Он бродил по ночам

Он бродил по ночам
He Walked by Night
Жанр	Фильм нуар
Режиссёр	Альфред Л. Веркер Энтони Манн (в титрах не указан)
Продюсер	Брайан Фоуи Роберт Кейн
Автор сценария	Джон С. Хиггинс Крейн Уилбур Крейн Уилбур (история)
В главных ролях	Ричард Бейсхарт Скотт Брэйди Рой Робертс
Оператор	Джон Олтон
Композитор	Леонид Рааб
Кинокомпания	Игл-Лайон фильмс
Длительность	79 мин
Страна	США США
Язык	английский
Год	1948
IMDb	ID 0040427
Выход фильма «Он бродил по ночам» (оригинальное название — He Walked by Night)

К:Фильмы 1948 года

«Он бродил по ночам» (англ. He Walked by Night) — фильм нуар, поставленный режиссёрами Альфредом Л. Веркером и Энтони Манном, который вышел на экраны в 1948 году.

По информации журнала «Variety», в «основу фильма положены документы Департамента полиции Лос-Анджелеса». Картина «в документальном стиле повествует о психопатическом, но талантливом убийце, которого выслеживают с помощью кропотливой детективной работы».

Фильм выполнен в поджанре Полицейский процедурал и, как отмечает критик Люсия Боззола, был «частью волны полудокументальных криминальных фильмов 1940-х годов, включавшей предтечу направления „Дом на 92-й улице“ (1945), а также такие картины, как „Обнажённый город“ (1947), „Агенты казначейства“ (1947), „Поцелуй смерти“ (1947) и „Бумеранг!“ (1947)».

Наряду со многими критиками Деннис Шварц указывает, что этот «малый фильм нуар… стал прототипом для успешного радио-, а затем и телесериала „Облава“ (1951—1959), знаменитого фразой актёра Джека Уэбба „Только факты, мэм“».

Сюжет

На фоне видов Лос-Анджелеса закадровым голосом рассказывается о городе, его жителях и буднях полицейского управления города, после чего сообщается: «Мы расскажем об одном из дел об убийстве, взятом из досье детективного отдела. Факты излагаются так, как они происходили».

В Лос-Анджелесе июньской ночью после смены полицейский Роберт Роулинс отправляется домой на собственной машине. На одной из тихих улиц молодой человек (Ричард Бейсхарт) пытается вскрыть дверь магазина бытовой электроники. Увидев приближающуюся машину Роулинса, грабитель начинает быстро удаляться с места преступления, по дороге выбрасывая в кусты перчатки и набор отмычек. Роулинс догоняет его и просит предъявить документы. В ответ молодой человек достаёт пистолет и дважды в упор стреляет в полицейского. Затем он садится в автомобиль и собирается уехать, однако тяжело раненый Роулинс на своей машине на полном ходу врезается в машину преступника, после чего теряет сознание. Преступник вынужден бросить машину и бежать.

Вскоре по вызову на место преступления пребывают шеф детективного отдела Департамента полиции Лос-Анджелеса, капитан Брин (Рой Робертс) и его подчинённые — сержанты Марти Бреннан (Скотт Брэйди) и Чак Джонс (Джеймс Кардвелл). Полиция обнаруживает пару гильз от оружия преступника и получает его описание, которое дал Роулинс перед тем, как потерять сознание: это белый мужчина, приблизительно 26 лет, приятной наружности, сообщается также его рост, вес и цвет волос. В бардачке автомобиля следователи обнаруживают пузырёк с нитроглицерином, а в багажнике — оружие и несколько электронных приборов, используемых в военно-морском флоте. Около магазина полиция находит отмычки и пару перчаток. Детективы отправляются в участок, чтобы допросить задержанных в ходе облавы в районе.

Бреннан знал Роулинса ещё со школы и дружил с его семьёй. Капитан поручает Бреннану и Джонсу ведение этого дела. В ходе облавы, проводившейся в радиусе четырёх миль от места преступления, полиция задержала десятки человек, большинство из которых были нормальными гражданами, хотя и попалось несколько мелких нарушителей закона. Однако убийцы полицейского среди них не оказалось. На следующее утро Роулинс умер в больнице.

