Онуфрий Великий

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Святой Онуфрий Великий

греческая православная икона
Рождение

около 320 года
Персия

Смерть

IV век
Фиваидская пустыня в Египте

Почитается

в Православной, Католической и древневосточных церквях

В лике

преподобного

День памяти

в Православной церкви: 25 июня (12 июня по старому стилю), в Католической церкви: 12 июня

Подвижничество

аскетизм

Ону́фрий Вели́кий, царевич перский (греч. Ονούφριος) — раннехристианский святой, египетский пустынник IV века. Почитается в лике преподобных в Православной (память 12 июня по юлианскому календарю), Католической (память 12 июня) и древневосточных церквях.

Существует православная традиция освящать кладбищенские церкви в его честь[1].





Жизнеописание

Жизнь святого Онуфрия известна со слов преподобного Пафнутия, который встретил его в пустыне перед его кончиной и похоронил его. К моменту встречи с Пафнутием Онуфрий прожил в пустыне в полном одиночестве 60 лет.

Некоторые версии жития сообщают, что Онуфрий Великий родился около 320 года в Персии и был сыном персидского царя, который по внушению ангела отдал его в младенческом возрасте в монастырь[2]. Воспитание он получил в Фиваидском монастыре Эрити близ Гермиполя где узнал от старцев о пустынниках и захотел подражать им. Он тайно ушёл из монастыря и пришёл в Фиваидскую пустыню (Египет) где встретил пустынника, ставшего его учителем. Несколько лет старец учил Онуфрия борьбе с «диавольскими искушениями», а затем убедившись в силе духа своего ученика оставил его одного. Ежегодно учитель приходил к Онуфрию и в один из визитов скончался.

Онуфрий рассказал Пафнутию о чудесах, сопровождавших его жизнь в пустыне:

По истечении же тридцати лет, Бог дал мне более обильное питание, ибо близ пещеры моей я нашёл финиковую пальму, имевшую двенадцать ветвей; каждая ветвь отдельно от других приносила плоды свои, — одна в один месяц, другая в другой, до тех пор, пока не оканчивались все двенадцать месяцев. Кроме того, по повелению Божию, потёк близ меня и источник живой воды. И вот уже другие тридцать лет я подвизаюсь с таким богатством, иногда получая хлеб от ангела, иногда же вкушая финиковые плоды с кореньями пустынными, которые, по устроению Божию, кажутся мне более сладкими, нежели мёд…

Димитрий Ростовский. Жития святых (12 июня)

Также Онуфрий рассказал, что к нему и прочим пустыникам по субботам и воскресеньям являются ангелы, которые причащают их. Ночь святые провели в молитве, а утром Онуфрий скончался, завещав Пафнутию рассказать о его жизни другим пустынным подвижникам. Пафнутий завернул тело Онуфрия в подкладку своей одежды и похоронил его тело в каменном гробу.

Святой Онуфрий в Акелдаме

Сохраняется, главным образом в Иерусалимской Православной Церкви, православное предание о том что Онуфрий Великий пришёл, поселился и провёл три года (по другим источникам несколько лет) в посте и молитве в Акелдаме в Иерусалиме.[3] Традиционная версия жития святого Онуфрия ничего об этом не упоминает (см. Димитрий Ростовский. Житие преподобного отца нашего Онуфрия Великого). Скорее всего он посетил Акелдаму в первой половине жизни, после удаления из монастыря Эрити[1]. Суть его подвига в Акелдаме различные источники поясняют несколько по разному. Одни кратко сообщают что он «отмолил Акелдаму у Бога»[3], другие говорят что он «вымолил у Бога всех погребённых в Акелдаме»[1]. Так или иначе, но молитвенный подвиг знаменитого египетского отшельника не был забыт и впоследствии здесь был основан и действует в настоящее время православный греческий монастырь Онуфрия Великого[3]. Отсюда берет начало православная традиция освящения кладбищенских церквей в честь преподобного Онуфрия Великого[1].

Напишите отзыв о статье "Онуфрий Великий"

Литература

  • Войтенко А.А. "Коптское Житие преп. Онуфрия Великого и египетское монашество в конце IV в." // Культура Египта и стран средиземноморья в древности и средневековье. Сборник статей, посвященный Т.Н. Савельевой. М., 2009.
  • Войтенко А. А. Текст и образ: коптская иконография св. Онуфрия Великого. // Интеллектуальные традиции в прошлом и настоящем (исследования и переводы)/ Составление и общая редакция М.С.Петровой.- М.: ИВИ РАН, 2012.-С.8-35. ISBN 978-5-94067-358-3
  • Johannes Glötzner: Onuphrius - Patron der Stadt München und der Hermaphroditen, München 2008, ISBN 3-936431-16-7.

См. также

Примечания

  1. 1 2 3 4 [www.solovki-monastyr.ru/biblioteka009.htm Ангел Гробниц или история разрушенной святыни.] Библиотека Официального сайта Спасо-Преображенского Соловецкого ставропигиального мужского монастыря
  2. [hramnagorke.ru/life/829 Преподобный Онуфрий, Великий пустынножитель, царевич Перский]
  3. 1 2 3 Святая Земля: Исторический путеводитель по памятным местам Израиля, Египта, Иордании и Ливана / Ред. М. В. Бибиков. М., 2000. — С.80-81

Ссылки

  • [www.solovki-monastyr.ru/biblioteka009.htm Ангел Гробниц или история разрушенной святыни.] Библиотека Официального сайта Спасо-Преображенского Соловецкого ставропигиального мужского монастыря

Отрывок, характеризующий Онуфрий Великий

– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.