Оофагия
Оофа́гия (от греч. ωόν — яйцо и φάγος — пожираю) — у животных поедание яиц.
Оофагия имеет различные проявления. У разных видов происходит поедание яиц своего или чужого вида. В первом случае оофагия является проявлением каннибализма. Жуки мучного хрущака (Tenebrio) поедают свои яйца при высокой плотности популяции, сдерживая тем самым её рост. К оофагии склонен один из видов ос — Polistes biglumis. Тритоны поедают яйца как своего вида, так и яйца рыб. Икрой (яйцами) других видов рыб периодически питаются многие виды рыб. Например, пикша весной в большом количестве уничтожает икру сельди.[1].
Поедание птичьих яиц встречается среди различных животных. Многие виды змей рода Elaphe специализируются на питании птичьими яйцами. Скорлупу яиц они продавливают через стенку пищевода нижними отростками позвонков и всасывают содержимое яйца. Среди птиц малайский орел-яйцеед (Ictinaetus malayensis) потребляет птичьи яйца, которые он забирает из чужих гнезд.[2] Периодически яйцами других видов питаются многие виды птиц и млекопитающих.
Внутриутробная оофагия заключается в поедании эмбрионом неоплодотворённых яиц или других эмбрионов.
Это явление встречается у всех акул отряда ламнообразных, а также отмечается у таких видов акул, как акула-мако, большеглазая лисья акула, пелагическая лисья акула, атлантическая сельдевая акула, ржавая акула-нянька, а также у представителей семейства ложнокуньи акулы.
Чаще явление внутриутробной оофагии встречается у акулы длинноплавниковый мако, рожающей только двух молодых акул, которые поедают все другие яйца и эмбрионы. У песчаной акулы Odontaspis taurus количество яиц в яичнике достигает 24 тыс. (их общая масса составляет 2,5 кг), они находятся в яйцевых капсулах, каждая из которых содержит около 20 яиц. Внутриутробное развитие эмбрионов начинается довольно рано — при длине 4—5 см. На начальных этапах развития зародыш использует питательные вещества желточного мешка, для дальнейшего его развития ему необходимо большее количество пищи. Эмбрионы длиной 17 см по форме тела и развития зубного аппарата не отличаются от взрослых акул. Наблюдение за живыми эмбрионами длиной около 26 см показали, что они активно перемещаются в полостной жидкости среди полностью или частично съеденных яйцевых капсул.[3]
Напишите отзыв о статье "Оофагия"
Примечания
См. также
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Оофагия
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
