Кандзи

Японская письменность

Кандзи • 漢字

Кана • 仮名

• Катакана • 片仮名
• Хирагана • 平仮名

Использование

• Фуригана • 振り仮名
• Окуригана • 送り仮名

Исторические

• Манъёгана • 万葉仮名
• Хэнтайгана • 変体仮名

Транскрипции

• Ромадзи • ローマ字
  • Кунрэй-сики • 訓令式
  • Ниппон-сики • 日本式
  • Хэпбёрн • ヘボン式
• Кириллические
  • Поливанов • キリル文字

Фонология • 日本語の音韻

	Кандзи — 漢字
Помощь по воспроизведению

Кандзи (яп.: 漢字 ; дзи — буквы, Кан — Хань; букв. «ханьские буквы») — китайские иероглифы, используемые в современной японской письменности наряду с хираганой, катаканой, арабскими цифрами и ромадзи (латинским алфавитом).

История

Японский термин кандзи (漢字) буквально означает «Буквы (династии) Хань». Точно неизвестно, каким путём китайские иероглифы попали в Японию, однако сегодня общепринятой считается версия о том, что впервые китайские тексты завезли в страну буддийские монахи из корейского королевства Пэкче в V в. н. э.. Эти тексты были написаны на китайском языке, и для того, чтобы японцы могли их прочесть при помощи диакритических знаков с соблюдением правил японской грамматики, была создана система камбун (漢文).

Японский язык в то время не имел письменной формы. Для записи исконно японских слов была создана система письменности манъёгана, первым литературным памятником которой стала древняя поэтическая антология Манъёсю. Слова в ней записывались китайскими иероглифами по звучанию, а не по смыслу.

Манъёгана, записанная курсивным шрифтом, превратилась в хирагану — систему письменности для женщин, которым высшее образование было недоступно. Большинство литературных памятников эпохи Хэйан с женским авторством были записаны хираганой. Катакана возникла параллельно: монастырские учащиеся упрощали манъёгану до единственного значащего элемента. Обе эти системы письменности, хирагана и катакана, произошедшие от китайских иероглифов, впоследствии превратились в слоговые азбуки, вместе называемые каной.

В современном японском языке кандзи используются для записи основ слов у существительных, прилагательных и глаголов, в то время как хирагана используется для записи флексий и окончаний глаголов и прилагательных (см. окуригана), частиц и слов, у которых сложно запомнить иероглифы. Катакана используется для записи ономатопей и гайрайго (заимствованных слов). Для записи заимствованных слов катакану начали использовать сравнительно недавно: до Второй мировой войны, обычно, заимствованные слова записывались кандзи, либо по значениям иероглифов (煙草 или 莨 табако = «табак»), либо по их фонетическому звучанию (天婦羅 или 天麩羅 тэмпура). Второе использование называется атэдзи.

Японские привнесения

Изначально кандзи и китайские ханьцзы ничем друг от друга не отличались: китайские иероглифы использовались для записи японского текста. Однако в настоящее время между ханьцзы и кандзи имеется значительная разница: некоторые иероглифы были созданы в самой Японии, некоторые получили другое значение, кроме того, после Второй мировой войны написание многих кандзи было упрощено.

Кокудзи

Кокудзи (国字; букв. «национальные иероглифы») — иероглифы японского происхождения. Кокудзи иногда называют васэй кандзи (和製漢字, «созданные в Японии китайские иероглифы»). В общей сложности насчитывается несколько сотен кокудзи (см. [www.sljfaq.org/w/Kokuji список на Sci.Lang.Japan]). Большинство из них редко используются, но некоторые стали важными дополнениями к письменному японскому языку. В их числе:

• 峠 то: гэ (горный перевал)
• 榊 сакаки (сакаки)
• 畑 хатакэ (суходольное поле)
• 辻 цудзи (перекрёсток, улица)
• 働 до:, хатара(ку) (работа)

Большинство из этих кандзи имеют только кунное чтение, но некоторые были заимствованы Китаем и приобрели также онное чтение.

