Операизм

Операизм (итал. Operaismo) — разновидность интернационально распространенного автономистского марксизма, течение итальянской мысли 60-х, базирующееся вокруг журналов «Красные тетради» и «Рабочий класс», развивающее идеи групп Джонсон-Форест из США и «Социализм или варварство» из Франции, позже окончательно сформировавшиеся в автономизм.

Теория

Оспаривая традиционную марксистскую ценность «освобожденного труда», операисты считали, что общество неотчужденного, свободного труда невозможно в рамках индустриального конвейера (фордизма). Фордизм должен уступить место обществу, основанному на приоритете информационных технологий. Для того чтобы вынудить капитал развить новые технологии, необходимо отказываться от работы в рамках фордизма. Лозунгом того времени стало: «Меньше работы, больше оплаты!». Это и была теория автономной борьбы, зародившаяся на больших северных фабриках в форме забастовок, саботажа и замедления работы, а также повседневной борьбы против превращения жизни в работу. Вскоре к старым методам добавились новые: захват пустующих домов сквоттерами и обобщение тактики самовольного снижения цен, иногда даже «пролетарский шоппинг» в виде массового грабежа.

История

Захват в 1962 г. офиса социал-демократического профсоюза на Пьяцца Стауто бастующими рабочими Фиата стал переломной точкой в истории рабочего движения Италии, которое больше не контролировалось эволюционирововавшими до ультра-реформизма ИКП и ИСП. Интеллектуалы из обеих партий теперь пытались дать теоретическую основу новой автономной борьбе. С этой целью операисты практиковали своего рода «квесты» (inchiesta operaia), или case studies в рамках конкретного производства, изучали технологии саботажа и прочих способов сопротивления вне рамок бюрократической партии и этаблированных профсоюзов. Проповедовалось нарушение «буржуазной» дисциплины, впрочем как и партийной: 17 февраля 1977 г. ИКП направило коммунистического профсоюзного лидера Лучиано Ламу с поручением уговорить операисткую группу «Индейцы Метрополии» прекратить захват Римского университета.

В большой открытой зоне кампуса, где он должен был выступать, Лама обнаружил другую платформу со своим манекеном (дополненным его знаменитой трубкой). На нём было вырезано большое красное сердечко с надписью обыгрывающей его имя — «Nessuno L'ama» (никто его не любит). Вокруг этой платформы собралась толпа «Индейцев Метрополии». Когда Лама начал выступление, они начали скандировать: «Жертвы, жертвы, мы хотим жертв!... Мы требуем меньше работы и больше зарплаты!»

Вершиной движения был март 77-го года, когда в течение нескольких дней боевое движение захватило большую часть Рима и Болоньи. Всего в одном 1977 году в Италии действовали 97 (!) леворадикальных организаций, а в целом за 1968-80 гг. их было примерно 215. Самой знаменитой из них стала организация «Красные бригады» — самая крупная по численности (до 12 тысяч членов), самая дерзкая из леворадикальных организаций в Европе.

Операисткие группы

• Рабочая власть

Теоретики

• Романо Алкуати
• Франко "Бифо" Берарди (Franco Berardi)
• Сержио Болонья (Sergio Bologna)
• Паоло Вирно
• Данило Монтальди (Danilo Montaldi)
• Антонио Негри
• Раньеро Панцьери (Raniero Panzieri)
• Карл-Хайнц Рот
• Марио Тронти (Mario Tronti)
• Майкл Хардт

Ссылки

• Карл-Хайнц Рот и другие [www.geocities.com/libcomru/roth/title.html Возвращение пролетариата]

См. также

• Левый коммунизм

Отрывок, характеризующий Операизм

– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!