Онуфрий (Гагалюк)

Архиепископ Онуфрий<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">епископ Елисаветградский Онуфрий</td></tr>
Архиепископ Курский и Обоянский до 30 января 1934 года — епископ
22 ноября 1933 — август 1935
Церковь:	Русская православная церковь
Предшественник:	Дамиан (Воскресенский)
Преемник:	Хрисогон (Ивановский)
Епископ Белгородский, викарий Курской епархии
11 августа — 22 ноября 1933
Церковь:	Русская православная церковь
Предшественник:	Иннокентий (Клодецкий)
Преемник:	Антоний (Панкеев)
Епископ Старооскольский, викарий Курской епархии
13 декабря 1929 — 27 июня 1933
Церковь:	Русская православная церковь
Предшественник:	викариатство учреждено
Преемник:	Митрофан (Русинов)
Епископ Елизаветградский, викарий Херсонской епархии
4 февраля 1923 — 13 декабря 1929
Церковь:	Русская православная церковь
Предшественник:	Павел (Колосов)
Преемник:	Порфирий (Гулевич)
Образование:	Холмское духовное училище, Холмская духовная семинария, Петроградская духовная академия
Учёная степень:	кандидат богословия
Имя при рождении:	Антон Максимович Гагалюк
Рождение:	2 апреля 1889(1889-04-02) посад Ополе, Ново-Александрийский уезд, Люблинская губерния
Смерть:	1 июня 1938(1938-06-01) (49 лет) Благовещенск
Принятие монашества:	5 октября 1913 года
Епископская хиротония:	23 января 1923 года
Канонизирован:	22 июня 1993 года Священным Синодом Украинской Православной Церкви, в августе 2000 года Архиерейским собором Русской православной церкви
Лик святости:	священномученик
День памяти:	19 мая (1 июня)
Архиепископ Онуфрий на Викискладе

Архиепископ Онуфрий (в миру Антон Максимович Гагалюк; 2 апреля 1889, посад Ополе, Ново-Александрийский уезд, Люблинской губернии — 1 июня 1938, Благовещенск) — епископ Русской православной церкви, архиепископ Курский и Обоянский.

Причислен к лику святых Русской православной церкви в 2000 году.

Детство

Родился 2 апреля 1889 года в посаде Ополе Люблинской губернии (ныне Ополе-Любельске, Опольский повят, Люблинское воеводство) в семье лесничего Максима и домашней хозяйки Екатерины, по происхождению католичка (позже монахиня Наталия). В семье было 6 детей — 3 мальчика и 3 девочки, вся семья жила в небольшом деревянном доме возле леса, неподалеку от города Ново-Александрия.

В возрасте пяти лет остался без отца, который был смертельно ранен порубщиками леса, застигнутыми им на месте преступления. Порубщики также сожгли дом лесничего, оставив его вдову с шестью детьми (Антон был старшим) без крыши над головой. Был принят в сиротский приют в г. Люблин, где его мать работала кухаркой. Здесь он окончил церковно-приходскую школу. Он учился хорошо и поэтому на деньги приюта был отправлен в Холмское духовное училище.

Образование

Окончил Холмское духовное училище, затем Холмскую духовную семинарию. Во время учебы в семинарии ему явился святой Онуфрий Великий и исцелил его от тяжёлого воспаления лёгких.

5 октября 1913 года принял монашеский постриг с именем Онуфрий в честь Онуфрия Великого, был рукоположён в сан иеродиакона, а затем во иеромонаха.

Во время учебы в Академии, при переходе на 3-й курс, Антония послали в Холмскую Русь в Яблочинский Онуфриевский монастырь читать лекции по богословию для учителей, которые прибыли в монастырь. Во время этой поездки он заболел и был при смерти, но ему вторично явился святой Онуфрий Великий и снова исцелил его. После этого случая он окончательно решил посвятить свою жизнь монашескому служению. В монашестве ему было дано имя этого святого.

Затем окончил Петроградскую духовную академию (1915 год) со степенью кандидата богословия (тема кандидатской работы: «Вопрос о спасении в сочинениях Филарета (Дроздова), митрополита Московского»).

