Он (фильм, 1953)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Он
Él
Жанр

драма, мелодрама, экранизация

Режиссёр

Луис Бунюэль

Продюсер

Оскар Дансижер

Автор
сценария

Луис Бунюэль,
Луис Алькориса

В главных
ролях

Артуро де Кордова,
Делия Гарсес,
Аврора Уокер и др.

Оператор

Габриэль Фигероа

Композитор

Луис Эрнандес Бретон

Кинокомпания

Producciones Tepeyac

Длительность

92 мин.

Страна

Мексика

Год

1953

IMDb

ID 0045361

К:Фильмы 1953 года

«Он» (исп. Él) — чёрно-белая мексиканская драма, снятая режиссёром Луисом Бунюэлем по одноимённому роману Мерседеса Пинто. Премьера фильма состоялась 9 июля 1953 г. в конкурсе Каннского кинофестиваля. Своей фетишистской тематикой и запутанной структурой с развёрнутыми флешбэками «Он» предвещает последующий фильм Бунюэля — «Попытка преступления» (1955).





Сюжет

Франсиско, немолодой богатый холостяк, никогда не имевший связи с женщиной, придерживается строгих принципов и регулярно ходит в церковь. Именно там его внимание привлекают красивые ножки и невинно-покорное выражение лица Глории. Франсиско ставит целью сделать её своей женой и после настойчивых ухаживаний добивается этого. Он предан жене, но сам одержим чувством ревности, которое доводит его до помешательства. Жизнь Глории превращается в ад, а её знакомые не хотят в это верить и помочь вырваться из сетей мужа-тирана. Однажды ночью Франциско берёт флакончик с эфиром, иголку и нитки и отправляется к постели спящей жены, чтобы навсегда зашить её влагалище и тем самым положить конец своим тревогам...[1]

В ролях

  • Артуро де Кордова — Франсиско
  • Делия Гарсес — Глория
  • Аврора Уокер — донна Эсперанса
  • Карлос Мартинес Баэна — Веласко, священник
  • Рафаэль Банкельс — Рикардо
  • Фернандо Касанова — Белтран
  • Луис Беристайн — Рауль Конде
  • Мануэль Донде — Пабло
  • Роберто Мейер
  • Хосе Пидаль

В титрах не указаны

  • Леон Барросо — слуга
  • Антонио Браво — гость
  • Чель Лопес — эпизод
  • Хосе Муньос — эпизод
  • Мануэль Касануэва — эпизод
  • Альваро Матуте — эпизод

Съёмочная группа

Анализ

Бунюэль говорил, что герой фильма его интересует «не более, чем какой-нибудь жук или малярийный комар»[2]. Как свидетельствует название фильма, Франсиско — лишь частное проявление патриархального порядка, который формирует его и оправдывает его ненормальность[3]. Рупорами этого миропорядка в фильме выступают священник и мать Глории. Парадокс в том, что вуайер, садомазохист и фетишист в одном лице ведёт вполне респектабельный образ жизни и более уважаем обществом, чем его невинно-добродетельная супруга. Однако его «Я» не выдерживает конфликта между разнонаправленными силами супер-Эго (католическая мораль) и Оно (извращённые сексуальные фантазии)[3]. По словам режиссёра, Франсиско «всё больше и больше воспринимает окружающий мир сквозь призму своей одержимости, пока наконец вся его жизнь не начинает вращаться вокруг неё. К примеру, стоит женщине сыграть что-то на пианино, как ему приходит в голову, что это сигнал любовнику, ожидающему её во дворе»[4]. На протяжении первой части фильма режиссёр исподволь подготавливает зрителя к погружению вместе с главным героем в пучину безумия. Зритель должен идентифицироваться с ним, чтобы воспринимать безумные выходки Франсиско как нечто само собой разумеющееся[3].

Значение

В фильме «Он» Луис Бунюэль одним из первых в истории кино представил клиническую картину зарождения и развития паранойи, в данном случае — на почве ревности. Зритель ставится на место главного героя и вместе с ним воспринимает мир в искажённом виде — начиная с фетишистской фиксации внимания на женских ногах (включая ритуал омовения ног в церкви) и заканчивая иллюзией тотального заговора окружающих. Жак Лакан считал описание симптомов паранойи в фильме насколько точным, что демонстрировал его студентам на курсах психиатрии[5].

Премьера фильма в Каннах вызвала оторопь. На премьере случайно оказались ветераны войны, пришедшие на какой-то патриотический фильм, и они подняли в зале улюлюканье. В киноведческой литературе отмечается, что «Он» предвещает «Головокружение» А. Хичкока (1958) как тематикой (мужчина тщетно преследует женщину своей мечты и пытается подчинить её своей воле), так и отдельными элементами фабулы (сцена на колокольне)[6]. Считается, что картина оказала влияние на становление художественного метода Романа Поланского[7] и Карлоса Сауры[3].

Напишите отзыв о статье "Он (фильм, 1953)"

Примечания

  1. Дж. Розенбаум. [www.chicagoreader.com/chicago/el/Film?oid=1073654 Рецензия на фильм]
  2. Hitchcock’s Rereleased Films: from Rope to Vertigo (ed. Walter Srebnick). Wayne State University Press, 1991. Page 144.
  3. 1 2 3 4 Marvin D’Lugo. The Films of Carlos Saura: The Practice of Seeing. Princeton University Press, 1991. ISBN 9780691008554. Pages 69-70.
  4. Gwynne Edwards. A Companion to Luis Buñuel. ISBN 9781855661080. Page 73.
  5. [www.kommersant.ru/doc/903972 Ъ-Weekend - "Он" (El, 1952)]
  6. Evans, Peter William. The Films of Luis Buñuel: Subjectivity and Desire. Clarendon Press, 1995. Page 114.
  7. Williams, Linda. «Film madness: the uncanny return of the repressed in Polanski’s The Tenant.» // Cinema Journal Vol XX nr 2 (Spring 1981). Pp. 63-73.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Он (фильм, 1953)

Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.
Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон, которого старый князь звал Дронушкой.
Дрон был один из тех крепких физически и нравственно мужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, не изменяясь, живут до шестидесяти – семидесяти лет, без одного седого волоса или недостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.
Дрон, вскоре после переселения на теплые реки, в котором он участвовал, как и другие, был сделан старостой бурмистром в Богучарове и с тех пор двадцать три года безупречно пробыл в этой должности. Мужики боялись его больше, чем барина. Господа, и старый князь, и молодой, и управляющий, уважали его и в шутку называли министром. Во все время своей службы Дрон нн разу не был ни пьян, ни болен; никогда, ни после бессонных ночей, ни после каких бы то ни было трудов, не выказывал ни малейшей усталости и, не зная грамоте, никогда не забывал ни одного счета денег и пудов муки по огромным обозам, которые он продавал, и ни одной копны ужи на хлеба на каждой десятине богучаровских полей.
Этого то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор, призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен был быть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказания этого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучарове было двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушав приказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал и с которых он приказывал взять подводы.
Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.