В своём деревянном домике преступник слушает на полицейской волне ориентировку на себя. Дома у него развёрнута целая лаборатория, в которой он усовершенствует электронное оборудование. Его единственным другом является преданная собака, о которой он нежно заботится. В гараже преступник настраивает в машине радио на полицейскую волну и устанавливает на неё фальшивые номерные знаки.

В криминалистической лаборатории эксперт Ли Уитни (Джек Уэбб) показывает детективам взрывные свойства нитроглицерина, обнаруженного в машине убийцы. Отпечатки пальцев преступника обнаружить нигде не удалось, так как тот всегда работал в перчатках. По следам на отмычках удаётся установить, что ими пытались вскрыть замок в магазине. Криминалист говорит, что судя по подготовленности и технической оснащённости преступник — явно не любитель, он не оставил ни отпечатков, ни документов. У своих коллег из соседнего отдела детективы узнают, что в последнее время в городе произошло несколько ограблений магазинов электроники с помощью отмычек.

Преступник приходит на предприятие «Электронная лаборатория Ривза». Секретарша, назвав его мистер Мартин, предлагает ему пройти в мастерскую к владельцу предприятия мистеру Ривзу (Уит Бисселл). Ривз радостно встречает его, называя Рой. Выясняется, что Мартин помогает Ривзу в ремонте электронного оборудования и кроме того, продаёт через Лабораторию усовершенствованные им электронные приборы. Ривз предлагает Мартину хорошую должность на своём предприятии, однако тот отказывается, предпочитая работать независимо. Ривз платит Мартину приличные деньги за проданные ранее приборы. По просьбе Ривза, Мартин обещает к завтрашнему дню поставить в лабораторию дорогостоящее телеоборудование для щедрого клиента.

На следующий день Мартин демонстрирует Ривзу разработанный им телевизионный проектор, от которого тот приходит в восторг. Пришедший вскоре клиент по имени Даннинг узнаёт в проекторе собственное оборудование, которое было у него украдено некоторое время назад. Даннинг немедленно звонит в полицию, Бреннан и Джонс немедленно выезжают к Ривзу.

Ривз рассказывает детективам, что Мартин сдавал ему на продажу много электронных приборов, однако Ривз не знает, где тот живёт. В этот момент Мартин звонит Ривзу по телефону. По просьбе полицейских Ривз говорит Мартину, что продал поставленное им оборудование и готов с ним расплатиться. Вечером, за полтора часа за согласованного времени встречи Мартин появляется в офисе Ривза. Пока Ривз достаёт деньги, Мартин замечает сквозь полупрозрачную дверь тень одного из полицейских. Он мгновенно поднимается на второй этаж и прячется на лестнице. Затем он прыгает сверху с лестницы на крадущегося Бреннана и несколькими ударами расправляется с ним, а затем стреляет в Джонса, серьёзно ранив его. Ответным огнём Джонс задевает Мартина, однако тому удалаётся убежать. Вернувшись домой, Мартин самостоятельно делает себе операцию и извлекает пулю.

В полицейском участке Ривз просмотривает фотографии из каталога преступников, в итоге заявляя, что ни один из них не похож на Роя Мартина, внешне очень симпатичного парня. Из больницы сообщают, что после ранения сержант Джонс парализован и вряд ли будет когда-либо ходить. Полиция предполагает, что Ривз непосредственно не участвовал в преступлениях Мартина, однако устанавливает за ним круглосуточную слежку, предполагая, что Мартин может связаться с ним в любое время.

Тем временем, чтобы сбить с толку полицию, убийца меняет тактику и начинает грабить алкогольные магазины, каждый раз меняя свой внешний облик. Для того, чтобы скрываться от полиции Мартин начинает использовать систему подземных тоннелей, предназначенных для отвода воды во время ливней. Эта разветвлённая система охватывает несколько сотен миль, а сами тоннели местами настолько широкие, что в них могут легко разъехаться два автомобиля.

Тем временем криминалист Ли выяснил, что характерные отметки на гильзах с места убийства Роулинза и ранения Чака Джонса, а также с места ограбления алкогольного магазина, позволяют заключить, что во всех этих случаях использовалось одно и то же оружие. Это с большой степенью достоверности позволяет предположить, что преступником был один и тот же человек. Капитан Брин решает собрать всех свидетелей по делам об ограблении алкогольных магазинов, чтобы составить фоторобот преступника. В фотороботе Ривз сразу же узнаёт Роя Мартина. Изображение преступника размножают и рассылают по полицейским участкам, тюрьмам и почтовым отделениям по всей стране, а также направляют в спецслужбы, включая ФБР. Однако, как показывают допросы представителей криминального мира, никто из них не видел и не знал Мартина.