Коккун

В дополнение к кокудзи, существуют кандзи, значение которых в японском языке отличается от китайского. Такие кандзи называются коккун (国訓), в их числе:

• 沖 оки (взморье; кит. чун полоскание)
• 椿 цубаки (камелия японская; кит. чун айлант)

Старые и новые иероглифы

Один и тот же кандзи может иногда быть записан разными способами: 旧字体 (кю:дзитай, букв. «старыми иероглифами») (舊字體 в записи кюдзитай) и 新字体 (синдзитай; «новыми иероглифами»). Ниже приведены несколько примеров записи одного и того же иероглифа в форме кюдзитай и синдзитай:

• 國 国 куни, кок(у) (страна)
• 號 号 го: (номер)
• 變 変 хэн, ка(вару) (меняться)

Иероглифы кюдзитай использовались до конца Второй мировой войны и, в основном, совпадают с традиционными китайскими иероглифами. В 1946 году правительство утвердило упрощённые иероглифы синдзитай в списке «Тоё кандзи дзитай хё» (当用漢字字体表). Некоторые из новых знаков совпадали с упрощёнными китайскими иероглифами, используемыми в КНР. Как и в результате процесса упрощения в Китае, некоторые из новых знаков были заимствованы из сокращённых форм (略字, рякудзи), используемых в рукописных текстах, однако в определённом контексте допускалось использование и старых форм некоторых иероглифов (正字, сэйдзи). Существуют также ещё более упрощённые варианты написания иероглифов, иногда употребляемые в рукописных текстах [hac.cside.com/bunsho/1shou/39setu.html], однако их использование не приветствуется.

Теоретически, любой китайский иероглиф может быть использован в японском тексте, но на практике очень многие китайские иероглифы в японском не употребляются. Дайканва Дзитэн — один из самых больших словарей иероглифов — содержит около 50 тыс. записей, хотя большинство из записанных там иероглифов никогда в японских текстах не встречались.

Чтение кандзи

В зависимости от того, каким путём кандзи попал в японский язык, иероглифы могут использоваться для написания одного или разных слов или, ещё чаще, морфем. С точки зрения читателя это означает, что кандзи имеют одно или несколько чтений. Выбор чтения иероглифа зависит от контекста, вкладываемого смысла, сочетания с другими кандзи и даже местом в предложении. Некоторые часто используемые кандзи имеют десять или больше различных чтений. Чтения, как правило, подразделяются на онъёми (онное чтение или просто он) и кунъёми (кунное чтение или просто кун).

Онъёми (китайское чтение)

Онъёми (яп. 音読み) — сино-японское чтение; японская интерпретация китайского произношения иероглифа. Некоторые кандзи имеют несколько онъёми, потому что были заимствованы из Китая несколько раз: в разное время и из разных областей. Кокудзи, или кандзи, изобретённые в Японии, обычно не имеют онъёми, однако есть исключения: к примеру у иероглифа 働 «работать» есть и кунъёми (хатараку) и онъёми (до:), а у иероглифа 腺 «железа́» (молочная, щитовидная и т. п.) имеется только онъёми: сэн.

Есть четыре типа онъёми:

• Го-он (яп. 呉音, букв. звучание из царства У) — чтение, заимствованное из произношения царства У (район современного Шанхая) в V и VI веках, от которого также происходит современный диалект у.
• Кан-он (яп. 漢音, букв. ханьское звучание) — чтение, заимствованное из произношения во времена династии Тан (VII—IX века), в основном из говора столицы Чанъань.
• То:-он (яп. 唐音, букв. танское звучание) — чтение, заимствованное из произношения во времена поздних династий: Сун и Мин. Сюда относятся все чтения, заимствованные во времена Хэйан и Эдо.
• Канъё:-он (яп. 慣用音) — ошибочные чтения кандзи, ставшие впоследствии языковой нормой.

