Операция «Радецкий»
| Операция «Радецкий» | |||
| Основной конфликт: Великая Отечественная война: Венская наступательная операция | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Причина |
стремление предотвратить разрушение Вены в ходе боёв | ||
| Итог |
провал операции | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Операция «Радецкий» (нем. Operation Radetzky) — операция австрийского Движения Сопротивления, попытка проведения которой состоялась в апреле 1945 года в Вене с целью сдачи города советским войскам и вывода из города немецких войск. Инициаторами организации стали несколько австрийских офицеров вермахта, которые узнали о планах гитлеровцев разрушить Вену, чтобы замедлить продвижение советских частей и нанести им максимальный ущерб. Операция завершилась неудачей: заговор был раскрыт, и часть его сторонников была казнена, но вместе с тем участникам удалось предотвратить разрушение некоторых культурных памятников города.
Содержание
Предыстория
Антинацистские настроения в Австрии стали проявляться уже в декабре 1941 года после битвы за Москву, когда в Австрию прибыло большое количество демобилизованных солдат вермахта, ставших инвалидами. Антинацистские выступления отдельных граждан расследовались гестаповцами даже без особого рвения. Со временем число противников нацизма в Австрии выросло, но при этом поднимать восстание никто не спешил по причине страха перед вермахтом и СС.
29 марта 1945 советские войска пересекли границу Австрии, находившейся тогда ещё в составе Германии, и вступили на территорию около Мариенбергского аббатства. Они направились в сторону Вены, которая была одним из стратегически важных городов Германии. Гитлер приказал укрепить город до предела и подготовить население к борьбе против советских войск до последнего человека. Чтобы инфраструктура города не досталась в руки противника, он ещё 19 марта издал приказ «Нерон», по которому все стратегически важные здания (даже памятники культуры) необходимо было заминировать и в случае опасного развития событий взорвать, чтобы советским войскам достались только обгорелые руины городов. Так в Вене были заминированы многочисленные объекты: вокзалы, поезда, мосты, сигнальные башни, нефтяные цистерны, электростанции, склады с припасами, некоторые жилые здания и памятники культуры, которые могли служить ориентирами.
Заговор
Чтобы предотвратить разрушение города, группа австрийских солдат и офицеров вышла на связь с советскими войсками и стала просить их о помощи. Лидером группы был майор вермахта Карл Соколл, чья невеста была еврейского происхождения и тем самым находилась в опасном положении в стране. Соколл участвовал в организации покушения на Гитлера 20 июля 1944, однако в самый разгар расследования сумел скрыться и не попал в руки правосудия. Соколл, будучи руководителем антинацистского движения «Австрия, пробудись!», вышел на связь с боевой группой O5 и офицерами XVII военного округа, которые были готовы нанести удар по гитлеровцам.
2 апреля 1945 старший фельдфебель Фердинанд Кез и ефрейтор Йоханн Райф (соответственно, писарь и шофёр майора Соколла) в полосе 9-й гвардейской армии 3-го Украинского фронта перешли линию фронта и связались с маршалом Фёдором Ивановичем Толбухиным. Они разъяснили, что планируют пробить брешь в немецкой обороне и открыть советским войскам дорогу на Вену: советские войска располагались к востоку от города, а Соколл и его соратники предлагали нанести удар с запада, где не ожидали появления советских сил. Советские войска взяли на себя обещание оказать помощь в эвакуации гражданского населения. Общее восстание было намечено на 6 апреля в 12:30. С руководством повстанцев была налажена радиосвязь[1].
Австрийцы в городе не теряли времени: генерал-майор Карл Бидерман, командир патруля в Большой Вене, проводил мероприятия по обезвреживанию зарядов на мостах. Однако 4 апреля 1945 Бидермана арестовали после того, как один из его подчинённых проболтался о грядущем восстании. Гитлеровцы вышли на след австрийских заговорщиков, хотя те этого не замечали. В ночь с 5 на 6 апреля заговорщики готовились захватить радиомачту Бизамберг на севере города, но вынуждены были отказаться от этих планов. Рано утром их схватили силы СС и гестапо: в руки фашистов попали капитан Альфред Хут и лейтенант Рудольф Рашке. Заговор был раскрыт.
8 апреля во Флоридсдорфе Бидерман, Хут и Рашке были повешены на фонарных столбах: на шеи им повесили таблички с надписью «Я помогал большевикам». Соколл, Кёз и Райф чудом вырвались из рук гестаповцев и эсэсовцев: Соколл перебежал линию фронта и, прибыв в штаб 9-й гвардейской армии в Пуркерсдорфе, доложил Толбухину о провале восстания. В тот же день начался штурм Вены.
