства котельной. Главный механик Д. Н. Марков предложил заменить котельную двумя паровозами, поставив их на территории завода на стационарный режим. Энергетики Онегзавода С. Е. Коржавин, П. И. Анисимов, Н. М. Нестеров, М. В. Прохоров, М. Г. Акулов, М. Лукина и С. Штина показали свои способности, осуществили предложенный вариант обеспечения прессового цеха паром.

В кратчайшие сроки, под руководством онежцев В. Д. Рыбина, М. Д. Филиппова, П. С. Зеленского и П. Ф. Тетюева, был налажен выпуск боеприпасов для фронта. В сентябре 1941 года завод дал первый выпуск продукции — партию 122-миллиметровых гаубичных снарядов, порученных к изготовлению Государственным комитетом обороны СССР. Рабочий день на заводе длился от 12 до 20 часов.

В ноябре 1941 года директором завода назначен Александр Михайлович Поликарпов. К 1942 году коллектив освоил полный технологический цикл производства снарядов.

В годы войны на заводе трудились 42 комсомольско-молодёжные бригады, из них 30 заслужили почётное звание «Фронтовых бригад», в том числе данное звание получили бригады Потылицыной, Селиверстовой, Скрябиной, Комаровой, Орловской, Гороход, Куликовой. Эти бригады добились значительных успехов, выработали более двух норм каждая. Лучшей фронтовой бригаде Потылицыной присвоино наименование «Фронтовая бригада имени 25-летия ВЛКСМ» и вручено переходящее Красное знамя завода. Фронтовой бригаде Комаровой присвоено наименование «Фронтовая бригада имени Героя Советского Союза Александра Матросова».

За время работы на новом месте коллектив завода неоднократно награждался переходящим Красным Знаменем Госкомобороны. За самоотверженную работу по реконструкции завода и выполнение производственного плана Указом Президиума Верховного Совета СССР особо отличившиеся онежцы и сибиряки были награждены орденами и медалями. Высокие правительственные награды получили начальники цехов М. Д. Филиппов, С. Степанов, А. Федорович, слесарь-стахановец ремонтно-механического цеха А. Соснин, токарь механического цеха В. Ангас, кузнец Е. Павлов. Приказом директора завода 35 лучших производственников были премированы ценными подарками.

В октябре 1942 года завод завоевал первенство в социалистическом соревновании среди промышленных предприятий Красноярского края, был удостоен высокой чести послать своего делегата в войска Карельского фронта. Делегатом был избран начальник прессового цеха М. Д. Филиппов, которому поручили сопроводить эшелон с подарками и письмом бойцам и командирам партизанского отряда «Красный онежец». Позднее состоялся ответный визит делегации воинов Карельского фронта, а на заводе было организовано очередное соревнование за право совершить ещё один визит на фронт. В октябре 1943 года фронт был делегирован В. Д. Рыбин.

В конце 1942 года онежцы выступили инициаторами сбора средств на предприятиях Красноярского края для постройки танковой колонны «Красноярский рабочий».

В октябре 1943 года предприятию присуждено переходящее Красное знамя ВЦСПС и Накомлеса СССР и первая премия за производственные показатели. Несколько сотрудников завода (Дорошин, С. Степанов, А. Соснин, Васильев, П. С. Зеленский и другие) награждены значками отличниками социалистического соревнования Наркомлеса СССР. К этому времени завод был также награждён знамёнами Красноярского горкома партии и горсовета, треста «Лесосудомашстрой». В мае 1944 года 30 рабочих и инженерно-технических работников завода Указом Президиума Варховного Совета СССР за образцовое выполнение заданий правительства награждены орденами и медалями. Две трети награждёных являлись онежцами. Высшую награду — орден Ленина — получил директор завода Александр Поликарпов.

Помимо основной работы, коллектив завода активно включился во всеобщее воинское обучение. С января 1943 года командиром военно-учебного пункта при заводе был назначен онежец, сержант-фронтовик Павел Иванович Калинин.

В 1944 году на заводе освоено производство топоров для лесных предприятий Карело-Финской ССР. Новые технологии проектировали после рабочего дня Севрук, Голованов, П. Ф. Тетюев, М. Д. Филиппов и другие. Всего было изготовлено 3 тысячи топоров.

29 июня 1944 года рабочие завода в Красноярске узнали об освобождении Петрозаводска. В этот день у проходной завода состоялся митинг, на котором приняли повышенные социалистические обязательства, решили организовать сбор средств на танк «Освобождённый Петрозаводск». По предложению главного энергетика А. Н. Брызгалова, коллектив энергоцехов обратился ко всем рабочим, инженерно-техническим работникам и служащим с призывом создать в Красноярске фонд технической помощи для восстановления Онежского завода.

В начале июля 1944 года из Наркомата лесной промышленности на красноярский завод поступил вызов представителей онежцев в Петрозаводск для определения на месте восстановительных мероприятий. В течение двух недель из Красноярска в Петрозаводск добирались А. Н. Брызгалов, М. Д. Филиппов, заместитель главного механика Н. В. Поляков, начальник деревообделочного цеха П. А. Титов.

Заводчане в рядах армии и партизанского отряда «Красный онежец»

Многие заводчане, отказавшись от производственной брони, уходили на фронт добровольцами, десятки рабочих и специалистов завода за свой самоотверженный труд в тылу в годы войны были награждены орденами и медалями. 124 онежца погибли на полях сражений Великой Отечественной войны.

Среди первых онежцев, ушедших добровольцами на фронт в первые дни войны — стахановец ремонтного цеха И. И. Поляков, В. И. Кузнецов, И. В. Кустов, В. И. Печёрин, Н. И. Кузнецов, комсомолка сборочного цеха О. Майорихина.