Примеры:

Кандзи	Значение	Го-он	Кан-он	То-он	Канъё-он
明	свет	мё:	мэй	мин	*
行	идти, поступок	гё:, ко:	*	ан	*
極	крайность	гоку	кёку	*	*
珠	жемчуг	*	сю	дзю, дзу	*
度	уровень	до	таку	то	*
輸	ввоз-вывоз	сю	*	*	«ю»

Наиболее распространена форма чтения кан-он. Чтения го-он наиболее распространены в буддийской терминологии, например, гокураку 極楽 «рай». Чтения то-он встречаются в некоторых словах, например ису 椅子 «стул». В китайском языке большинству иероглифов соответствует единственный китайский слог. Впрочем, существуют омографы (多音字), такие как 行 (кит. хан, син: яп. ко:, гё:), разным чтениям которых в китайском соответствовали разные значения, что также было отражено при заимствовании японским языком. Кроме трудностей с передачей тонального ударения, большинство китайских слогов было очень сложно воспроизвести в японском из-за обилия согласных, особенно в среднекитайском, в котором конечная согласная встречалась чаще, чем в современных диалектах. Поэтому большинство онъёми состоят из двух мор: вторая из которых — либо удлинение гласной из первой моры (и в случае первой э и у в случае о, следствие дрейфа языка столетия спустя после заимствования), либо слог ку, ки, цу, ти или слоговой н как имитация среднекитайских конечных согласных. По-видимому, явление смягчения согласных перед гласными, отличными от и, а также слоговой н были добавлены в японский язык для лучшей имитации китайского; они не встречается в словах японского происхождения.

Онъёми чаще всего встречается при чтении слов, составленных из нескольких кандзи (熟語 дзюкуго), многие из которых были заимствованы вместе с самими кандзи из китайского для передачи понятий, аналогов которых не существовало в японском языке, либо которые невозможно было им передать. Этот процесс заимствования часто сравнивают с заимствованием слов английского языка из латыни и нормандского французского, так как заимствованные из китайского языка термины, как правило, были у́же по смыслу, нежели их японские аналоги, и их знание считалось атрибутом вежливости и эрудированности. Наиболее важное исключение из этого правила — фамилии, в которых чаще всего используется японское кунное чтение.

Кунъёми (японское чтение)

Кунъёми (яп. 訓読み), японское, или кунное чтение — основано на произношении исконно японских слов (яп. 大和言葉 яматокотоба), к которым были по смыслу подобраны китайские иероглифы. У некоторых кандзи может иметься сразу несколько кунов, а может и не быть вовсе.

К примеру, кандзи, обозначающий восток (東) имеет онное чтение то:. Однако в японском языке до введения иероглифов было сразу два слова для обозначения этой стороны света: хигаси и адзума — они стали кунами этого иероглифа. Однако у кандзи 寸, обозначающего китайскую меру длины (3,03 см), не было аналога в японском языке, и поэтому у него есть только онъёми: сун.

Кунъёми определяется прочной слоговой структурой яматокотоба: куны большинства имён существительных и прилагательных имеют длину в 2 или 3 слога, в то время как куны глаголов короче: 1 или 2 слога (не считая флексий — окуриганы, которая записывается хираганой, хотя и считается частью чтения глаголообразующих кандзи).

В большинстве случаев для записи одного японского слова использовались разные кандзи, для отражения оттенков значения. Например, слово наосу, записанное как 治す, будет означать «лечить болезнь», в то время как запись 直す будет означать «чинить» (например, велосипед). Иногда разница в написании прозрачна, а иногда достаточно тонка. Для того, чтобы не ошибиться в оттенках смысла, слово порой записывается хираганой. К примеру, так часто делают для записи слова мото もと, которому соответствуют сразу пять различных кандзи: 元, 基, 本, 下, 素, разница в употреблении между которыми трудноуловима.

Другие чтения

Существует много сочетаний кандзи, для произношения составляющих которых используются и оны, и куны: такие слова называют дзю:бако (重箱) или юто: (湯桶). Сами эти два термина являются автологическими: первый кандзи в слове дзюбако читается по ону, а второй — по куну, а в слове юто — наоборот. Другие примеры: 金色 кинъиро — «золотой» (он-кун); 空手道 каратэдо: — каратэ (кун-кун-он).

Некоторые кандзи имеют малоизвестные чтения — нанори, которые обычно используются при озвучивании личных имён. Как правило, нанори близки по звучанию к кунам. В топонимах и именах также иногда применяются нанори, или даже такие чтения, которые нигде больше не встречаются, например, иероглиф 叡 (имеет только он «эй») в качестве имени читается «Акира» или «Сатоси».

Гикун (яп. 義訓) — чтения сочетаний кандзи, не имеющие прямого отношения к кунам или онам отдельных иероглифов, а относящиеся к смыслу всего сочетания. К примеру, сочетание 一寸 можно прочесть как иссун (то есть «один сун»), однако на самом деле это неделимое сочетание тётто («немного»). Гикун часто встречается в японских фамилиях.