Название операции
В документах советских спецслужб совокупность действий венских подпольщиков не обозначалась как операция вообще. По мнению генерал-лейтенанта А. А. Здановича название операции могли придумать сами подпольщики для повышения значимости задуманного[2], присвоив ей имя фельдмаршала Й. Радецкого.
Последствия
С 6 по 13 апреля шёл штурм Вены, завершившийся успешным взятием города. В боях погибли примерно 19 тысяч немецких солдат и 18 тысяч советских. Усилиями заговорщиков часть города удалось спасти от разрушения.
Соколл после войны несколько раз арестовывался СМЕРШем, но затем отпускался. Он стал писателем, некоторое время его планировали выставить кандидатом в Президенты Австрии. Кёз работал начальником венской полиции. Обоих удостоили высших государственных наград, в том числе званий почётных граждан страны.
Память
- В 1964 году во Флоридсдорфе была установлена памятная доска в честь участников заговора.
- В 1967 году казарма имени императора Франца-Иосифа в 14-м районе Вены Пенцинг получила название Бидермана, Хута и Рашке.
- В 21-м районе Вены Флоридсорфе имена Карла Бидермана, Фердинанда Кеза, Рудольфа Рашке и Альфреда Хута носят улицы.
Напишите отзыв о статье "Операция «Радецкий»"
Литература
- Carl Szokoll: Die Rettung Wiens 1945 (Die Waffe des Gewissens), Amalthea Signum, Zürich-Leipzig-Wien 2001, ISBN 3850024725
- Штеменко С.М. Генеральный штаб в годы войны. — М.: Воениздат, 1989.
- Витман Б. В. Синдром удава. – Терра-Книжный клуб, 1998.
Ссылки
- [argumenti.ru/print/history/n136/37905 Австрийский разворот] (рус.)
См. также
Примечания
- ↑ Штеменко С. М.. Генеральный штаб в годы войны. 2-е изд. М.: Воениздат, 1989. С. 477.
- ↑ Военно-исторический журнал. 2015. № 5. С. 13.
Отрывок, характеризующий Операция «Радецкий»
– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно всё сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее дрожит, приготовляясь к рыданиям.
– Voyons, chere princesse, – сказала m lle Bourienne, – encore un petit effort. [Ну, княжна, еще маленькое усилие.]
Маленькая княгиня, взяв платье из рук горничной, подходила к княжне Марье.
– Нет, теперь мы это сделаем просто, мило, – говорила она.
Голоса ее, m lle Bourienne и Кати, которая о чем то засмеялась, сливались в веселое лепетанье, похожее на пение птиц.
– Non, laissez moi, [Нет, оставьте меня,] – сказала княжна.
И голос ее звучал такой серьезностью и страданием, что лепетанье птиц тотчас же замолкло. Они посмотрели на большие, прекрасные глаза, полные слез и мысли, ясно и умоляюще смотревшие на них, и поняли, что настаивать бесполезно и даже жестоко.
– Au moins changez de coiffure, – сказала маленькая княгиня. – Je vous disais, – с упреком сказала она, обращаясь к m lle Bourienne, – Marieie a une de ces figures, auxquelles ce genre de coiffure ne va pas du tout. Mais du tout, du tout. Changez de grace. [По крайней мере, перемените прическу. У Мари одно из тех лиц, которым этот род прически совсем нейдет. Перемените, пожалуйста.]
– Laissez moi, laissez moi, tout ca m'est parfaitement egal, [Оставьте меня, мне всё равно,] – отвечал голос, едва удерживающий слезы.
M lle Bourienne и маленькая княгиня должны были признаться самим себе, что княжна. Марья в этом виде была очень дурна, хуже, чем всегда; но было уже поздно. Она смотрела на них с тем выражением, которое они знали, выражением мысли и грусти. Выражение это не внушало им страха к княжне Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали, что когда на ее лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в своих решениях.
– Vous changerez, n'est ce pas? [Вы перемените, не правда ли?] – сказала Лиза, и когда княжна Марья ничего не ответила, Лиза вышла из комнаты.
Княжна Марья осталась одна. Она не исполнила желания Лизы и не только не переменила прически, но и не взглянула на себя в зеркало. Она, бессильно опустив глаза и руки, молча сидела и думала. Ей представлялся муж, мужчина, сильное, преобладающее и непонятно привлекательное существо, переносящее ее вдруг в свой, совершенно другой, счастливый мир. Ребенок свой, такой, какого она видела вчера у дочери кормилицы, – представлялся ей у своей собственной груди. Муж стоит и нежно смотрит на нее и ребенка. «Но нет, это невозможно: я слишком дурна», думала она.
– Пожалуйте к чаю. Князь сейчас выйдут, – сказал из за двери голос горничной.
