Операция «Драуфгенгер»

Операция «Драуфгенгер»
Основной конфликт: Народно-освободительная война Югославии
Дата	18 июля-1 августа 1944
Место	Черногория и Санджак
Итог	победа партизан НОАЮ
Противники
Югославия Югославия Третий рейх Третий рейх
Командующие
Пеко Дапчевич Артур Флепс
Силы сторон
10 тысяч человек (2-й ударный армейский корпус) 25 тысяч человек (21-й армейский корпус, 7-я дивизия СС «Принц Ойген»)
Потери
неизвестно неизвестно

Операция «Драуфгенгер» (нем. Fall Draufgänger — «Сорвиголовы»), в югославской историографии Андриевицкая операция (серб. Андријевичка операција) — крупная стратегическая операция немецких войск, продолжавшаяся с 18 июля по 1 августа 1944. Немецкие войска в течение этого времени пытались форсировать реку Лим и захватить два моста, которые вели к населённым пунктам Андриевица и Бродарево (серб.) — это были кратчайшие пути в оккупированную немцами Сербию, которые командование юго-восточной группировки войск вермахта пыталось перекрыть.

Операция завершилась поражением немецких войск и решительной победой югославской Народно-освободительной армии. Уже на восьмой день немцы были окружены, однако от полного уничтожения их спасло то обстоятельство, что югославы перебросили часть наступавших войск в Ябланицу и Топлицу для помощи своим частям в рамках операции «Трумпф». В ходе операции немцы совершили ещё одно преступление против гражданских лиц, устроив резню в селе Велика (община Плав) и убив там более 500 мирных граждан.

Оборона Сербии продолжилась и после этой операции, когда на помощь к немецким силам пришли части 1-й горнострелковой дивизии.

Цели операции

Накануне проведения операции «Фрюлингсервахен» НОАЮ удерживала контроль над долиной реки Лим от Андриевицы до Бродарево. С мая по начало июля 1944 года немецкие войска безуспешно пытались прорвать эту линию обороны силами 21-го корпуса. Захват мостов через Лим и создание плацдармов на его правом берегу позволили бы югославам развернуть полномасштабное наступление на Сербию. Командование юго-восточной группы войск приказало 5-му горному корпусу СС остановить войска НОАЮ и ликвдировать плацдармы. В распоряжении корпуса были 21-й армейский корпус и группа войск сателлитов (преимущественно полковая группа 7-й дивизии СС и некоторые другие мелкие отряды).

По плану операции немцы должны были атаковать с двух сторон Андриевицу, после чего выдвинуться на Лим с обеих сторон, в то время как вспомогательные силы атаковали бы со стороны Сьеницы и Пештера, выйдя в долину Лима через Беране. Целью операции являлся разгром сил НОАЮ, уничтожение оборонительных линий на правом берегу Лима и вытеснение югославских войск из долины реки. Захват Беране и аэродрома, располагавшегося там, имел стратегическое значение для немецких сил. Однако югославы разгадали планы немцев, вследствие чего Верховный штаб НОАЮ отдал распоряжения 5-й и 17-й дивизиям при поддержке 2-го ударного армейского корпуса выдвинуться из долины Лима, пройдя горы Явор и Голия, что позволило бы 2-й дивизии начать наступление, сформировать оперативную группу и форсировать Ибар. Для реализации этого плана штаб настаивал на параллельном начале Топлицко-Ябланицкой операции.

Силы сторон

Германия и её союзники

• 21-я дивизия СС
• 14-й полк 7-й дивизии СС (артиллерийские и инженерные части)
• 2-й полк дивизии «Бранденбург»
• Легион Кремплера
• Части 201-й бригады ударной артиллерии
• Боевая группа «Штриппель» (отдельный батальон 363-го полка 181-й пехотной дивизии)
• Боевая группа «Бендль» (албанская фашистская милиция)
• Части 5-го полицейского полка
• Чётники

НОАЮ

• 2-й ударный армейский корпус:
  • 2-я пролетарская дивизия
  • 3-я ударная дивизия
  • 5-я краинская дивизия
  • 17-я восточнобоснийская дивизия

Ход боевых действий

Утром 18 июля немцы начали наступление. Главная группировка в составе 21-й дивизии СС «Скандербег», 14-го полка 7-й дивизии СС «Принц Ойген» и боевой группы «Штриппель» на линии Гусинье-Плав-Чакор направилась на Андриевицу. Параллельно боевая группа «Бендль» со стороны Кацубер-Туряк двинулась в сторону Беране. Легион Кремплера атаковал со стороны Биоча правый берег реки Лешницы в сторону Биело-Поля и Беране. Два батальона дивизии «Бранденбург» и отряды 5-го полицейского полка с правого берега Лима двинулись к Бродарево и Приеполье. Болгарская 24-я дивизия со стороны Нова-Вароша направилась навстречу 37-й санджакской дивизии в сторону Прибоя.