Использование атэдзи для записи заимствованных слов также приводило к появлению необычно звучащих сочетаний и новых значений у кандзи. Например устаревшее сочетание 亜細亜 адзиа раньше использовалось для иероглифической записи части света — Азии. Сегодня для записи этого слова используется катакана, но кандзи 亜 приобрёл смысл «Азия» в таких сочетаниях как то:а 東亜 («Восточная Азия»). Из устаревшего иероглифического сочетания 亜米利加 амэрика («Америка»)　был взят второй кандзи, от которого возник неологизм: 米国 бэйкоку, который буквально можно перевести как «рисовая страна», хотя на самом деле это сочетание обозначает Соединённые Штаты Америки.

Выбор вариантов чтения

Слова для сходных понятий, таких как «восток» (東), «север» (北) и «северо-восток» (東北) могут иметь совершенно разные произношения: кунные чтения хигаси и кита используются для первых двух иероглифов, в то время как «северо-восток» будет читаться по онам: то:хоку. Выбор правильного чтения иероглифа является одной из основных сложностей при изучении японского языка.

Обычно при чтении сочетаний кандзи выбираются их оны (такие сочетания называются по-японски дзюкуго 熟語). К примеру, сочетания 情報 дзё:хо: «информация», 学校 гакко: «школа» и 新幹線 синкансэн следуют именно такому шаблону.

Если кандзи расположен отдельно, окружен каной и не соседствует с другими иероглифами, то он обычно читается по своему куну. Это относится как к существительным, так и к склоняемым глаголам и прилагательным. Например, 月 цуки «луна», 情け насакэ «жалость», 赤い акай «красный», 新しい атарасий «новый», 見る миру «смотреть» — во всех этих случаях используется кунъёми.

Эти два основных шаблонных правила имеют много исключений. Кунъёми также могут образовывать составные слова, хотя они встречаются реже, чем сочетания с онами. Среди примеров можно привести 手紙 тэгами «письмо», 日傘 хигаса «тент» или известное сочетание 神風 камикадзэ «божественный ветер». Такие сочетания также могут сопровождаться окуриганой: например, 歌い手 утаитэ — устар. «певец» или 折り紙 оригами (искусство складывания фигурок из бумаги), хотя некоторые из таких сочетаний могут быть записаны и без окуриганы (например, 折紙).

С другой стороны, некоторые отдельно стоящие иероглифы также могут озвучиваться онами: 愛 ай «любовь», 禅 Дзэн, 点 тэн «отметка, точка». Большинство из таких кандзи просто не имеют кунъёми, что исключает возможность ошибки.

Ситуация с онъёми достаточно сложна, поскольку многие кандзи имеют несколько онов: сравните 先生 сэнсэй «учитель» и 一生 иссё: «целая жизнь».

В японском языке существует омографы, которые могут читаться по-разному в зависимости от значения, как русские за́мок и замо́к. Например, сочетание 上手 может читаться тремя способами: дзё:дзу «умелый», уватэ «верхняя часть, превосходство» или камитэ «верхняя часть, верхнее течение». Кроме того, сочетание 上手い читается как умай «умелый».

Некоторые известные топонимы, включая Токио (東京 то:кё:) и саму Японию (日本 нихон или иногда ниппон) читаются по онам, впрочем большинство японских топонимов читаются по кунам (например, 大阪 О:сака, 青森 Аомори, 箱根 Хаконэ). Фамилии и имена также обычно читаются по кунам (например, 山田 Ямада, 田中 Танака, 鈴木 Судзуки), однако иногда встречаются имена собственные, в которых смешаны кунъёми, онъёми и нанори. Прочесть их можно только обладая некоторым опытом (например, 夏美 Нацуми (кун-он) или 目 Сацука (необычное чтение)).