Она очнулась и ужаснулась тому, о чем она думала. И прежде чем итти вниз, она встала, вошла в образную и, устремив на освещенный лампадой черный лик большого образа Спасителя, простояла перед ним с сложенными несколько минут руками. В душе княжны Марьи было мучительное сомненье. Возможна ли для нее радость любви, земной любви к мужчине? В помышлениях о браке княжне Марье мечталось и семейное счастие, и дети, но главною, сильнейшею и затаенною ее мечтою была любовь земная. Чувство было тем сильнее, чем более она старалась скрывать его от других и даже от самой себя. Боже мой, – говорила она, – как мне подавить в сердце своем эти мысли дьявола? Как мне отказаться так, навсегда от злых помыслов, чтобы спокойно исполнять Твою волю? И едва она сделала этот вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее собственном сердце: «Не желай ничего для себя; не ищи, не волнуйся, не завидуй. Будущее людей и твоя судьба должна быть неизвестна тебе; но живи так, чтобы быть готовой ко всему. Если Богу угодно будет испытать тебя в обязанностях брака, будь готова исполнить Его волю». С этой успокоительной мыслью (но всё таки с надеждой на исполнение своей запрещенной, земной мечты) княжна Марья, вздохнув, перекрестилась и сошла вниз, не думая ни о своем платье, ни о прическе, ни о том, как она войдет и что скажет. Что могло всё это значить в сравнении с предопределением Бога, без воли Которого не падет ни один волос с головы человеческой.
Когда княжна Марья взошла в комнату, князь Василий с сыном уже были в гостиной, разговаривая с маленькой княгиней и m lle Bourienne. Когда она вошла своей тяжелой походкой, ступая на пятки, мужчины и m lle Bourienne приподнялись, и маленькая княгиня, указывая на нее мужчинам, сказала: Voila Marie! [Вот Мари!] Княжна Марья видела всех и подробно видела. Она видела лицо князя Василья, на мгновенье серьезно остановившееся при виде княжны и тотчас же улыбнувшееся, и лицо маленькой княгини, читавшей с любопытством на лицах гостей впечатление, которое произведет на них Marie. Она видела и m lle Bourienne с ее лентой и красивым лицом и оживленным, как никогда, взглядом, устремленным на него; но она не могла видеть его, она видела только что то большое, яркое и прекрасное, подвинувшееся к ней, когда она вошла в комнату. Сначала к ней подошел князь Василий, и она поцеловала плешивую голову, наклонившуюся над ее рукою, и отвечала на его слова, что она, напротив, очень хорошо помнит его. Потом к ней подошел Анатоль. Она всё еще не видала его. Она только почувствовала нежную руку, твердо взявшую ее, и чуть дотронулась до белого лба, над которым были припомажены прекрасные русые волосы. Когда она взглянула на него, красота его поразила ее. Анатопь, заложив большой палец правой руки за застегнутую пуговицу мундира, с выгнутой вперед грудью, а назад – спиною, покачивая одной отставленной ногой и слегка склонив голову, молча, весело глядел на княжну, видимо совершенно о ней не думая. Анатоль был не находчив, не быстр и не красноречив в разговорах, но у него зато была драгоценная для света способность спокойствия и ничем не изменяемая уверенность. Замолчи при первом знакомстве несамоуверенный человек и выкажи сознание неприличности этого молчания и желание найти что нибудь, и будет нехорошо; но Анатоль молчал, покачивал ногой, весело наблюдая прическу княжны. Видно было, что он так спокойно мог молчать очень долго. «Ежели кому неловко это молчание, так разговаривайте, а мне не хочется», как будто говорил его вид. Кроме того в обращении с женщинами у Анатоля была та манера, которая более всего внушает в женщинах любопытство, страх и даже любовь, – манера презрительного сознания своего превосходства. Как будто он говорил им своим видом: «Знаю вас, знаю, да что с вами возиться? А уж вы бы рады!» Может быть, что он этого не думал, встречаясь с женщинами (и даже вероятно, что нет, потому что он вообще мало думал), но такой у него был вид и такая манера. Княжна почувствовала это и, как будто желая ему показать, что она и не смеет думать об том, чтобы занять его, обратилась к старому князю. Разговор шел общий и оживленный, благодаря голоску и губке с усиками, поднимавшейся над белыми зубами маленькой княгини. Она встретила князя Василья с тем приемом шуточки, который часто употребляется болтливо веселыми людьми и который состоит в том, что между человеком, с которым так обращаются, и собой предполагают какие то давно установившиеся шуточки и веселые, отчасти не всем известные, забавные воспоминания, тогда как никаких таких воспоминаний нет, как их и не было между маленькой княгиней и князем Васильем. Князь Василий охотно поддался этому тону; маленькая княгиня вовлекла в это воспоминание никогда не бывших смешных происшествий и Анатоля, которого она почти не знала. M lle Bourienne тоже разделяла эти общие воспоминания, и даже княжна Марья с удовольствием почувствовала и себя втянутою в это веселое воспоминание.