В июле 1941 года на заводе был сформирован партизанский отряд «Красный онежец», основу которого составили цеховые парторги и комсорги. Командиром был назначен, имевший боевой опыт, директор завода Владимир Владимирович Тиден, комиссаром отряда назначили В. И. Васильева, руководителем комсомольской организации отряда — М. И. Захарова. В конце июля 1941 года, после десятидневной подготовки, отряд отправился на своё первое боевое задание в район шоссейной дороги Реболы — Ругозеро. Во второй половине октября 1941 года партизаны-онежцы предприняли второй поход по тылам противника. Активную боевую деятельность отряд развернул летом 1942 года, когда партизаны разгромили вражеские гарнизоны в Кимасозере, Лувозере и добрались до хуторов Финляндии. В ходе войны партизаны совершили 26 походов в тыл врага, провели сотни боевых операций, разгромили четыре крупных гарнизона противника, уничтожили свыше 500 вражеских солдат и офицеров. Бойцы отряда прошли с боями по лесам и болотам 9000 километров. Многие бойцы и командиры отряда получили за мужество и храбрость высокие правительственные награды, в том числе вальцовщик А. А. Шульгин, каменщик И. М. Якушев, токарь А. В. Скоков, нормировщик М. И. Захаров, шофёр Ямщиков, подручный сталевар И. Ф. Евстигнеев. В честь партизанского отряда «Красный онежец» до 2003 года на стене здания заводоуправления размещалась памятная доска.

В 1942 году более 100 работников завода откликнулись на внеочередную мобилизацию добровольцев в штурмовую бригаду. В связи с тем, что продукция завода носила сугубо военный характер, не все заявления об отправке на фронт были удовлетворены. В состав бригады включили только 30 сотрудников красноярского завода, среди которых онежцы Яковлев, Платонов, Печёрин, Орановский, Тупицын, Клепинин, Вишневский, Журкин и Баранов. Значительную часть добровольцев из Красноярска направили на пополнение 17-й стрелковой дивизии, удостоенной звания гвардейской.

В годы Великой Отечественной войны, в боях на Карельском фронте, были посмертно удостоены звания Героев Советского Союза рабочие завода — слесарь ремонтно-механического цеха Николай Гаврилович Варламов и слесарь-инструментальщик IV разряда Николай Фёдорович Репников.

За время войны Николай Репников совершил 51 боевой вылет и сбил 5 самолётов противника. 4 декабря 1941 года он погиб, первым на Карельском фронте совершив воздушный таран противника.

Николай Варламов погиб 25 июля 1943 года, когда во время боя на восточном берегу реки Онды у шоссе Кочкома — Ругозеро, закрыл собой его амбразуру. Действия Николая Варламова способствовали успешному разгрому опорного пункта противника ротой.

В память об онежцах — участниках войны в Петрозаводске названы улица и переулок Репникова, улица Варламова, проезд Тидена, установлены памятный знак Николаю Репникову и памятная доска Николаю Варламову. В белорусском посёлке Россь одна из улиц названа именем Владимира Тидена, в этом же населённом пункте установлен памятный мемориал, где выбито имя Владимира Тидена. В 1982 году в посёлке Каменный Бор Сегежского района установлен памятник Николаю Варламову, в 2013 году данный памятник перенсли в Петрозаводск. Несколько десятилетий в Каменном Бору работал Варламовский музей. В петрозаводской Галерее Героев установлены мемориальные доски в честь Николая Репникова и Николая Варламова. Имя Николая Репникова ранее носило профессиональное училище № 1 в Петрозаводске (ныне — Индустриальный колледж), в здании которого был установлен, памятный знак в честь героя и мемориальная доска. Ещё одна мемориальная доска в честь Николая Репникова ранее располагалась на доме № 17 по улице Кирова в Петрозаводске, где жил герой; в настоящее время дом снесён, а памятная доска утрачена.

В 1976 году на месте гибели — на 59 километре автодороги Кочкома — Реболы в честь Героя Советского Союза Николая Варламова установлен обелиск.

В 1974 году в музее дома культуры ОТЗ был открыт мемориал в честь онежцев, погибших в годы Великой Отечественной войны. Первоначально в нём были выбиты имена 109 человек, однако после тщательных исторических исследований, список защитников Родины возрос до 124 человек. В 1990-х годах, в связи со сменой собственника дома культуры ОТЗ, мемориал был демонтирован. В ноябре 2013 года на стене здания бывшего заводоуправления мемориал восстановлен.

8 мая 2010 года на аллее Героев в Петрозаводске высажены именные деревья в честь Героев Советского Союза — уроженцев Карелии, в том числе в честь Николая Варламова и Николая Репникова.

Завод в период оккупации

В 1941 году оккупационная власть в сохранившихся помещениях завода разместила армейские ремонтные мастерские — две роты по ремонту оружия, авторемонтную мастерскую, мастерскую по ремонту укреплений, электростанцию и типографию армейской газеты «Вести Карелии». Были восстановлены 10-й и 11-й цеха, в которых ремонтировались орудия, миномёты и пулемёты, работала мастерская по ремонту танков и бронеавтомобилей.

В ноябре 1942 года на территории Онегзавода была восстановлена гидроэлектростанция «Лососинка-2». В 1943 году автомастерские уничтожил пожар.

В конце июня 1944 года, во время отступления оккупационных войск, на заводе были полностью разобраны и вывезены в Финляндию все нагревательные печи металлургических цехов, восемь железных дымовых труб, металлические фермы цеховых перекрытий, прокатный стан, 1500-сильная паровая машина, изложницы, калибровочные прокатные валы, каркасы нагревательных печей, сотни тысяч штук огнеупорного кирпича. Уничтожено механизированное оборудование заводской лесобиржи, трансформаторы, здание телефонной станции, заводская плотина.