Первая волна атаки привела к отступлению 2-й пролетарской ударной и 3-й сербской пролетарской ударных бригад. 19 июля на рассвете немцы вошли в Андриевицу, где продолжились боевые действия. Однако немецкие войска попали в ловушку: партизанские силы сковывали их движения и не позволяли им даже отступить. Немцы понесли тяжёлые потери из-за самодеятельности командиров подразделений вермахта и СС, которые попытались взять инициативу в свои руки. Признавая возможность для окружения и уничтожения немецкой группировки, штаб 2-го ударного корпуса НОАЮ 23 июля приказал начать полномасштабное наступление для уничтожения немецких сил.

24 июля части 2-го армейского корпуса НОАЮ на левом берегу реки Лим прорвались на север от Андриевицы прямо в тыл противнику, а 4-я пролетарская бригада задержала близ Чакора основные подразделения вермахта. Тем временм 5-я и 17-я дивизии 24 июля прорвались ещё глубже, взяли Чакор и соединились с 4-й пролетарской бригадой. Немцы немедленно отступили из Беране и в ночь с 24 на 25 июля выбрались из Андриевицы в направлении Мурино, но преследование немцев не прекратилось и на этом. На следующий день вечером 1-я краинская пролетарская ударная бригада и 4-я черногорская пролетарская ударная бригада добрались до Мурино, соединились с 4-й краинской бригадой. Ночью с 25 на 26 июля вместе с 5-й черногорской пролетарской бригадой все бригады вошли в Плав. Окружение неприятеля в районе Мурино было завершено, что создало условия для разгрома. Генерал Август Шмидтхубер, командовавший 21-й дивизией СС доложил:

Командование противника удачно заметило, что у нас нет сил для прикрытия путей снабжения. Используя территорию, которая подходила для этого, противник правильно оценил обстоятельства и нанёс мощный удар по нашим силам в направлении Чакора, с целью разрушения мостов и захвата путей снабжения…

Вместе с тем Верховный штаб настаивал на продолжении форсирования реки, поскольку ещё 20 июля был отдан соответствующий приказ. 25 июля Штаб вынудил югославов продолжить движение ввиду ухудшения ситуации близ Топлицы: все три основные дивизии (2-я, 5-я, 17-я) направились к Копаонику, а в Андриевице остались только черногорские отряды. С учётом этого распоряжения 28 июля дивизии, избегая контакта с неприятелем, начали марш через Ибар. Добить немцев 3-я ударная дивизия не могла, но и у немцев неприятности не кончались: только боевая группа 14-го полка СС 1 августа сумела прорваться в направлении линии Чакор-Печ. А вскоре фактически прекратила существование 21-я дивизия СС: все албанские военнослужащие разбежались.

В Германии операцию признали провалившейся. Силы НОАЮ продолжили наступление в Сербии. Отчитывавшийся Шмидтхубер назвал потери в размере 857 убитых и раненых солдат, которыми он командовал. Причиной поражения он назвал огневое превосходство, хорошую дисциплину и тактический гений сил НОАЮ:

… участвовали единственные войска, носившие английскую униформу, хорошо вооружены и обучены, под хорошим руководством. Автоматическое оружие противника было куда эффективнее оружия наших частей. На четыре-пять их солдат был один английский пулемёт, а основная часть была вооружена автоматическими винтовками. Враг обошёлся небольшим количеством выстрелов, что характерно для наших частей. В обороне они сражались активно и упорно, пытаясь контратаками вернуть отбитые нами территории.

Некоторые немецкие военачальники, не воспринявшие стойко поражение, в своих отчётах в порывах злости и ненависти называли мужчин-военнослужащих армии НОАЮ «бандитами», а женщин — «проститутками».