Вечером, когда Ривз возвращается с работы, оказывается, что его поджидает там Мартин. Заставив его плотно задёрнуть шторы, чтобы полиция не могла с улицы увидеть их, Мартин избивает Ривза и, угрожая оружием, требует немедленно расплатиться. Забрав всю имеющуюся наличность, Мартин заявляет, что придёт за оставшейся частью на следующей неделе или в следующем месяце.

Бреннан занимается делом уже несколько месяцев, но так и не смог поймать убийцу. Капитан Брин предполагает, что Бреннан принимает дело слишком близко к сердцу, так как убили его друга и ранили его партнёра, и потому предлагает набрать свежую команду для продолжения расследования, а самому Бреннану взять двухнедельный отпуск. Бреннан приходит навестить Джонса в больницу. Тот подсказывает ему, что преступник слишком удачно предвосхищает действия полиции, что наводит на мысль, что он сам имеет отношение к полиции. Бреннан решает самостоятельно обойти все полицейские участки близлежащих районов Лос-Анджелеса и поговорить с сотрудниками. После долгих поисков, в одном из участков Бреннан находит специалиста, который по фотографии опознаёт Мартина, говоря, что несколько лет назад он работал в участке вольнонаёмным радиотехником (под именем Рой Морган). После службы в армии его приглашали вернуться в участок, однако Морган ответил письменным отказом. Сверив образцы почерка, Бреннан понимает, что речь идёт о разыскиваемом им преступнике. По штемпелю на марке он выясняет, что Мартин живёт где-то в Голливуде.

Бреннан собирает всех почтальонов Голливуда и показывает им фотографию Мартина. Один из почтальонов припоминает, что несколько раз видел похожего парня на улице на своём маршруте, тот как будто бы арендует один из домиков в его районе. Под видом молочника Бреннан утром подъезжает к дому Мартина, где его встречает почтальон, указывая на конкретный дом. Бреннан намеренно разбивает бутылку у двери Мартина, вынуждая того открыть дверь. Бреннан убеждается, что это тот самый преступник, которого они разыскивают, о чём докладывает капитану Брину. Полиция готовит операцию по окружению домика Моргана и захвату преступника.

Среди ночи собака Мартина реагирует на странные звуки на улице, что вызывает озабоченность хозяина. Пока полиция ведёт окружение дома по периметру, Мартин одевается, берёт оружие и фонарь, и забирается на крышу своего дома, с которой перепрыгивает на соседний дом, а через несколько кварталов спрыгивает на землю и убегает. Полиция врывается в дом и обыскивает его. Не обнаружив Мартина, Брин объявляет облаву в близлежащих кварталах. Вскоре патрульная машина замечает бегущего Мартина, но он успевает спуститься в подземный тоннель дренажной системы. Полиция блокирует выходы из системы и начинает планомерно прочёсывать все подземные тоннели. На перекрёстке дренажной системы Брин устраивает засаду, он вызывает спецподразделение, а также просит доставить его группе специальный газ и противогазы. В конце концов полиции удаётся обнаружить Мартина, он начинает отстреливаться. Полицейские открывают ответный огонь, Мартин пытается выбраться на поверхность через люк, однако тот блокирован полицейской машиной. Полиция пускает газ, заставляя Мартина выйти из укрытия, а затем несколькими выстрелами убивает его наповал.

В ролях

• Ричард Бейсхарт — Рой Мартин / Рой Морган
• Скотт Брэйди — сержант Марти Бреннан
• Рой Робертс — капитан Брин
• Уит Бисселл — Пол Ривз
• Джек Уэбб — Ли Уайти
• Джеймс Кардвелл — сержант Чак Джонс

Режиссёры фильма и исполнители главных ролей

Режиссёр фильма Альфред Л. Веркер известен отличной постановкой детективного фильма «Приключения Шерлока Холмса» (1939), а также драмой «Дом Ротшильдов» (1934), комедией «Авось прорвёмся!» (1942) и фильмов нуар «Шок» (1946) и «Повторное выступление» (1947).

