Опалинские
Поделись знанием:
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
| Опалинские | |
 | |
| Родоначальник: |
Пётр из Бнина Опалинский |
|---|---|
| Период существования рода: | |
| Место происхождения: | |
Подданство: | |
| Дворцы и особняки: |
Замок в Серакуве |
Эта статья — о дворянском роде. О носителях фамилии см. Опалинский.
Опалинские (польск. Opalińscy) — польский дворянский (шляхетский) род, герба «Лодзя».
История
Опалинские вели своё происхождение от города Опаленица (Новотомыский повят, Великопольское воеводство, Польша), основанной в конце XIV века. Первым представителем рода, который принял фамилию «Опалинский», был каштелян сантоцкий Пётр Бнинский (ум. 1466/1469), который сделал вклад в развитие поселения. Пётр из Бнина Опалинский поселился недалеко от городского замка. В конце XVI века была основана вторая, серакувская, ветвь рода Опалинских.
Представители рода
- Пётр из Бнина Опалинский (ум. 1466/1469), каштелян сантоцкий (1462)
- Анджей Опалинский (1540—1593), маршалок великий коронный
- Анджей Опалинский (1575—1623), епископ познанский
- Ян Опалинский (1581—1637), воевода калишский и познанский
- Лукаш Опалинский (1581—1654), маршалок великий коронный (1634—1650), надворный маршалок коронный (с 1622), воевода равский (с 1653)
- Пётр Опалинский (1586—1624), каштелян познанский (1620—1622), воевода познанский (1622—1624)
- Кшиштоф Опалинский (1605/1609 — 1655), воевода познанский (с 1637), польский поэт
- Лукаш Опалинский (1612—1662), маршалок надворный коронный (с 1650), польский политический деятель, поэт, сеймовый маршал в Варшаве (1638)
- Ян Пётр Опалинский (1601—1665), воевода подляшский и калишский
- Ян Леопольд Опалинский (1634—1672), каштелян накловский
- Ян Кароль Опалинский (1642—1695), каштелян познанский (с 1687)
- Екатерина Опалинская (1680—1747), жена Станислава Лещинского, королева Речи Посполитой, герцогиня Лотарингии и Бара
- Войцех Леон Опалинский (1708—1775), воевода мазовецкий (1765) и серадзский (1770).
Источники
- Historia Polski. Bóg, Honor, Ojczyzna. Kompendium wiedzy dla całej rodziny. nr 132 ISBN 978-83-248-0591-4
|
Это заготовка статьи о дворянском или купеческом роде. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Напишите отзыв о статье "Опалинские"
Отрывок, характеризующий Опалинские
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