Восстановление завода после освобождения Петрозаводска

В июле 1944 года, после освобождения Петрозаводска, заводские специалисты прибыли из Красноярска и приступили к восстановлению завода.

В августе 1944 года Чрезвычайная республиканская комиссия по установлению ущерба от оккупации Карелии констатировала, что «перед уходом финны взорвали, сожгли и разрушили… подсобные предприятия старейшего Онежского металлургического и машиностроительного завода, хозяйство которого создавалось на протяжении столетий».

Постановлением Совета народных комиссаров СССР от 21 октября 1944 года «О восстановлении Онежского металлургического и машиностроительного завода Наркомлекса СССР в городе Петрозаводске» завод вошёл в список первоочерёдно восстанавливаемых промышленных предприятий СССР. Было решено не восстанавливать металлургические цеха завода ввиду начала проектирования и строительства Череповецкого металлургического комбината. Директором Онежского завода назначен Михаил Дорофеевич Филиппов.

План восстановительных работ на конец 1944 года и I квартал 1945 года был перевыполнен более чем в два раза. В апреле 1945 года коллективу Онежского строительного управления было вручено переходящее Красное знамя ВЦСПС и Наркомлеса СССР. В мае 1945 года завод приступил к выпуску плановой продукции, отныне завод становится только машиностроительным, его новое название — Онежский машиностроительный завод. В 1948 году завод превысил довоенный объём выпуска продукции.

В послевоенные годы на заводе освоено производство узкоколейных железнодорожных платформ, плавучих перегружателей, автокранов-погрузчиков, сцепов, передвижных электростанций, снегоочистителей, газогенераторных трелёвочных тракторов.

Одним из основных с 1948 года было производство железнодорожных мотовозов — ДМ54, МУЗ4 различных модификаций, ИК, АЛТИ-2, также были изготовлены опытные образцы тепловоза МДэ-4 (1956 год), мотовоза МШ4.

Согласно постановлению Правительства СССР, изданному в октябре 1949 года, с целью хозяйственного освоения отдалённых районов страны и увеличения грузооборота по действующим водным путям, Онежский завод получил задание по созданию для нужд Министерства лесной и деревообрабатывающей промышленности CCCP серии озёрно-морских буксиров мощностью 150 лошадиных сил. Онежский завод, имевший отношение к судостроению лишь в 1920-х годах (занимался ремонтом колёсных пароходов, изготовлением паровых судовых двигателей, отливкой гребных винтов), после консультаций с ведущими судостроителями страны, начал выпуск буксиров по технической документации Рижского судостроительного предприятия.

Первый буксир «Проекта 73» был спущен на воду 30 октября 1950 года. Часть буксиров через Северный Ледовитый океан были направлены заказчикам на реки Обь, Енисей, Лена, а также на Камчатку и во Владивостокский порт. Онегзавод производил суда вплоть до перепрофилирования на производство трелёвочных тракторов.

В 1951 году директором завода назначен Иван Васильевич Грачёв. В эти годы на заводе зарождалось карельское тракторостроение, строилось жильё, развивалась социальная сфера, была проведена очередная реконструкция завода, в первую очередь литейного цеха. Был заново создан участок штампов и приспособлений, строились и оснащались современным оборудованием новые цеха. На заводе широко развернулось социалистическое соревнование и движение за коммунистическое отношение к труду.

Открытие тракторного производства

30 января 1956 года, Постановлением Совета министров СССР о выпуске дизельных трелёвочных тракторов для лесной промышленности, завод был подчинён Министерству тракторного и сельскохозяйственного машиностроения СССР. На базе Онегзавода было создано специализированное предприятие по выпуску трелёвочных дизельных лесных тракторов, его новое название — Онежский тракторный завод (ОТЗ). Получив оборудование Минского тракторного завода, предприятие начало производство на базе трелёвочного трактора КТ-12 нового дизельного трелёвочника ТДТ-40 из комплектующих, производимых и поставляемых Минским тракторным заводом. Первая машина сошла со сборочного конвейера ОТЗ 29 июня 1956 года. За оставшиеся месяцы 1956 года было выпущено ещё 477 тракторов.

Главтракторопром и техническое управление Министерства тракторного и сельхозмашиностроения в первом квартале 1956 года организовали на ОТЗ конструкторское бюро по тракторостроению для лесной промышленности, позднее преобразованное в Головное специализированное конструкторское бюро (ГСКБ ОТЗ), и его экспериментальное производство.

В начале второго квартала 1956 года был организован экспериментальный цех, который укомплектовали высококвалифицированными рабочими, ИТР, оснастили необходимым оборудованием. В третьем квартале 1956 года был организован испытательный отряд на базе Нелгомозерского лесозаготовительного пункта.

25 июля 1957 года со сборочного конвейера сошёл тысячный трактор.

20 декабря 1958 года открылся заводской Дом культуры на улице Гоголя.

В 1959 году ОГК ОТЗ постановлением Совета министров СССР был присвоен статус Головной конструкторской организации по трелёвочным гусеничным тракторам средней мощности и колёсным лесопромышленным машинам.

В конце 1950-х — начале 1960-х годов конструкторы ГСКБ ОТЗ разработали и проводили испытания трёх образцов колёсных тракторов: 300-сильного Т-210, трелёвочного тягача МоАЗ-546Г, и лёгкого трелёвочника КГГ-40 для выборочных рубок и рубок ухода. Однако большинство производимых тракторов на заводе были и остаются гусеничные. Наиболее массовыми тракторами, которые выпускал ОТЗ на протяжении второй половины XX века, были модификации ТДТ-40 и ТДТ-55А (серийно начал выпускаться в ноябре 1968 года) для трелёвки древесины, две трети выпускаемых тракторов имели «Государственный знак качества СССР», экспортировались в 30 стран мира. Половина всего объёма древесины в СССР заготавливалась с использованием тракторов ОТЗ.