Хотя в титрах фильма режиссёром указан только Веркер, большинство специалистов сходятся во мнении, что большой вклад в его создание внёс Энтони Манн, уже обративший на себя внимание полудокументальным фильмом нуар «Агенты казначейства» (1947). Джефф Стаффорд пишет, что «хотя Альфред Веркер указан как режиссёр фильма, большинство киноведов признают, что истинной творческой силой фильма был Энтони Манн». Он отмечает, что «по неизвестным причинам, Манн взял на себя постановку у Веркера на довольно ранней стадии, и можно увидеть отчётливый отпечаток его стиля, в частности, в сцене, где Морган извлекает пулю из своего тела, или в сцене ночной перестрелки в электрической компании между Морганом и сержантом Бреннаном». Кроме того, по мнению Стаффорда, «влияние Манна также подтверждается присутствием в творческой группе сценариста Джона С. Хиггинса и оператора Джона Олтона, которые работали с Манном на его предыдущих картинах. Так, Хиггинс написал сценарии для фильмов Манна „Подставили!“ (1947), „Агенты казначейства“ (1947), „Грязная сделка“ (1948) и „Приграничный инцидент“ (1949), а Олтон помимо этих фильмов (кроме „Подставили!“) был также оператором фильмов Манна „Господство террора“ (1949) и „Ворота дьявола“ (1950)».

В 1947 году Ричард Бейсхарт сыграл в фильме нуар Веркера «Повторное выступление» (1947), а после этого фильма — в картинах Манна: исторической драме «Господство террора» (1949) и в фильме нуар «Переулок» (1950). Бейсхарт также известен по ролям в фильмах нуар «Напряжённость» (1949), «С другой стороны стены» (1950), «Четырнадцать часов» (1951) и «Дом на Телеграфном холме» (1951), а позднее — в картинах признанных режиссёров — «Титаник» (1953) Жана Негулеско, «Дорога» (1954) и «Мошенники» (1955) Федерико Феллини, «Моби Дик» (1956) Джона Хьюстона. Скотт Брэйди известен ролями в фильме нуар «Кэнон-сити» (1948), вестерне «Джонни Гитара» (1954), криминальных драмах «Три шага к виселице» (1953) и «Полночный кошмар» (1956), а позднее — в триллере «Китайский синдром» (1979) .

Актёр Джек Уэбб, который сыграл роль эксперта-криминалиста, был настолько им впечатлён, что «позднее стал создателем (продюсером, автором сценария и режиссёром) собственного телесериала „Облава“, который копировал полудокументальный подход, используемый в этом фильме». Как указано на сайте Американского института кино, «Уэбб стал известен как исполнитель роли детектива полиции Лос-Анджелеса, сержанта Джо Фрайдэя в популярном телесериале студии NBC „Облава“, который построен на основе реальных дел полиции Лос-Анджелеса». Изначально сериал шёл с перерывами с января 1952 по сентябрь 1959 года, когда вышло 269 серий. Через несколько лет сериал был возрождён и новые серии демонстрировались на экранах с января 1967 по сентябрь 1970 года".

История создания фильма

Как отмечено на сайте Американского института кино, «в письменном предисловии фильма указано, что фильм основан на реальном деле, взятом из полицейских архивов Департамента полиции Лос-Анджелеса, в сотрудничестве с которым был сделан этот фильм».

«Голливуд репортер» в 1948 году отметил, что «сделанный в полудокументальном стиле фильм основан на убийстве полицейского из Пасадены юношей, который работал в отделе полиции, занимавшемся отпечатками пальцев». По информации «Лос-Анджелес таймс», фильм основан на газетных репортажах и реальных событиях дела Эрвина Уокера, бывшего сотрудника управления полиции в Глендейле и ветерана Второй мировой войны, который вступил на путь взломов, грабежей и стрельбы в Лос-Анделесе в 1945-46 годах. Стаффорд также указывает, что фильм „вдохновлён реальной историей Эрвина Уокера, героя Второй мировой войны, который стал преступником, терроризировавшим Лос-Анджелес в 1946 году“.

„Daily Variety“ в 1948 году сообщило, что полиция Лос-Анджелеса оказала содействие в подготовке фильма, и что сержант полиции Марти Уинн, указанный в титрах как технический советник, был сотрудником полиции.