Фонетические подсказки

Чтобы избежать неопределённости, вместе с кандзи в текстах иногда даются фонетические подсказки в виде хираганы, набранной малым кеглем «агатом» над иероглифами (т. н. фуригана) или в строчку за ними (т. н. кумимодзи). Это часто делают в текстах для детей, для иностранцев, изучающих японский язык и в манге. Фуригана иногда используется в газетах для редких или необычных чтений, а также для иероглифов, не включённых в список основных кандзи (см. ниже)

Общее количество кандзи

Общее число существующих кандзи определить сложно. Словарь Дайканва Дзитэн содержит около 50 тыс. иероглифов, в то время как более полные и современные китайские словари содержат более 80 тыс. знаков, многие из которых являются необычными формами. Большинство из них не употребляются ни в Японии, ни в Китае. Для того чтобы понимать большинство японских текстов, достаточно знания около 3 тыс. кандзи.

Реформы правописания и списки кандзи

После Второй мировой войны, начиная с 1946 г., японское правительство занялось разработкой реформ орфографии.

Некоторые иероглифы получили упрощённые варианты написания, названные 新字体 синдзитай. Количество используемых кандзи было сокращено, а также были утверждены списки иероглифов, которые должны были изучаться в школе. Вариантные формы и редкие кандзи были официально объявлены нежелательными к использованию. Главной целью реформ было унифицировать школьную программу изучения иероглифов и сократить количество кандзи, используемых в литературе и периодике. Данные реформы носили рекомендательный характер, многие иероглифы, не попавшие в списки, до сих пор известны и часто используются.

Кёику кандзи

Кёику кандзи — список из 1006 иероглифов, которые японские дети учат в начальной школе (6 лет обучения). Список впервые был учреждён в 1946 году и содержал 881 иероглиф. В 1981 году был расширен до современного числа.

Дзёё кандзи

Список дзёё кандзи содержит 2136 иероглифов, включая все кёику кандзи и 1130 иероглифов, которые изучаются в средней школе. Кандзи, не включённые в этот список, как правило, сопровождаются фуриганой. Список дзёё кандзи из 1945 символов был введён в 1981 году, заменив старый список из 1850 иероглифов, называвшийся тоё кандзи и введённый в 1946. В 2010 был расширен до 2136 символов. Некоторые новые символы раньше были дзиммэйё кандзи, некоторые используются для написания названий префектур: 阪, 熊, 奈, 岡, 鹿, 梨, 阜, 埼, 茨, 栃 и 媛.

Дзиммэйё кандзи

Список Дзиммэйё кандзи (яп. 人名用漢字) включает в себя 2997 иероглифов, из них 2136 — полностью повторяют список Дзёё кандзи, а 861 иероглиф — используются для записи имён и топонимов. В отличие от России, где количество имён, даваемых новорождённым, сравнительно невелико, в Японии родители зачастую стараются дать детям редкие имена, включающие в себя редко используемые иероглифы. Чтобы облегчить работу регистрационным и другим службам, которые просто не располагали необходимыми техническими средствами для набора редких знаков, в 1981 году был утверждён список дзиммэйё кандзи, а имена новорождённым можно было давать только из кандзи, включённых в список, а также из хираганы и катаканы. Данный список регулярно пополняется новыми иероглифами, а повсеместное внедрение компьютеров с поддержкой юникода привело к тому, что правительство Японии в ближайшее время готовится добавить к этому списку от 500 до 1000 новых иероглифов. 30 ноября 2010 из старого списка из 985 иероглифов, используемых для записи имён и топонимов, были удалены 129; в то же время из дзёё кандзи в дзиммэйё кандзи были перенесены 5 иероглифов, таким образом общее число иероглифов для записи имён и топонимов — 861.

Японские промышленные стандарты для кандзи

Японский промышленный стандарт (JIS) для кандзи и каны определяет кодовые номера для всех этих знаков, а также для остальных форм письма, таких как арабские цифры, для цифровой обработки информации. Стандарты эти несколько раз пересматривались. Текущие версии таковы:

• JIS X 0208:1997 — позднейшая версия основного стандарта. Содержит 6 355 кандзи.
• JIS X 0212:1990 — дополнительный стандарт, включающий в себя дополнительно 5 801 иероглиф. Данный стандарт редко используются, так как он не совместим с наиболее часто применяемой системой кодировки Shift JIS. Стандарт считается устаревшим.
• [wakaba-web.hp.infoseek.co.jp/jisx0213-2000/jisx0213-2000.u8.html JIS X 0213:2000] — дополненная версия набора JIS X 0208 с 3 625 новыми кандзи, из которых 2 741 заимствованы из JIS X 0212. Данный стандарт совместим с кодировкой Shift JIS.
• JIS X 0221:1995 — японская версия ISO 10646/Юникода.