В 1961 году руководителем завода назначен Борис Наумович Одлис.

16 июля 1962 года завод посетил Председатель Совета Министров СССР, Первый секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущёв. На площадке у дома культуры ОТЗ Никита Хрущёв встретился с тракторостроителями, директор завода Борис Одлис показал руководителю государства новый трактор и вручил альбом фотографий о достижениях завода.

6 января 1971 года Указом Президиума Верховного Совета СССР завод награждён орденом Октябрьской Революции, данный факт был отражён в названии предприятия. В 1974 году завод награждён орденом Ленина, что также было отражено в названии завода. Помимо орденов, в 1960-х — 1970-х годах коллективу завода за трудовые победы было вручено на вечное хранение семь памятных Красных Знамён. Впоследствии на здании заводоуправления были открыты памятные доски с текстами указов о награждении завода орденами Ленина и Октябрьской революции.

В марте 1972 года был выпущен стотысячный трелёвочный трактор. В 1974 году завод выпустил опытно—промышленную партию тракторов ТБ-1.

В 1976 году Вьетнам выпустил банкноту достоинством 10 донгов, на которой изображён трактор ТДТ-40 производства Онежского тракторного завода

В 1986 году завод возглавил Николай Михайлович Волнухин.

• Корпуса ОТЗ.jpg

  Цеха первой площадки ОТЗ

• Здание администрации ОТЗ.JPG

  Заводоуправление (первая площадка)

• Трактор ТДТ-40.JPG

  Памятник трактору ТДТ—40

• Дом культуры ОТЗ.JPG

  Дом культуры и техники ОТЗ

• ВетеранОнежскогоТракторногоЗавода.jpg

  Значок ветерана (1980-е годы)

• ОнежскийТракторныйЗавод.jpg

  Памятный значок (1981)

• Деловой центр "Ямка".JPG

  Нынешний вид бывшего здания администрации ОТЗ (2014)

Петрозаводский тракторосборочный завод (ОТЗ-II)

2 июля 1968 года на окраине Петрозаводска, рядом с Вытегорским шоссе (нынешний проезд Тидена) начато строительство Петрозаводского тракторосборочного завода «ОТЗ-II» («Вторая площадка ОТЗ»). Строительство неоднократно приостанавливалось ввиду недофинансирования. Были сорваны официально запланированные решениями ЦК КПСС и Совета министров СССР сроки ввода второй площадки завода в эксплуатацию в 1988 году, затем — в 1990 году. Затем был сорван срок, обозначенный в Указе Президента РСФСР № 35 от 5 августа 1991 года — IV квартал 1991 года, несмотря на то, что в Указе Президента строительство второй площадки ОТЗ было объявлено объектом особой государственной важности.

Весной 1992 года смонтировано оборудование и начаты пусконаладочные работы. 21 сентября 1992 года на ОТЗ-II запущена котельная, после чего начался поэтапный перевод производства из корпусов первой площадки на новую территорию. В декабре 1992 года на ОТЗ-II началось освоение производства тракторов малых серий.

В апреле 1996 года Петрозаводский тракторосборочный завод «ОТЗ-II» реорганизован в Производственное объединение «ОТЗ-2», которое 5 мая 1997 года реорганизовано в дочернее предприятие Онежского тракторного завода — ООО «Энерголестрак». Предприятие занималось капитальным ремонтом трелёвочных тракторов и кузовов автобусов, обработкой тракторных деталей, производством спецмашин (бурильные установки УРБ-2А-2 на базе болотоходов ТЛТ-100-06, кусторезные машины, тракторы для прокладки лыжных трасс) и прицепных тракторных тележек, ремонтом сельскохозяйственных машин, а также изготовлением и продажей запасных частей к тракторам ОТЗ, пошивом спецодежды и постельного белья.

В августе 1999 года с конвейера второй площадки ОТЗ сошли колёсные тракторы ТЛК-4-01 («Онежец-843»).

9 октября 2001 года на ОТЗ-2 прошла презентация нового колёсного трактора-сортиментовоза ШЛК 6-04 («Онежец-754»).

В 2004 году завод выпустил колёсный харвестер ТЛК-4-15 («Онежец-863»).

С 1 ноября 2003 года второй площадкой завода управляло ООО «Онежец-Техуниверсал», а с октября 2004 года — ООО «Инавтомаркет — Карелия». В это время на второй площадке было сосредоточено изготовление и ремонт оборудования для железнодорожных платформ. Кроме того, 22 октября 2003 года на второй площадке ОТЗ было создано дочернее предприятие — ООО «Технопарк ОТЗ-2», в котором организованы деревообрабатывающее, камнеобрабатывающее и швейное производства, производство металлоконструкций, ремонт автомобилей и другие.

Фактически вторая площадка завода («Инавтормаркет — Карелия» и «Технопарк ОТЗ-2») функционировала до 2008 года, когда на данную территорию начался переезд основных мощностей завода с первой площадки.

Кризис на заводе

В 1993 году завод акционируется и получает наименование Акционерное общество открытого типа «Онежский тракторный завод», с 1996 года — Открытое акционерное общество «Онежский тракторный завод».