Джефф Стаффорд пишет, что этот фильм, наряду с фильмами нуар „Агенты казначейства“ (1947) и „Кэнон-сити“ (1948), негласно финансировался совместно главой Администрации производственного кодекса Джо Брином и Джоном Розелли, чикагским бизнесменом, служившим посредником между мафией и голливудскими профсоюзами. Розелли действительно некоторое время работал в офисе Хейса, и позднее отбыв срок за вымогательство, восстановил свои связи с Брином». Как написал Эдди Мюллер в книге «Тёмный город: потерянный мир фильма нуар», «Розелли покинул Голливуд, чтобы помочь чикагским парням закрепиться в Лас-Вегасе. Позднее он выступал посредником в переговорах между мафией и ЦРУ при подготовке покушения на Фиделя Кастро. Его карьера в шоу-бизнесе завершилась на яхте в Майами, когда бандиты разрезали его на куски, запихнули в нефтяную бочку и пустили её в плавание».

Оценка фильма критикой

Общая оценка фильма

Фильм получил высокую оценку критики, оценившей его напряжённость, документальный подход и нуаровый визуальный стиль при экономичности средств, затраченных на его создание. После выхода картины на экраны журнал «Variety» назвал его «высоко-напряжённым криминальным фильмом, перегруженным насилием, но сделанным изящно». Журнал считает, что фильм оказывает «сильное воздействие» и «главную заслугу в этом делят между собой в равной степени сценаристы, режиссёр Альфред Веркер и небольшой, но великолепный актёрский состав, возглавляемый Ричардом Бейсхартом».

Впоследствии критики также давали высокую оценку фильму. Джефф Стаффорд назвал его «замечательным низкобюджетным нуаровым триллером, который часто остаётся незаслуженно обойдённым в исследованиях этого киножанра». Журнал «TimeOut» охарактеризовал картину как «небольшой, но плотный триллер в полудокументальном ключе, столь популярном во второй половине 1940-х годов». Люсия Боззола, отметив, что фильм «основан на реальной истории», далее указывает, что он «выходит за пределы своего происхождения как фильм категории В благодаря сочетанию реалистического показа борьбы с преступностью со стильным контрастным визуальным рядом фильма нуар». По мнению, Дейва Кера, фильм представляет собой «низкобюджетный триллер режиссёра Альфреда Веркера, который сам по себе был интересным режиссёром», судя по его фильму «Шок». Однако в данной картине «значительный объём работы — включая впечатляющую сцену погони в городской дренажной системе — был выполнен Энтони Манном, продемонстрировавшим высший уровень воображения и изобретательности в качестве стилиста жанра фильм нуар».

Характеристика и некоторые особенности фильма

«Variety» отмечает, что в этом «полностью мужском фильме нет романтических тем, способных немного притормозить развитие событий. Начавшись на высоких скоростях, фильм только прибавляет в темпе, пока кумулятивное напряжение не взрывается в мощной развязке… Сила воздействия картины достигается через противостояние изобретательности убийцы в ускользании от полицейских и эффективности действий полиции, направленных на его задержание… Высшей точкой фильма является финальный эпизод, который происходит в дренажных тоннелях Лос-Анджелеса, по которым киллер пытается сбежать».

Сайт Американского института кино также отметил, что "некоторые обозреватели восторгались финальной погоней фильма, снятой, как назвал это «Нью-Йорк таймс», «в 700 милях спрятанных хайвеев», образующих гигантскую систему подземных тоннелей Лос-Анжелеса, предназначенных для отвода воды во время ливней. Стаффорд добавляет, что «это был первый случай, когда эта необычная конструкция была задействована в кино, впоследствии она служила столь же тревожным местом действия в фантастическом триллере „Они!“ (1954)».

Люсия Боззола обращает внимание на то, что в отличие от «бьющего через край героизма и романтической чувственности» криминальных мелодрам того времени, данный фильм «выстраивает плотный саспенс из реальной жизни», используя «закадровое повествование в документальном стиле с акцентом на производственные аспекты работы лос-анджелесской полиции, особенно, его криминалистического подразделения», а также демонстрируя «новомодные для своего времени технические приёмы полицейского расследования».