Гайдзи

Гайдзи (яп. 外字, букв. «внешние иероглифы») — это кандзи, которые не представлены в существующих японских кодировках. Сюда включаются вариантные формы иероглифов, которые нужны для справочников и ссылок, а также неиероглифические символы.

Гайдзи могут быть либо системными, либо пользовательскими. В обоих случаях возникают проблемы при обмене данных, поскольку кодовые таблицы, используемые для гайдзи, разнятся в зависимости от компьютера и операционной системы.

Номинально использование гайдзи было запрещено JIS X 0208-1997, а JIS X 0213-2000 использовал ранее зарезервированные под гайдзи кодовые ячейки для других целей. Тем не менее гайдзи продолжают использоваться, например в системе «i-mode», где они применяются для знаков-рисунков.

Юникод позволяет кодировать гайдзи в частной области.

Классификация кандзи

Конфуцианский мыслитель Сюй Шэнь (許慎) в своём сочинении Шовэнь цзецзы (說文解字), ок. 100 года, разделил китайские иероглифы на шесть категорий (яп. 六書 рикусё). Эта традиционная классификация до сих пор используется, однако она с трудом соотносится с современной лексикографией: границы категорий достаточно размыты и один кандзи может относиться сразу к нескольким из них. Первые четыре категории относятся к структурному строению иероглифа, а остальные два — к его использованию.

Сё:кэй-модзи (象形文字)

Иероглифы из этой категории представляют собой схематический набросок изображаемого объекта. К примеру, 日 — это солнце, а 木 — дерево, и т. д. Современные формы иероглифов существенно отличаются от первоначальных рисунков, поэтому разгадать их значение по внешнему виду достаточно сложно. Несколько проще обстоит дело со знаками печатного шрифта, которые иногда сохраняют форму оригинального рисунка. Иероглифы такого рода называются пиктограммами (Сё:кэй — 象形, японское слово для обозначения египетских иероглифов). Такого рода иероглифов немного среди современных кандзи.

Сидзи-модзи (指事文字)

Сидзи-модзи по-русски называются идеограммами, логограммами или просто «символами». Иероглифы из этой категории обычно просты в начертании и отображают абстрактные понятия (направления, числа). К примеру, кандзи 上 обозначает «сверху» или «над», а 下 — «снизу» или «под». Среди современных кандзи таких иероглифов очень мало.

Кайи-модзи (会意文字)

Часто называются «составными идеограммами» или просто «идеограммами». Как правило, представляют собой сочетания пиктограмм, составляющих общее значение. К примеру, кокудзи 峠 (то:гэ, «горный перевал») состоит из знаков 山 (гора), 上 (вверх) и 下 (вниз). Другой пример — кандзи 休 (ясу «отдых») состоит из видоизменённого иероглифа 人 (человек) и 木 (дерево). Эта категория также немногочисленна.

Кэйсэй-модзи (形声文字)

Такие иероглифы называются «фоно-семантическими» или «фонетико-идеографическими» символами. Это самая большая категория среди современных иероглифов (до 90 % их общего числа). Обычно состоят из двух компонентов, один из которых отвечает за смысл, или семантику, иероглифа, а другой — за произношение. Произношение относится к исходным китайским иероглифам, но часто этот след прослеживается и в современном японском онном чтении кандзи. Аналогично и со смысловой составляющей, которая могла измениться за столетия со времени их введения или в результате заимствования из китайского языка. Как результат, часто происходят ошибки, когда вместо фоно-семантического сочетания в иероглифе пытаются разглядеть составную идеограмму.