Священническое служение

С 15 июля 1915 года — преподаватель Пастырско-миссионерской семинарии при Григорие-Бизюковском монастыре Херсонской епархии. Во время гражданской войны монастырь был разгромлен бандитами, а иеромонах Онуфрий ими похищен. Местные крестьяне спасли его и отвезли в город Берислав, где был настоятелем Успенского храма.

В 1922 году был возведён в сан архимандрита и переведен в Кривой Рог настоятелем Никольского храма.

В это время к Онуфрию через его брата Андрея пришло предложение от раскольнического митрополита Евдокима (Мещерского) перейти в обновленчество. Онуфрий отказался, не желая изменять Каноническому Православию.

Архиерей

23 января (4 февраля) 1923 года в Киеве хиротонисан во епископа Елисаветградского, викария Херсонской епархии. 6 февраля прибыл в Елисаветград.

Через несколько дней к нему пришёл уполномоченный обновленческого ВЦУ Трофим Михайлов и спросил: какой он придерживается церковной ориентации? Епископ Онуфрий ответил: «Я не признаю и никогда не призна́ю ВЦУ и его „архиереев“ и „иереев“ и подчиняюсь только непосредственным каноническим начальникам — митрополиту Михаилу и епископу Прокопию». На следующий день после визита уполномоченного, спустя всего шесть дней после хиротонии, епископ Онуфрий был арестован. Его обвинили в том, что он, приехав, не зарегистрировался в админотделе НКВД, как того требовали тогдашние порядки, возглавил незарегистрированное местное церковное управление и в шпионаже, на основании того, что Онуфрий с интересом расспрашивал сотрудника ГПУ, который пришёл брать его под арест об организации, в которой он служил. Подлинной причиной ареста был отказ поддержать обновленческий раскол. Отправлен в тюрьму — сначала Елисаветград, а затем Одессы.

В мае 1923 года освобождён и выслан в Кривой Рог.

Активно выступал против обновленческого движения, направлял послания верующим, писал статьи апологетического, поучительного и исторического характера. В октябре 1923 года вновь арестован, отправлен в Харьковскую тюрьму. В январе 1924 года освобождён под подписку о невыезде из Харькова. Продолжал обличать обновленцев и вести обширную переписку со своими духовными детьми и почитателями.

Также выступал против инспирированного властями григорианского раскола, лидеры которого выступали против Патриаршей формы управления Церковью.

В декабре 1926 года вновь арестован и выслан на Север, в село Кудымкар, где владыке было запрещено читать церковные молитвы в храме во время богослужений и петь на клиросе. В ссылке продолжал писательскую деятельность. В октябре 1928 года арестован и заключён в тюрьму города Тобольска, откуда его по этапу его отправили в ссылку в город Сургут на Оби, а затем в дальнее село Уват. Остался верен заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Сергия (Страгородского).

В конце 1929 году переведён в Центральную Россию, избрал для проживания город Старый Оскол, после чего митрополит Сергий учредил там новую епархию и назначил владыку епископом Старо-Оскольским. Власти разрешили ему совершать богослужения только в одном храме Старого Оскола и запретили выезжать в районы епархии. Его трижды выселяли из квартиры. Был очень любим своей паствой за благочестие, молитвенно-истовое служение.

В марте 1933 году был арестован, три месяца находился в тюрьме города Воронежа.

С 11 августа 1933 года — епископ Белгородский, управляющий Курской епархией.

С 22 ноября 1933 года — епископ Курский. С 30 января 1934 года — архиепископ Курский и Обоянский.

И в этой епархии ему было разрешено служить только в одном храме.