В 1990-х и 2000-х годах на заводе, ввиду отсутствия заказов, наблюдался резкий спад производства и, как следствие, задержка заработной платы и сокращение численности трудового коллектива. В эти годы на заводе была введена собственная валюта, так называемые «волнушки», для расчётов с работниками (название заводской валюты было дано по фамилии директора предприятия Николая Волнухина). Количество производимых тракторов снизилось с 12299 штук в 1988 году до нескольких единиц в 2009 году. В качестве одной из мер по выводу предприятия из кризиса стало создание в 1997 и 1998 годах ряда дочерних предприятий на базе существовавших ранее цехов и подразделений завода — АНО «ОнегоМед» (бывшая медико-санитарная часть, поликлиника ОТЗ), ЗАО «Онежец-Авто» (бывший транспортный цех), ЗАО «Онежец-Техинструмент», ЗАО «Онежец-Техуниверсал» (бывший цех станков и приспособлений), ЗАО «Онежский металлургический завод», ООО «Головной технический центр „Онежец-Сервис“», ООО «Испытатель», ООО «Комбинат общественного питания „Онежский“», ООО «ОТЗ-консалт», ООО «Онежец-РемонтСервис», ООО «Онежец-Строй» (бывший ремонтно-строительный цех), ООО «ТНП-Маркет», ООО «Торговый дом „Онежец“», ООО «Уют-сервис» (бывшие гостиница «Онежец» и база отдыха ОТЗ), ООО «Форос ЛТД», ООО «Энерголестрак» и ООО «Онежец-Техуниверсал» (2-я площадка ОТЗ), Учреждение «Головное специализированное конструкторское бюро ОТЗ», Учреждение «Санаторий-профилакторий „Онежец“», ЗАО «Машлессервис», ООО «Онежец-Маркет», ООО «Онега-Тверь-Сервис», ООО «Культурно-деловой центр „ОТЗ-Эффект“» (бывший Дом культуры и техники ОТЗ), ООО «Онега-Нижегород-Сервис», ЗАО «Онега-Свирь-Сервис», ООО «Онега-Коми-Сервис», ТОО «Тюбинген», ООО «Юником», ОАО «Онего-Лизинг» и МАСО «Петромед».

С конца 1990-х годов и в первой половине 2000-х годов первая площадка ОТЗ начала выпуск новых моделей тракторов: ТЛТ-100А «Онежец-120», ТЛТ-100А-04, ТЛТ-100А-06 «Онежец-110», ТЛТ-100АС «Онежец-125», ТЛТ-100С-06, ЛХТ-100А «Онежец-180», ЛХТ-100А-12 «Онежец-180-12», ЛХТ-100А-120 «Онежец-160», ТБ-1-М-15Х, ТБ-1-М-16Т, ТБ-1-М-С, ТБ-1-МА-15 «Онежец-130», ТБ-1-МА-16 «Онежец-130-01», ТБ-1М-30, ТЛК-4-15, ЛТ-230 «Онежец-140».

В 2002 году контрольный пакет акций завода перешёл к белорусской компании «Инавтомаркет», директором завода был назначен Константин Викторович Иванов. С этого времени в состав завода были возвращены созданные ранее дочерние предприятия — ремонтно-механический, инструментальный и чугунолитейный цеха, Головное специализированное конструкторское бюро ОТЗ. Другие — санаторий-профилакторий, заводская гостиница «Онежец» (ныне «Невская»), ЗАО «Онежец-Техуниверсал», культурно-деловой центр «ОТЗ-Эффект» (ныне Экспоцентр), клиника «Онегомед» были проданы сторонним организациям..

В 2003 году завод отметил своё 300-летие под девизом «Завод и город: три века вместе». На тракторах, вышедших с конвейера в юбилейный год, были отражены исторические названия завода — Петровский, Александровский и Онежский. В дни празднования юбилея, в здании бывшей поликлиники ОТЗ на улице Калинина, 1 заново открылся заводской музей.

2 июня 2003 года Онежский тракторный завод и немецкая корпорация «Hohenholer Spezial Machinenbau Gmbh» заключили соглашение о совместной разработке и производстве новой модели колёсного трактора. Уже в ноябре 2003 года на завод прибыл опытный форвардер «ОТЗ-HSM-904F» — 6-колёсный сортиментовоз с зажимом за задней осью и погрузчиком.

26 сентября 2003 года завод выпустил последний в истории предприятия трактор ТДТ-55А, чему был посвящён митинг.

В апреле 2004 года ОТЗ вошёл в состав концерна «Тракторные заводы», генеральным директором завода назначен Виталий Павлович Кириллов. В марте 2005 года директором завода избран Михаил Викторович Колесников.

С 2003 года на заводе вынашивалась идея о производстве харвестеров «Nоккa-600», для чего требовалось приобрести лицензию у финляндской компании «Nokka-Tume OY». Для производства харвестера 8 июля 2005 года было создано дочернее предприятие ООО «ОТЗ-Нокка» (7 апреля 2006 года переименовано в ООО «ОТЗ-харвестер»). Однако производство харвестеров «Nоккa-600» из-за финансовых проблем не было начато, в связи с чем 25 мая 2009 года предприятие ООО «ОТЗ-харвестер» было ликвидировано.

В сентябре 2005 года Арбитражный суд Республики Карелия принял решение о введении на заводе процедуры банкротства. В 2007 году, в результате банкротства, создано новое юридическое лицо — Общество с ограниченной ответственностью «Онежский тракторный завод».

В 2007 году запущен в серийное производство трактор «Онежец-300» (опытный образец был изготовлен в 2006 году).

Переезд на вторую площадку

В 2007 году руководство концерна «Тракторные заводы» приняло решение о закрытии производства на первой площадке и полном переводе производства на вторую площадку. Перевод осуществлялся с 2008 по 2010 годы. В 2009 году исполнительным директором завода назначен Даниил Владимирович Демаков. В этом же году на заводе собран первый российский лесозаготовительный комбайн «Четра КХ-451».

В октябре 2008 года выходит в свет последний выпуск заводской газеты «Онежец», выходившей с 1 мая 1929 года.

В 2010 году территория «первой площадки» в центре Петрозаводска была продана санкт-петербургской компании «Охта-групп», которая планирует возвести на бывшей промышленной территории жилые и офисные здания, общественно-торговый центр с сохранением фасадов некоторых исторических корпусов завода и музея.

