Опекушин, Александр Михайлович

Александр Михайлович Опекушин
Дата рождения:	16 (28) ноября 1838(1838-11-28)
Место рождения:	деревня Свечкино, Даниловский уезд, Ярославская губерния
Дата смерти:	4 марта 1923(1923-03-04) (84 года)
Место смерти:	село Рыбницы, Ярославская область
Подданство:	Российская империя
Жанр:	монументальная скульптура
Учёба:	Императорская Академия художеств
Стиль:	реализм
Работы на Викискладе

Алекса́ндр Миха́йлович Опеку́шин (16 (28) ноября 1838, деревня Свечкино Даниловского уезда Ярославской губернии, — 4 марта 1923, село Рыбницы ныне Ярославской области) — русский скульптор.

Биография

Родился в семье крепостного крестьянина помещицы Е. В. Ольхиной, который, регулярно бывая в Санкт-Петербурге, отдал двенадцатилетнего сына, с согласия помещицы, на три года в Рисовальную школу Императорского общества поощрения художников. Проявившего незаурядные способности мальчика, окончившего школу за два года, взял в свою скульптурную мастерскую в Петербурге преподававший в рисовальной школе профессор Д. Йенсен. Для дальнейшей учёбы в Императорской академии художеств Александру Опекушину пришлось откупаться — за 500 рублей. 20 марта 1859 года он получил вольную. В 1861 году женился.

В Академии он продолжал заниматься вольноприходящим у Йенсена. В 1862 году получил первую награду — малую серебряную медаль за барельеф на заданную библейскую тему: «Ангелы, возвещавшие пастухам Рождество Христово». В этом же году заметивший его талант художник и скульптор М. О. Микешин приглашает никому не известного молодого ваятеля принять участие в сооружении грандиозного памятника «Тысячелетие России» в Новгороде. В 1864 году Академия присудила ему звание неклассного художника за скульптурные эскизы «Велизарий» и «Амур и Психея». Из этого звания он был повышен в 1869 году в классные художники 2-й степени, в 1870 году — в классные художники 1-й степени, за бюст гр. Шуваловой и за семь колоссальных фигур, вылепленных для петербургского монумента императрице Екатерине II М. О. Микешина, и, наконец, в 1872 году — в академики за бюст цесаревича Николая Александровича и статую Петра Великого. В 1872 году за бюст Петра I и скульптурную группу русских моряков Императорское Общество любителей естествознания, антропологии и этнографии наградило его большой золотой медалью. В 1878 году на Всемирной выставке в Париже демонстрировалось чеканное блюдо с историческими сценами, отлитое по модели Опекушина на московской ювелирной фабрике П. Н. Овчинникова.

Для Всероссийской промышленной выставки в Москве (1882) совместно с М. О. Микешиным и архитектором Д. Н. Чичаговым создал две парные скульптурные композиции «Волга» и «Нефть».

В 1884 году Опекушин выполнил Царские врата для иконостаса Воскресенского собора Троице-Сергиевой Приморской пустыни.

Опекушин выполнил памятник Александру II у южной стены Кремля (бронза, открыт в 1898, не сохранился) и Александру III возле Храма Христа Спасителя (бронза, 1912, не сохранился). Самым крупным по размерам монументом в дореволюционной России: общая высота вместе с постаментом составляла почти 16 м, стал памятник Н. Н. Муравьеву-Амурскому в Хабаровске (открыт в 1891, уничтожен в 1925). В г. Сумы Харьковской губернии был установлен опекушинский памятник русскому промышленнику и благотворителю И. Г. Харитоненко (открыт в мае 1895, уничтожен в 1920-х). Мраморная статуя императрицы Екатерины II, выполненная Опекушиным по заказу московского городского головы Н. А. Алексеева, была установлена в 1896 году в здании московской городской думы.

Кроме того, из работ Опекушина наиболее известны также: памятники адмиралу Грейгу (открыт 21 мая 1873, уничтожен после 1917) в Николаеве, моделированный по проекту М. О. Микешина, памятник А. С. Пушкину в Москве (бронза, гранит, открыт в 1880), сочетающий приподнятость образа с его исторической конкретностью и достоверностью. Опекушин создал также памятники А. С. Пушкину в Петербурге (открыт в 1884) и в Кишинёве (открыт 26 мая 1885), К. М. Бэру в Тарту (открыт в 1886), М. Ю. Лермонтову в Пятигорске (открыт в 1889), Александру II в Ченстохове (открыт в 1889), Александру II в Рыбинске (открыт в 1914) — все бронза, гранит. В 1913 году в Остафьево была установлена статуя Пушкина, также выполненная Опекушиным.