Дальнейшие последствия операции

Прорыв трёх дивизий НОАЮ в долину реки Ибар привёл к тому, что немцам пришлось срочно перебрасывать силы для обороны долины. Части 1-й горнострелковой дивизии «Эдельвейс», находившиеся в Греции, срочно были переброшена в долину реки Ибар, однако в ночь с 3 на 4 августа югославы перебрались на правый берег Ибара, что ознаменовало провал задания «Эдельвейса». Помимо всего прочего, «Эдельвейсу» приходилось ещё и отбивать атаки 37-й санджакской дивизии НОАЮ. Навстречу оперативной группе дивизий, переправившихся через Ибар, тем временем отправилась 4-я группа ударных корпусов чётников.

Военные преступления в деревне Велика

Под контролем 21-й дивизии СС, которой командовал Август Шмидтхубер, находились деревни Горня-Ржаница и Велика. 24 июля эти деревни отбила 4-я пролетарская ударная бригада, но к 1 августа немцы заняли деревню. От рук немецких карателей погибло более 500 мирных граждан. Шмидтхубер объяснял причину такого решения следующим образом:

Было очевидно, что деревня Велика, населённая черногорцами, специально оказывало помощь врагу. Один пленный из села говорил, что там велась активная пропаганда сотрудничества преступников с силами противника, в итоге было завербовано 20 молодых черногорцев. Население никогда не говорило о пропагандистских отрядах красных, а также о том, что молодёжь переходит на сторону бандитов.

Шмидтхубер, которого обвинили в массовом убийстве косовских сербов во время войны, был осуждён после войны и 27 февраля 1947 расстрелян.

28 июля 1944 стало апофеозом военных преступлений в Велике: албанские солдаты 21-й дивизии СС «Скандербег» вместе с военными отрядами националистов из движения «Балли Комбетар» и полицаями из отрядов вулнетари устроили массовую резню в деревне. Примерно за 2 часа от рук албанских коллаборационистов погибли 429 женщин, детей и стариков. Албанцы не проявляли пощады ни к кому, изнасиловав практически всё женское население деревни, загнав всех в дома и потом организовав массовый поджог. Считанные единицы сумели избежать мучительной смерти в горящих домах.

Литература

• [www.znaci.net/00001/153.htm Ослободилачки рат народа Југославије, књига 2], Војноисторијски институт, Београд 1963.
• Јово Вукотић. Друга пролетерска дивизија, Београд 1972.
• [www.znaci.net/00001/4_12_4.htm Зборник докумената и података НОР-а, том XII - документи јединица и установа немачког Рајха, књига 4], Војноистиријски институт, Београд: [www.znaci.net/00001/4_12_4_103.htm Извештај 21. СС-брдске дивизије Скендербег од 1. августа 1944. команди 21. брдског армијског корпуса о току и резултатима операције Драуфгенгер на простору Андријевица - Беране - Мурино]
• [www.znaci.net/00001/4_12_4.htm Зборник докумената и података НОР-а, том XII - документи јединица и установа немачког Рајха, књига 4], Војноистиријски институт, Београд: [www.znaci.net/00001/4_12_4_218.htm Ратни дневник Команде Југоистока]
• Блажо Јанковић. [www.znaci.net/00001/148.htm Четврта пролетерска бригада], Војноиздавачки завод, Београд, 1975: [www.znaci.net/00001/148_10.pdf Борбе у долини Лима (22. мај - 28. јул 1944)]
• [www.znaci.net/00001/55.htm Друга пролетерска бригада 1942-1992 - илустрована монографија], Београд 1992 [www.znaci.net/00001/55_4.pdf 1944: Продор у Србију]
• Радован Вукановић. [www.znaci.net/00001/209.htm Ратни пут Треће дивизије], Војноиздавачки завод, Београд, 1970 [www.znaci.net/00001/209_3.pdf Други дио - Дејства дивизије у саставу 2. НОУ корпуса — стварање и одбрана слободне територије у Црној Гори]
• Радован Вукановић. [www.znaci.net/00001/61.htm Други ударни корпус], Војноиздавачки завод, Београд 1982: [www.znaci.net/00001/61_6.pdf Глава IV - Стварање и обезбјеђење оперативне основе за прикупљање јединица НОВЈ и Њихов продор у Србију]

Отрывок, характеризующий Операция «Драуфгенгер»

– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.