С 2010 года ООО «Онежский тракторный завод» функционирует только на второй площадке.

В 2013 году директором завода назначен Дмитрий Викторович Сапожков.

Создание Инжинирингового центра

В 2015 году Онежский тракторный завод совместно с Петрозаводским государственным университетом создали Проектно-конструкторское бюро лесного и сельскохозяйственного машиностроения в составе Инжинирингового центра.

Хронология наименования завода

• 1703 год — Шуйский оружейный завод
• 1704 год — Ново-Петровский железный завод
• 1706 год — Олонецкий Петровский железоделательный и пушечно-литейный завод
• 1754 год — Петровский медеплавильный завод
• 1773 год — Новопетровский пушечный завод
• 1774 год — Александровский пушечно-литейный завод
• 1881 год — Александровский снарядоделательный завод
• 1918 год — Александровский завод
• 1918 год — Онежский металлургический и механический завод
• 1924 год — Государственно-местный промышленный трест «Онежский металлургический и механический завод»
• 1928 год — Онежский машиностроительный и металлургический завод
• 1941 год — Завод № 863
• 1944 год — Онежский машиностроительный и металлургический завод
• 1945 год — Онежский машиностроительный завод
• 1956 год — Онежский тракторный завод
• 1971 год — Онежский ордена Октябрьской революции тракторный завод
• 1974 год — Онежский ордена Ленина и ордена Октябрьской революции тракторный завод
• 1986 год — Производственное объединение «Онежский тракторный завод»
• 1992 год — Государственное предприятие «Онежский тракторный завод»
• 1993 год — Акционерное общество открытого типа «Онежский тракторный завод»
• 1996 год — Открытое акционерное общество «Онежский тракторный завод»
• 2007 год — Общество с ограниченной ответственностью «Онежский тракторный завод»

Культура и спорт

Учреждения культуры и спорта предприятия в советский период играли большую роль в жизни не только завода, но и города. В 1925 году был создан Дом культуры ОТЗ, подаривший городу ряд известных коллективов самодеятельности, таких как Оркестр русских народных инструментов «Онего». Футбольная команда «Онегзавод» с 1925 года участвовала в розыгрышах чемпионата Петрозаводска, в 1930-х носила имя «Рот-Фронт», в 1957 г. - «Торпедо». В 1939 г. она стала чемпионом Карелии. В 1950-х годах спортсмены-онежцы были костяком команды мастеров «Красная Звезда» (добровольного спортивного общества лесной промышленности, в состав которого входили спортсмены Онегзавода). Команда мастеров «Онежец» была участником первенства СССР по футболу во втором по значимости турнире в классе «Б» в 1961—1972 г.г. С 1957 г. по 1961 г. годы под эгидой Онегзавода существовала команда по хоккею с мячом «Торпедо» (с 1957 г. - «Онежец»), участвовавшая в чемпионате СССР и спартакиаде народов РСФСР.

В 1971 г. при службе жилищно-коммунальных предприятий завода был создан подростковый клуб «Онежец», в кружках и секциях которого занимались более 200 детей.

Руководители завода

• 1703 год — Яков Власов
• 1705 год — Алексей Степанович Чоглоков
• 1713 год — Виллим Иванович Геннин
• 1721 год — Вильгельм Бланкенгаген
• 1772 год — Аникита Сергеевич Ярцов
• 1782 год — Фёдор Илларионович Грамматчиков
• 1786 год — Карл Карлович Гаскойн
• 1806 год — Александр Маркович Полторацкий
• 1807 год — Адам Васильевич Армстронг
• 1819 год — Александр Андреевич Фуллон
• 1833 год — Роман Адамович Армстронг
• 1843 год — Николай Фёдорович Бутенев
• 1859 год — Николай Александрович Фелькнер
• 1867 год — Холостов, Порфирий Ефимович
• 1875 год — Фелькнер Александр Николаевич
• 1881 год — Александр Карлович Чермак
• 1881 год — Иван Иванович Рыжов
• 1883 год — Виктор Викторович Перловский
• 1889 год — Василий Фёдорович Поляков
• 1892 год — Николай Иванович Оссовский
• 1900 год — Жолковский Венедикт Иванович
• 1901 год — Иван Степанович Яхонтов
• 1917 год — Синоленцкий
• 1918 год — Александр Михайлович Пригоровский
• 1922 год — Сергей Михайлович Эрихман
• 1926 год — Иван Михайлович Жданов
• 1926 год — Оскар Гансович Саар
• 1930 год — Виктор Петрович Ванхонен
• 1931 год — Оскар Гансович Саар
• 1932 год — Вараксин
• 1932 год — Иван Васильевич Воробьёв
• 1932 год — Иван Васильевич Максимовский
• 1935 год — Григорий Герасимович Юрков
• 1935 год — Пантелеймон Захарович Старущенко
• 1937 год — Андрей Николаевич Брызгалов
• 1941 год — Владимир Владимирович Тиден
• 1941 год — Степан Иванович Андреев
• 1941 год — Н. В. Масеткин
• 1941 год — Александр Михайлович Поликарпов
• 1944 год — Михаил Дорофеевич Филиппов
• 1951 год — Иван Васильевич Грачёв
• 1961 год — Борис Наумович Одлис
• 1986 год — Николай Михайлович Волнухин
• 2002 год — Константин Викторович Иванов
• 2004 год — Виталий Павлович Кириллов
• 2005 год — Михаил Викторович Колесников
• 2009 год — Даниил Владимирович Демаков
• 2013 год — Дмитрий Викторович Сапожков

Герои труда и социалистического труда — работники завода

• Корытов А. Н., Герой Труда, рабочий
• Чехонин Павел Михайлович, Герой Социалистического труда, почетный гражданин Петрозаводска, фрезеровщик
• Варухин Иван Михайлович, кавалер Ордена Ленина, почетный гражданин Петрозаводска, кузнец

Продукция

В настоящее время на заводе выпускаются трактор «Онежец-300» (базовая машина), а также ряд различных модификаций машин для лесной и других отраслей промышленности, в том числе трелёвочная чокерная машина «Онежец-320», гусеничная лесопожарная машина «Онежец-310», трактор «Онежец-390» с мульчером, гусеничный сортиментовоз «Онежец-350», гусеничная машина для бесчокерной трелёвки леса «Онежец-330», тракторы «Онежец-332», «Онежец-333», «Онежец-334», «Онежец-335», «Онежец-380», «Онежец-382», «Онежец-385», «Онежец-392», «Онежец-392-01», «Онежец-395».