Как пример, можно взять кандзи с ключом 言 (говорить): 語, 記, 訳, 説 и т. д. Все они так или иначе связаны с понятиями «слово» или «язык». Аналогично, кандзи с ключом 雨 (дождь): 雲, 電, 雷, 雪, 霜 и т. д. — все они отражают погодные явления. Кандзи с ключом 寺 (храм), расположенным справа, (詩, 持, 時, 侍 и т. д.) обычно имеют онъёми си или дзи. Иногда о смысле и/или чтении этих иероглифов можно догадаться из их составляющих. Впрочем, существует множество исключений. К примеру, кандзи 需 («требование», «просьба») и 霊 («дух», «призрак») не имеют никакого отношения к погоде (по крайней мере, в современном их употреблении), а у кандзи 待 онъёми — тай. Дело в том, что один и тот же компонент может играть семантическую роль в одном сочетании и фонетическую — в другом.

Тэнтю:-модзи (転注文字)

В данную группу входят «производные» или «взаимно объясняющие» иероглифы. Эта категория самая сложная из всех, так как у неё нет чёткого определения. Сюда относятся кандзи, чьи смысл и применения были расширены. К примеру, кандзи 楽 обозначает «музыку» и «удовольствие»: в зависимости от значения, иероглиф по-разному произносится в китайском, что получило отражение в разных онъёми: гаку «музыка» и раку «удовольствие».

Касяку-модзи (仮借文字)

Данная категория называется «фонетически заимствованными иероглифами». К примеру, иероглиф 来 в древнекитайском был пиктограммой, обозначающей пшеницу. Его произношение было омофоном глагола «приходить», и иероглиф стал использоваться для записи этого глагола, без добавления нового значащего элемента.

Вспомогательные знаки

Знак повтора (々) в японском тексте означает повторение предшествующего кандзи. Так, в отличие от китайского языка, вместо того, чтобы писать подряд два иероглифа (напр.時時 токидоки, «иногда»; 色色 ироиро, «разный»), второй иероглиф заменяется на знак повтора и озвучивается также, как если бы вместо него стоял полноценный кандзи (時々, 色々). Знак повтора может применяться в именах собственных и топонимах, например в японской фамилии Сасаки (佐々木). Знак повтора является упрощённой записью кандзи 仝.

Другой часто используемый вспомогательный символ — ヶ (уменьшенный знак катаканы кэ). Он произносится как ка, когда используется для указания на количество (например, в сочетании 六ヶ月, роккагэцу, «шесть месяцев») или как га в топонимах, например, в названии района Токио Касумигасэки (霞ヶ関). Данный символ является упрощённой записью кандзи 箇.

Словари кандзи

Чтобы найти в словаре нужный кандзи, нужно знать его ключ и количество черт. Китайский иероглиф можно разбить на простейшие компоненты, называемые ключами (реже «радикалами»). Если в иероглифе много ключей, берётся один основной (он определяется по особым правилам), а затем нужный иероглиф ищется в разделе ключа по количеству черт. К примеру, кандзи мать (媽) нужно искать в разделе с трёхчёрточным ключом (女) среди иероглифов, состоящих из 13 черт.

В современном японском языке используется 214 классических ключей. В электронных словарях возможен поиск не только по основному ключу, но по всем возможным составляющим иероглифа, количеству черт или по чтению.

Тесты на знание кандзи

Кандзи кэнтэй — «тест на знание японских кандзи» (日本漢字能力検定試験 Нихон кандзи но:рёку кэнтэй сикэн) проверяет способности чтения, перевода и написания кандзи. Проводится японским правительством и служит для проверки знаний учащихся школ и университетов Японии. Содержит 10 основных уровней, самый сложный из которых проверяет знание 6000 кандзи.

Для иностранцев создан тест Норёку сикэн JLPT. До 2009 года включительно он содержал 4 уровня, самый сложный из которых проверял знание 1926 кандзи. На данный момент тест включает в себя 5 уровней. Новый уровень был добавлен между прежними уровнями 2 и 3, так как раньше разрыв между ними был очень велик. Таким образом, новый уровень 5 соответствует прежнему уровню 4, а новый уровень 4 - прежнему уровню 3.