Деннис Шварц называет фильм «захватывающей историей, хотя ей и не хватает психологической глубины и изобретательности. И всё же фильм постоянно держит в напряжении, стильно подан, наполнен новейшими технологиями (при этом технический арсенал преступника мало чем уступает оснащённости всего полицейского управления) и повлиял на последующие криминальные триллеры как в кино, так и на телевидении». Шварц обращает внимание и на сопровождающее действие "рассудительное закадровое повествование, что позднее было скопировано в телесериале «Облава» (где точно также, как и в фильме, там сообщалось, что «были изменены только имена»).

Оценка работы оператора и творческой группы

Многие рецензенты высоко оценили работу творческой группы фильма и особенно работу оператора. В частности, «Variety» отметил, что «фильм выделяется своей реалистической операторской работой и крепким саундтреком». Шварц добавляет, что «ночное освещение со светотенями и интересное использование ракурсов, значительно усиливает мощь фильма». В качестве основных достоинств фильма Джефф Стаффорд выделяет «пугающую игру Ричарда Бейсхарта в качестве педантичного вора электронного оборудования, которого разыскивают за убийство полицейского» и «блестящую чёрно-белую операторскую работу Джона Олтона, использование света которым сравнивали с постановкой света Рембрандтом».

«TimeOut» предполагает, что «успешное создание напряжённой атмосферы» в картине, возможно, стало следствием того, что «Энтони Манн приложил не отражённую в титрах руку к режиссуре». Однако, по мнению журнала, «самым значимым моментом картины стала великолепная нуаровая операторская съёмка Джона Олтона, который добивается по-настоящему выдающегося результата в финальной погоне в дренажных тоннелях Лос-Анджелеса».

Стаффорд вообще считает, что этот «фильм вполне мог бы служить учебником того, как надо снимать фильм нуар, настолько мастерски в нём вплетены в визуальный рисунок такие столь хорошо известные составляющие жанра, как поперечные полосы теней от жалюзи, превращающие уютную спальню в тюрьму, городские огни на мокром тротуаре, краткая вспышка света от торопливо зажжённой спички в тёмной комнате». А «самым памятным моментом картины стала светотеневая операторская работа в заключительном эпизоде», где полиция преследует преступника «в огромных дренажных каналах под Лос-Анджелесом». Боззола отмечает, что «выполненная глубоким фокусом съёмка оператора Джона Олтона, контрастное ночное освещение и неординарные ракурсы» точно передают состояние «внутренней угрозы, которую несёт умный и психически неуравновешенный убийца полицейского», особенно сильно проявляясь в «кульминационной погоне по дренажной системе Лос-Анджелеса, которая способна составить конкуренцию аналогичной сцене в фильме „Третий человек“ (1949)».

Оценка актёрской работы

«Variety» чрезвычайно высоко оценил работу Бейсхарта в этом фильме, написав, что «этой ролью он обеспечивает себе статус одной из самых талантливых находок Голливуда последних лет». Журнал считает, что он «значительно перекрывает остальной актёрский состав, хотя Скотт Брэйди, Рой Робертс и Джим Кардвелл в качестве детективов, показывают свой высокий профессионализм».

Шварц отмечает, что «Бейсхарт замечательно играет угрожающую роль одиночки-мизантропа, который дружит только с маленькой собачкой. Когда камера фокусируется на нём одном ночью, работающим над своим оборудованием, или когда он бежит по дренажной системе, он становится одним из типичных нуаровых отчуждённых героев». «TimeOut» также считает, что «Бейсхарт отличен в роли странного одинокого волка, эксперта по электронике и киллера», символа той «загадочной угрозы, которая преследует людей в параноидальных видениях эпохи охоты на ведьм».

Ссылки

• [www.imdb.com/title/tt0040427/ Он бродил по ночам] на сайте IMDB
• [www.allmovie.com/movie/v21761 Он бродил по ночам] на сайте Allmovie
• [www.tcm.com/tcmdb/title/17580/He-Walked-by-Night/ Он бродил по ночам] на сайте Turner Classic Movies
• [www.afi.com/members/catalog/DetailView.aspx?s=&Movie=25570 Он бродил по ночам] на сайте Американского института кино
• [www.youtube.com/watch?v=8rBZ7Hoaf5o Он бродил по ночам] фильм на сайте YouTube

Отрывок, характеризующий Он бродил по ночам

– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.