Памятники

Петрозаводск

• Памятник «300 лет Петровским заводам»
• Пушка Александровского завода в Комсомольском сквере
• Памятник трактору ТДТ-50
• Памятник Николаю Григорьеву
• Мемориальная доска «Онежцам, павшим за Родину»
• Мемориальная доска Вильгельму Геннину
• Памятник Петру Великому
• Первая в России железная дорога (на улице Калинина)
• Экспонаты в Губернаторском саду
• Мемориальная доска Чарльзу Гаскойну
• Мемориальная доска Николаю Варламову
• Памятник Николаю Варламову
• Стела в честь Николая Репникова
• Две пушки на Онежской набережной, символизирующие производство пушек на заводе

Брест

• Две пушки Александровского завода

Грозный

• Две пушки Александровского завода

Музеи

• Музей промышленной истории Петрозаводска (бывший музей ОТЗ)
• Музей Николая Варламова

Нумизматика

• Монета «Петрозаводск»
• Монета «Окно в Европу»
• Банкноты Вьетнама

Прочее

• Дом культуры ОТЗ

Заводская топонимика Петрозаводска

Адресные объекты

№	Тип	Название	Район	Описание
1	Аллея	300-летия Петрозаводска	Центр	От улицы Анохина до улицы Шотмана
2	Переулок	Аксентьева	Перевалка	От улицы Ватутина до Парковой улицы
3	Проезд	Александровский	Древлянка	От Стрелкового проезда до Крымского проезда
4	Улица	Варламова	Зарека	От Казарменской улицы до улицы «Правды»
5	Парк	Голиковский	Голиковка	Между проспектом Александра Невского, улицей Варламова, улицей Володарского и улицей Льва Толстого
6	Улица	Григорьева	Октябрьский	От улицы Зайцева до Октябрьского проспекта
7	Улица	Древлянка	Древлянка	От Лесного проспекта до улицы Попова
8	Набережная	Древлянская	Центр	От улицы Анохина до Коммунальной улицы
9	Парк	Древлянская Роща	Центр	Между Лососинской улицей, рекой Лососинкой, Повенецкой улицей и железной дорогой
10	Набережная	Закаменская	Центр	От улицы Анохина до улицы Шотмана
11	Переулок	Закаменский	Центр	От улицы Фридриха Энгельса до улицы Герцена
12	Улица	Казарменская	Зарека, Голиковка	От улицы «Правды» до улицы Калинина
13	Проезд	Крымский	Древлянка	От улицы Роберта Рождественского до Александровского проезда
14	Улица	Кузьмина	Зарека, Голиковка	От улицы «Правды» до улицы Маршала Мерецкова
15	Площадь	Литейная	Голиковка	В начале улицы Калинина
16	Улица	Лососинская	Центр	От Коммунальной улицы до железной дороги
17	Шоссе	Лососинское	Древлянка, Перевалка	От железной дороги до городской черты
18	Проезд	Марциальный	Кукковка	От Серебристой улицы до Усадебной улицы
19	Проезд	Механический	Южная промзона	От Вознесенского шоссе до проезда Строителей
20	Улица	Паустовского	Древлянка	От Лесного проспекта до Рябиновой улицы
21	Сад	Петровский	Центр	Между проспектом Карла Маркса, Онежской набережной, рекой Лососинкой и улицы Луначарского
22	Сквер	Петровский	Центр	На Онежской набережной, в начале проспекта Карла Маркса
23	Улица	Пробная	Зарека	От улицы Ригачина до улицы «Правды»
24	Переулок	Репникова	Перевалка	От улицы Ватутина до Парковой улицы
25	Улица	Репникова	Ключевая	От Ключевского шоссе до улицы Антонова
26	Проезд	Рудный	Древлянка	От Университетской улицы до Летнего проезда
27	Проезд	Севастопольский	Древлянка	От Полигонного проезда до Александровского проезда
28	Проезд	Тидена	Кукковка	От Вытегорского шоссе до Комсомольского проспекта
29	Проезд	Угольный	Древлянка	От Каменного проезда до Рудного проезда
30	Парк	Якорный	Зарека	В начале улицы Ригачина, у реки Лососинки
31	Парк	Ямка	Центр	Между рекой Лососинкой, проспектом Карла Маркса, улица Фридриха Энгельса и улицей «Правды»
	Улица	Английская	Центр	Ныне переименована (улица Фридриха Энгельса, проспект Карла Маркса)
	Улица	Большая Казарменская	Зарека, Голиковка	Ныне переименована (улица Льва Толстого)
	Улица	Большая Закаменская	Центр	Ныне переименована (улица Герцена)
	Улица	Древлянка	Перевалка	Ныне переименована (Парковая улица, Высотный проезд)
	Дорога	Древлянская	Центр	Ныне переименована (улица Гоголя)
	Улица	Древлянская	Центр	Ныне упразднена
	Улица	Древлянская	Центр	Ныне переименована (улица Гоголя)
	Линия	Заводская	Центр, Голиковка	Ныне переименована (улица Фридриха Энгельса, улица Калинина)
	Площадь	Заводская	Голиковка	Ныне переименована (Голиковский парк)
	Улица	Заводская	Голиковка	Ныне переименована (улица Варламова)
	Площадь	Заводской Церкви	Голиковка	Ныне переименована (Голиковский парк)
	Площадь	Конюшенная	Центр	Ныне переименована (сквер 71-й Стрелковой Дивизии)
	Дорога	Лососинская	Центр, Древлянка	Ныне переименована (Лососинская улица, Высотный проезд, улица Древлянка, Лососинское шоссе)
	Улица	Малая Английская	Центр	Ныне переименована (улица Фридриха Энгельса)
	Улица	Малая Закаменская	Центр	Ныне переименована (Закаменский переулок)
	Улица	Малая Казарменская	Зарека	Ныне переименована (Казарменская улица)
	Улица	Мастеровая	Голиковка	Ныне переименована (улица Варламова)
	Парк	Онегзавода	Голиковка	Ныне переименован (парк Ямка)
	Площадь	Онегзавода	Голиковка	Ныне переименована (Литейная площадь)
	Дорога	Плотинская	Древлянка	Ныне переименована (5-й Денный проезд)
	Улица	Пробная	Зарека	Ныне переименована (улица Луначарского)
	Улица	Угольная	Голиковка	Ныне переименована (улица Калинина)
	Сад	Угольный	Голиковка	Ныне переименован (парк Берёзовая Роща)