В июле 1935 года арестован по обвинению в создании контрреволюционной группировки. Обвинялся в том, что слишком часто проповедовал (в том числе критиковал теорию Дарвина), оказывал материальную помощь освободившимся из заключения священнослужителям, благословлял совершение монашеских постригов. Виновным себя не признал. 4 декабря 1935 приговорён к лишению свободы сроком на десять лет. Был отправлен отбывать наказание на Дальний Восток, находился в совхозе НКВД на станции Средне-Белая Амурской области. Вместе с ним в лагере отбывали наказание и другие священники, в том числе Виктор Константинович Каракулин (1887 — 7 мая 1937), умерший от непосильных работ и причисленный к лику святых в 2000 году.

Последний арест и мученическая кончина

27 февраля 1938 года против него было возбуждено новое уголовное дело, был отправлен в тюрьму в Благовещенск Хабаровского края. 17 марта приговорён к смертной казни, затем расстрелян. Расстрел произведен 1 июня 1938 года.

Вместе с владыкой Онуфрием были приговорены к расстрелу и причислены к лику святых в 2000 году:

• епископ Антоний (Панкеев) (1892—1938).
• священник Митрофан Григорьевич Вильгельмский (1883—1938).
• священник Ипполит Николаевич Красновский (1883—1938).
• священник Александр Луппович Ерошов (1884—1938).
• священник Михаил Фомич Дейнеко (1894—1938).
• священник Николай Александрович Садовский (1894—1938).
• священник Василий Андреевич Иванов (1876—1938).
• священник Николай Константинович Кулаков (1876—1938).
• священник Максим Петрович Богданов (1883—1938).
• священник Александр Ерофеевич Саульский (1876—1938).
• священник Павел Ильич Попов (1890—1938).
• священник Павел Алексеевич Брянцев (1889 — 13 мая 1938, скончался в тюрьме до исполнения приговора).
• псаломщик Григорий Александрович Богоявленский (1883—1938).
• псаломщик Михаил Матвеевич Вознесенский (1900—1938), сын также причисленного к лику святых священника Матвея Вознесенского, убитого большевиками в 1919 году.

16 марта 1990 года архиепископ Онуфрий (Гагалюк) был реабилитирован.

Канонизация

Определением Синода Украинской Православной Церкви от 22 июня 1993 года причислен к лику местночтимых святых Слобожанских. Днём памяти установлено 19 мая по юлианскому календарю, 1 июня по григорианскому — День святых земли Слобожанской.

В 1995 году, по благословению Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, причислен к лику местночтимых святых Курской епархии, а с 2003 года входит в Собор Курских святых (празднование 19 июля (1 августа).

В августе 2000 года на Юбилейном Архиерейском Соборе был канонизирован в сонме Новомучеников и Исповедников Российских для общецерковного почитания.

Польская православная церковь включила его в Собор Святых Мучеников Холмских и Подлясских, канонизированных 8 июня 2003 года в Хелме; Их память приходится на первое воскресенье июня.

Также Онуфрий Гагалюк, кроме соборов святых Слобожанских, Курских и Холмских, входит в соборы святых Одесских и изображён на иконах святых Кировоградских и Белгородских.

Память

• Памятник «Священномученики криворожские: Архиепископ Онуфрий и епископ Порфирий» установленный в Кривом Роге.

Библиография

• Софроний (Макрицкий), иеродиакон. Священномученик Онуфрий (Гагалюк), архиепископ Курский и Обоянский. Жизнеописание, поучения, письма, акафист (2003).
• Никодим (Руснак), митрополит. Сборник Служб и Акафистов. — Харьков: Прапор, 1996.

Ссылки

• [www.fond.ru/book/book4/4-07.htm Сщмч. Онуфрий (Гагалюк), архиеп. Курский и Обоянский (из книги игум. Дамаскина (Орловского) «Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия. Жизнеописания и материалы к ним»)]
• [www.vob.ru/saints/shmc/onuf_gag/main.htm Краткое жизнеописание]
• [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_798 Онуфрий (Гагалюк), св.] на сайте «Русское православие»

Отрывок, характеризующий Онуфрий (Гагалюк)

Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.
Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери.
– Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры.
Старик сначала остановившимися глазами смотрел на сына и ненатурально открыл улыбкой новый недостаток зуба, к которому князь Андрей не мог привыкнуть.
– Какая же подруга, голубчик? А? Уж переговорил! А?
– Батюшка, я не хотел быть судьей, – сказал князь Андрей желчным и жестким тоном, – но вы вызвали меня, и я сказал и всегда скажу, что княжна Марья ни виновата, а виноваты… виновата эта француженка…
– А присудил!.. присудил!.. – сказал старик тихим голосом и, как показалось князю Андрею, с смущением, но потом вдруг он вскочил и закричал: – Вон, вон! Чтоб духу твоего тут не было!..

