Онтонг-Джава

Онтонг-ДжаваОнтонг-Джава

</tt>

</tt>

Онтонг-Джава (Лорд-Хау, Луангиуа, Леуангиуа) англ. Ontong Java
Карта атолла
5°19′ ю. ш. 159°22′ в. д.5.317° ю. ш. 159.367° в. д. / -5.317; 159.367
Акватория	Тихий океан
Количество островов	122
Крупнейший остров	Луаниуа
Общая площадь	12 км²
Наивысшая точка	13 м
Страна	Соломоновы Острова Соломоновы Острова
АЕ первого уровня	Малаита
Онтонг-Джава (Лорд-Хау, Луангиуа, Леуангиуа)
Население (1999 год)	2370 чел.
Плотность населения	197,5 чел./км²

Онтонг-Джава (англ. Ontong Java) — атолл, расположенный к северо-востоку от архипелага Соломоновы острова. Географически расположен в Меланезии, но культурно является частью Полинезии. Административно входит в состав провинции Малаита меланезийского государства Соломоновы Острова. Другие названия острова — Лорд-Хау, Луангиуа, Леуангиуа.

Название

Современное название атолла, Онтонг-Джава, было дано острову в 1643 году голландским путешественником Абелем Тасманом. В 1791 году капитан Хантер назвал его «группа Лорд-Хау» (англ. Lord Howe's Group).

География

Атолл Онтонг-Джава расположен в южной части Тихого океана к северо-востоку от архипелага Соломоновы острова, являясь самым северным островом государства Соломоновы Острова. К северу от него расположен атолл Нукуману, принадлежащий Папуа — Новой Гвинее, к югу — риф Ронкадор.

Онтонг-Джава представляет собой атолл, в центре которого расположена обширная лагуна площадью 1400 км², являющаяся самой большой в Соломоновом море. Площадь суши составляет около 12 км², диаметр острова — около 50 км. Максимальная длина Онтонг-Джава — 72 км, ширина варьируется от 11 до 26 км. Высшая точка Онтонг-Джова достигает всего 13 м. Атолл состоит из 122 маленьких островков, или моту, только два из которых имеют постоянное население: острова Луаниуа и Пелау. На них имеются пресноводные болота, которые используются местными жителями для выращивания таро. Климат на острове влажный, тропический.

На Онтонг-Джава гнездится большое количество морских птиц, в том числе, фрегатов. Обитает большое количество большеногов (разновидность кур), чьи яйца на острове запрещено употреблять в пищу.

История

Согласно местным легендам современные жители Онтонг-Джава переселились с острова Нгиуа (его точное расположение неизвестно), назвав новый дом «Lua Ngiua», что переводится как «Второй Нгиуа». В других легендах говорится о том, что первопоселенцы приплыли с острова Коолау (Ko’olau, возможно это острова Кирибати или Тувалу). Современные данные подтверждают факт тесного родства островитян с жителями Самоа и Тувалу, а также факт возможных контактов с микронезийцами.

Вполне вероятно, что остров был открыт ещё в 1616 году голландскими путешественниками Якобом Лемером и Виллемом Схаутеном. Однако первым европейцем, заметившим атолл и давшим ему название, стал другой голландский мореплаватель Абел Тасман, открывший Онтонг-Джава в марте 1643 года. В 1791 году на острове высадился первый европеец, Джон Хантер, который назвал атолл Лорд-Хау.

На протяжении XIX века местное население враждебно относилось к чужеземцам, прежде всего, к иностранным торговцам (в том числе, работорговцам, появившимся на острове в 1870-х годах) и китобоям. В 1875 году британцы даже обстреляли Онтонг-Джава, что стало возмездием за убийство островитянами команды одного из торговых судов. В апреле 1885 года над островом был установлен протекторат Германской империи, а 14 ноября 1899 года управление было передано Британской империи.

На протяжении XX века в жизни островитян произошли коренные перемены: население было христианизировано, появились школы и правительственные учреждения. С 1978 года Онтонг-Джава является территорией государства Соломоновы Острова и входит в состав провинции Малаита.

Население

На протяжении XX века численность населения Онтонг-Джава сильно менялась. В XIX веке на острове оценочно проживало от 2000 до 5000 человек, но уже в 1930-х годах численность населения составила всего 600 человек. В 1999 году на острове проживало 2370 человек. При этом значительная часть островитян эмигрировала на другие острова Соломоновых Островов, например, большое поселение местных жителей есть в Хониаре в устье реки Матаникау. Единственные поселения Онтонг-Джава — деревни Луангиуа на юго-востоке и Пелау на северо-востоке.

Несмотря на то, что атолл находится в Меланезии, он населён полинезийцами. Местные языки разговаривают на полинезийском языке онтонг-джава (2367 носителей в 1999 году), который имеет два диалекта: луангиуа и пелау.

Экономика

Основное занятие местных жителей — сельское хозяйство (выращивание кокосовой пальмы, таро, производство копры) и рыболовство (в том числе, вылов трепанг, которые экспортируются в Гонконг). Значительная часть продукции импортируется. Между женщинами и мужчинами существует разделение труда: мужчины ловят рыбу, женщины — растят детей, занимаются домашним хозяйством и огородом.

На острове действует аэродром.

См. также

• Список островов Соломоновых Островов

Ссылки

• [www.everyculture.com/Oceania/Ontong-Java.html World Culture Encyclopedia. Культура острова.  (англ.)]
• [www.pacificmagazine.net/issue/2004/07/01/a-tattoo-odyssey Pacific Magazine. Татуировки островитян.  (англ.)]

Отрывок, характеризующий Онтонг-Джава

– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.