Районы города Петрозаводска

№	Тип	Название	Примечание
1	Район	Голиковка
2	Район	Древлянка
3	Район	Зарека

Микрорайоны города Петрозаводска

№	Тип	Название	Примечание
1	Местечко	Александровка	Часть района Зарека
2	Микрорайон	Голиковка-1	Часть района Голиковка
3	Микрораойн	Голиковка-2	Часть района Голиковка
4	Микрорайон	Голиковка-3	Часть района Голиковка
5	Микрорайон	Голиковка-4	Часть района Голиковка
6	Микрорайон	Древлянка-1	Часть района Древлянка
7	Микрорайон	Древлянка-2	Часть района Древлянка
8	Микрорайон	Древлянка-3	Часть района Древлянка
9	Микрорайон	Древлянка-3-4	Часть района Древлянка
10	Микрорайон	Древлянка-4	Часть района Древлянка
11	Микрорайон	Древлянка-5	Часть района Древлянка
12	Микрорайон	Древлянка-6	Часть района Древлянка
13	Микрорайон	Древлянка-7	Часть района Древлянка
14	Микрорайон	Древлянка-8	Часть района Древлянка
15	Микрорайон	Древлянка-9	Часть района Древлянка
16	Микрорайон	Древлянка-10	Часть района Древлянка
17	Квартал	Древлянка-А	Часть района Древлянка
18	Участок	Древлянский	Часть района Центр
19	Участок	Закаменное	Часть района Центр
20	Микрорайон	Зарецкий	Часть района Зарека
21	Посёлок	Онегзавода	Часть района Перевалка
22	Местечко	Проба	Часть района Зарека

Литература

• Герман И. Описание Петрозаводского и Кончезерского заводов и производимого при оных литья пушек и снарядов. — СПб, 1803
• Арсеньев К. И.. Описание Олонецких заводов с самого их основания до последнего времени. «Труды минералогического общества», — СПб, 1830
• Холостов П. Е. Обзор деятельности Александровского пушечно—литейного завода в продолжение его столетнего существования. — Петрозаводск, 1874
• Каменский В. А. Александровский (ныне Онегзавод) чугуноплавильный и железоделательный завод. «Металлургические заводы на территории СССР». — Москва, 1937
• Левидова С. М. История Онежского (бывшего Александровского) завода. Выпуск I. — Петрозаводск, 1938
• Андриайнен А. И. Онежский завод в годы иностранной интервенции и гражданской войны. «Труды Карельского филиала АН СССР», выпуск 24, 1960
• Ершов П. М. Правофланговый. — Петрозаводск, 1964
• Смирнов В. И. Два века Онежского завода. 1774—1974. — Петрозаводск, «Карелия», 1974
• Завод и люди: События. Факты. Даты. Фотографии. Очерки. Стихи. Справочные материалы / Сост. В. А. Савельев. — Петрозаводск, 1999
• Карелия: энциклопедия: в 3 т. / гл. ред. А. Ф. Титов. Т. 2. К — П. — Петрозаводск, 2009 // Онежский тракторный завод. С. 322—324 ISBN 978-5-8430-0125-4 (т. 2)

Ссылки

• [otz.tplants.com/ru/company/review/ Сайт ОТЗ]
• [www.cakarelia.ru/library/article_3/ Александровский завод — ОТЗ]
• [www.gov.karelia.ru/Karelia/1141/29.html А. Д. Меншиков в истории завода]
• [nmrk.karelia.ru/site/exhibit/search/?collection=68&search= Образцы продукции Александровского завода]
• [elibrary.karelia.ru/book.shtml?levelID=013&id=5850&cType=1 Левидова С. М. История Онежского (бывш. Александровского) завода. Вып.1. Завод в крепостную эпоху. Петрозаводск, 1938] (Электронная копия книги)
• [www.museum.ru/M2846 Музей истории ОАО «Онежский тракторный завод»]
• [www.nodima.ru/art/foto/petrozavodsk-2otz2011/ Территория Онежского тракторного завода, фоторепортаж]
• [petrozavodsk2.narod.ru/otz2.html История завода]
• [www.gov.karelia.ru/gov/Different/Encyclopedia/encycl32.html Дом горного начальника в Петрозаводске]
• [www.r-les.ru/spravochnaja-informacija/kharakteristiki-tdt_55a.html Трактор ТДТ-55]

Отрывок, характеризующий Онежский тракторный завод

Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий:

Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)
Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.


25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.