Князь Андрей хотел тотчас же уехать, но княжна Марья упросила остаться еще день. В этот день князь Андрей не виделся с отцом, который не выходил и никого не пускал к себе, кроме m lle Bourienne и Тихона, и спрашивал несколько раз о том, уехал ли его сын. На другой день, перед отъездом, князь Андрей пошел на половину сына. Здоровый, по матери кудрявый мальчик сел ему на колени. Князь Андрей начал сказывать ему сказку о Синей Бороде, но, не досказав, задумался. Он думал не об этом хорошеньком мальчике сыне в то время, как он его держал на коленях, а думал о себе. Он с ужасом искал и не находил в себе ни раскаяния в том, что он раздражил отца, ни сожаления о том, что он (в ссоре в первый раз в жизни) уезжает от него. Главнее всего ему было то, что он искал и не находил той прежней нежности к сыну, которую он надеялся возбудить в себе, приласкав мальчика и посадив его к себе на колени.
– Ну, рассказывай же, – говорил сын. Князь Андрей, не отвечая ему, снял его с колон и пошел из комнаты.
Как только князь Андрей оставил свои ежедневные занятия, в особенности как только он вступил в прежние условия жизни, в которых он был еще тогда, когда он был счастлив, тоска жизни охватила его с прежней силой, и он спешил поскорее уйти от этих воспоминаний и найти поскорее какое нибудь дело.
– Ты решительно едешь, Andre? – сказала ему сестра.
– Слава богу, что могу ехать, – сказал князь Андрей, – очень жалею, что ты не можешь.
– Зачем ты это говоришь! – сказала княжна Марья. – Зачем ты это говоришь теперь, когда ты едешь на эту страшную войну и он так стар! M lle Bourienne говорила, что он спрашивал про тебя… – Как только она начала говорить об этом, губы ее задрожали и слезы закапали. Князь Андрей отвернулся от нее и стал ходить по комнате.
– Ах, боже мой! Боже мой! – сказал он. – И как подумаешь, что и кто – какое ничтожество может быть причиной несчастья людей! – сказал он со злобою, испугавшею княжну Марью.
Она поняла, что, говоря про людей, которых он называл ничтожеством, он разумел не только m lle Bourienne, делавшую его несчастие, но и того человека, который погубил его счастие.
– Andre, об одном я прошу, я умоляю тебя, – сказала она, дотрогиваясь до его локтя и сияющими сквозь слезы глазами глядя на него. – Я понимаю тебя (княжна Марья опустила глаза). Не думай, что горе сделали люди. Люди – орудие его. – Она взглянула немного повыше головы князя Андрея тем уверенным, привычным взглядом, с которым смотрят на знакомое место портрета. – Горе послано им, а не людьми. Люди – его орудия, они не виноваты. Ежели тебе кажется, что кто нибудь виноват перед тобой, забудь это и прости. Мы не имеем права наказывать. И ты поймешь счастье прощать.
– Ежели бы я был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, – сказал он, и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то, значит, давно мне надо было наказать», – подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии.
Княжна Марья умоляла брата подождать еще день, говорила о том, что она знает, как будет несчастлив отец, ежели Андрей уедет, не помирившись с ним; но князь Андрей отвечал, что он, вероятно, скоро приедет опять из армии, что непременно напишет отцу и что теперь чем дольше оставаться, тем больше растравится этот раздор.
– Adieu, Andre! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия происходят от бога и что люди никогда не бывают виноваты.] – были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею.
«Так это должно быть! – думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. – Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? – сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею.


Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.