Александр Михайлович был православным христианином и убеждённым монархистом. Он был весьма популярен в монархических кругах того времени, творчество его высоко ценилось в Царственном доме, ему покровительствовали Александр III и Великий князь Сергей Александрович. Содержать большую семью ему помогал постоянный доход от выполнения декоративных скульптур — его изделия украсили интерьеры многих московских особняков: Елисеева (Тверская улица, 14), Прове (улица Александра Лукьянова, 7), Мазуриных, Малкиеля, князей Щербатовых и др.; фасады театра Незлобина, Московского биржевого комитета (Здание биржи (Москва) — улица Ильинка, 6), Московской конторы Государственного банка (Неглинная улица, 12).

С 1875 по 1918 год семья Опекушина проживала в Санкт-Петербурге по адресу: Каменноостровский проспект, 52. Осенью 1919 года при содействии А. В. Луначарского, больной и нищий, А. М. Опекушин вместе с дочерьми за государственный счёт был отправлен в Ярославскую губернию к двоюродной сестре. Затем, в Рыбницах, священником о. Иоанном им был предоставлен дом в бесплатное пользование. Академический паёк, выделенный Наркомпросом, начал поступать только в 1922 году; помогали местные жители. В начале 1923 года А. М. Опекушин простудился и заболел воспалением лёгких и 4 марта скончался. Похоронен был на кладбище возле Спасской церкви села Рыбницы, где был когда-то крещён; только в 1972 году здесь появилась скромная надгробная плита, а в 2012 году — надгробие из чёрного полированного гранита с надписью: «Великому скульптору от благодарных потомков».

Память

• В 1978 году издан художественный маркированный конверт, посвященный скульптору.
• Именем Опекушина назван астероид 5055 Opekushin (1986 PB₅), открытый 13 августа 1986 года астрономом Людмилой Ивановной Черных.
• Вручается Ярославская областная премия его имени.

Литература

• Опекушин, Александр Михайлович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Скребков А. Академик А. М. Опекушин: К 90-летию со дня рождения // Красная панорама. — 1928. — № 52. — С. 15.
• Беляев Н., Шмидт Н. А. М. Опекушин. — М.: Искусство, 1954.
• Суслов И. М. А. М. Опекушин. Жизнь и творчество. — Ярославль: 1968.
• Крейн А. З. Рукотворный памятник. — М.: Советская Россия, 1980. — 48, [32] с. — 50 000 экз.
• Давыдова О. А. [books.google.ru/books/about/%D0%90%D0%BA%D0%B0%D0%B4%D0%B5%D0%BC%D0%B8%D0%BA_%D0%B8%D0%B7_%D0%BA%D1%80%D0%B5%D0%BF%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%BD%D1%8B.html?id=FwoJMwEACAAJ&redir_esc=y Академик из крепостных. Очерк об А. М. Опекушине]. — Ярославль: 1991.
• Давыдова О. А. «Лепил А. Опекушин». — Ярославль: Издательское бюро «ВНД», 2013. — 256 с.; 32 л. ил.
• Давыдова О. А. [www.mosjour.ru/index.php?id=1764 Академик из крепостных] // Московский журнал. — 2013. — № 10. — С. 50—57. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0868-7110&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0868-7110].

Ссылки

• [www.rusinst.ru/articletext.asp?rzd=1&id=6109 Биография] в «Большой энциклопедии русского народа»
• Ольга Давыдова [www.vrns.ru/culture/52/2316/#.U6xSwECn3Gg Академик из крепостных]
• Юрий Климаков [rusk.ru/st.php?idar=161470 Его знала вся образованная Россия]. Скульптор-монархист Александр Михайлович Опекушин (1838—1923).
• Климаков Ю. [hrono.ru/biograf/bio_o/opekushin_am.php Биография]
• Евгений Болотин [nash-sovremennik.ru/p.php?y=2004&n=6&id=14 «Какой-то крестьянин Опекушин…»] Очерк жизни великого русского скульптора // «Наш современник» N6, Июнь 2004

Отрывок, характеризующий Опекушин, Александр Михайлович

– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.