Библиография

• Корчагина Т. И. «Омонимия в современном японском языке». — М., Восток-Запад, 2005 г. ISBN 5-478-00182-1
• Мушинский А. Ф. «Как прочесть и понять значения иероглифических сочетаний?». — М., Восток-Запад, 2006 г. ISBN 5-17-036579-9
• Вурдов А. М. «Кандзявые эссе». — Сыктывкар, 2005. ISBN 5-85271-215-9
• Маевский Е. В. «Графическая стилистика японского языка». — М., Восток — Запад, 2006. ISBN 5-17-035826-1
• Мыцик А. П. «214 ключевых иероглифов в картинках с комментариями». — СПб., Каро, 2006. ISBN 5-89815-554-6
• Hannas, William C. Asia’s Orthographic Dilemma. Honolulu: University of Hawaii Press, 1997. ISBN 0-8248-1892-X

См. также

• Порядок написания черт в иероглифах
• Китайское письмо
• Гяру-модзи
• Список ключей кандзи

Ссылки

• [nippon.temerov.org/kandzi_test.php Кандзи-тест]
• [www.susi.ru/yarxi/ Яркси] — японско-русский электронный словарь кандзи
• [jardic.ru/about/about_r.htm Jardic] — японско-англо-русский электронный словарь
• [funbit.livejournal.com/207350.html zKanji] обзор еще одного мощного бесплатного японско-русско-английского электронного словаря
• [www.csse.monash.edu.au/~jwb/wwwjdic.html Словарь JDIC] (англ.)
• [www.japancalligraphy.eu/ru/kanji/ Японская каллиграфия: кандзи]
• [www.how-tos.ru/content/computers/os/windows/0002.html Как установить поддержку иероглифов]
• [www.asahi-net.or.jp/~ik2r-myr/kanji/russian/kanji1r.htm Учим кандзи] , Онлайн версия программы для изучения и тестирования знаний кандзи, включающая тесты
• [www.hi-braa.spb.ru/nihhon/calligraphy.php Японская каллиграфия: кана и кандзи]
• [www.hellodamage.com/tdr/archive/7diary/byfreq.html Список из 2501 наиболее употребительных кандзи]

Отрывок, характеризующий Кандзи

– Ah, ma bonne, ma bonne, [Ах, милая, милая.] – сказал он, вставая и взяв ее за обе руки. Он вздохнул и прибавил: – Le sort de mon fils est en vos mains. Decidez, ma bonne, ma chere, ma douee Marieie qui j'ai toujours aimee, comme ma fille. [Судьба моего сына в ваших руках. Решите, моя милая, моя дорогая, моя кроткая Мари, которую я всегда любил, как дочь.]
Он отошел. Действительная слеза показалась на его глазах.
– Фр… фр… – фыркал князь Николай Андреич.
– Князь от имени своего воспитанника… сына, тебе делает пропозицию. Хочешь ли ты или нет быть женою князя Анатоля Курагина? Ты говори: да или нет! – закричал он, – а потом я удерживаю за собой право сказать и свое мнение. Да, мое мнение и только свое мнение, – прибавил князь Николай Андреич, обращаясь к князю Василью и отвечая на его умоляющее выражение. – Да или нет?
– Мое желание, mon pere, никогда не покидать вас, никогда не разделять своей жизни с вашей. Я не хочу выходить замуж, – сказала она решительно, взглянув своими прекрасными глазами на князя Василья и на отца.
– Вздор, глупости! Вздор, вздор, вздор! – нахмурившись, закричал князь Николай Андреич, взял дочь за руку, пригнул к себе и не поцеловал, но только пригнув свой лоб к ее лбу, дотронулся до нее и так сжал руку, которую он держал, что она поморщилась и вскрикнула.
Князь Василий встал.
– Ma chere, je vous dirai, que c'est un moment que je n'oublrai jamais, jamais; mais, ma bonne, est ce que vous ne nous donnerez pas un peu d'esperance de toucher ce coeur si bon, si genereux. Dites, que peut etre… L'avenir est si grand. Dites: peut etre. [Моя милая, я вам скажу, что эту минуту я никогда не забуду, но, моя добрейшая, дайте нам хоть малую надежду возможности тронуть это сердце, столь доброе и великодушное. Скажите: может быть… Будущность так велика. Скажите: может быть.]
– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
«Мое призвание другое, – думала про себя княжна Марья, мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастием любви и самопожертвования. И что бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Ame. Она так страстно его любит. Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, я попрошу Андрея. Я так буду счастлива, когда она будет его женою. Она так несчастлива, чужая, одинокая, без помощи! И Боже мой, как страстно она любит, ежели она так могла забыть себя. Может быть, и я сделала бы то же!…» думала княжна Марья.


Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!