Операция «Римон 20»

К:Википедия:Страницы на КПМ (тип: не указан)

Арабо-израильский конфликт
Основной конфликт: Война на истощение Операция «Римон 20»
Место боевых действий
Дата	30 июля 1970 года
Место	Синайский полуостров район Суэцкого канала
Причина	Активизация боевой деятельности советских военных советников в рядах ВВС Египта
Итог	Победа Израильских ВВС
Противники
Израиль Израиль ГСВС ВС СССР
Командующие
Мордехай Ход Ифтах Спектор Амос Амир Григорий Устинович Дольников
Силы сторон
F-4 Phantom — 4 шт. Mirage III — 12 шт. МиГ-21 — 24 шт.
Потери
Без потерь. Один Mirage III повреждён. Сбиты 5 самолётов. Три лётчика погибли.

Опера́ция «Римо́н 20» (иврит: רימון 20, англ.: Operation «Rimon 20», Операция «Ветка») — кодовое название воздушного боя израильских ВВС против советских лётчиков-истребителей, размещённых в Египте, состоявшегося в ходе Войны на истощение 30 июля 1970 года, в результате которого пять советских истребителей МиГ-21 были сбиты израильскими истребителями F-4 Phantom и Mirage III.
Результат столкновения привел к заключению длительного перемирия между Египтом и Израилем (8 августа 1970 — октябрь 1973 года).

Предшествующие события

Проиграв в 1967 году Шестидневную войну, президент Египта Гамаль Абдель Насер понимал, что в открытом бою ему не удастся справиться с израильской армией. Подвергая же Израиль постоянным атакам артиллерии, авиации, диверсионным нападениям, можно вынудить израильтян постоянно держать под ружьем серьёзное число резервистов, что, в конечном итоге, тяжело скажется на израильской экономике и сделает противника более уступчивым. В марте 1969 года им был отдан приказ о начале артобстрелов израильских позиций на восточном берегу Суэцкого канала.

У Египта были все шансы на успех в позиционной войне. У Израиля, помимо имевшегося в то время большого напряжения в экономике, общественное мнение всегда было и есть очень чувствительным к потерям в боевых действиях. Армия обороны Израиля традиционно сильна в быстрой манёвренной войне, а в данном случае ей навязывался другой тип конфликта — война на истощение.

Египетская артиллерия наносила существенный урон израильским укреплениям. В ответ на это израильская авиация, предприняв меры для подавления противовоздушного прикрытия артиллерийских батарей, стала отвечать налётами штурмовиков и бомбардировщиков. К началу лета 1969 года на Суэцком канале для прикрытия сухопутных войск в районах городов Порт-Саид, Исмаилия и Суэц были развернуто 7 зенитно-ракетных дивизионов С-75 «Двина», предоставленных Египту СССР. В течение пяти дней (с 20 июля по 24 июля 1969 года) израильская авиация поразила позиции шести из них. В результате этого группировка ЗРВ Египта в зоне канала фактически была уничтожена. Интенсивность обстрела израильских укреплений на восточном берегу Суэцкого канала упала.

Израиль, опираясь на высокую боеспособность своей армии и совершенную военную организацию, перенёс удары вглубь Египта. Используя маскирующие свойства рельефа местности, израильские самолёты летали на сверхмалых высотах (30 — 50 м), вне зон видимости РЛС, а зенитная артиллерия египтян и ракетные комплексы С-75, предназначенные для стрельбы по высотным целям, были не в состоянии их поражать.

Роль СССР

Главная статья: Операция «Кавказ»

Увидев израильские самолёты в небе Каира и понимая бессилие своих сил ПВО, Насер вынужден был обратиться к СССР с просьбой о создании «эффективного ракетного щита» против израильской авиации и посылке в Египет регулярных советских частей противовоздушной обороны и авиации. Он потребовал прислать средства ПВО вместе с обслуживающим их персоналом. Речь уже шла, как писал бывший посол СССР в ОАР В. М. Виноградов, — «не о советниках-учителях, а об армейских расчётах для ведения боевых действий»^{[неавторитетный источник? 3040 дней]}. Эта просьба была удовлетворена. В Египет направили 32 тысячи советских солдат и офицеров. Среди прочих воинских подразделений прибыла и авиационная группа под командованием генерал-майора авиации Г. У. Дольникова: 135-й истребительный авиационный полк (40 истребителей-перехватчиков МиГ-21МФ, 60 лётчиков, командир полковник К. Коротюк)^{[неавторитетный источник? 3040 дней]} и 35-я отдельная истребительная авиационная эскадрилья (30 истребителей МиГ-21МФ и МиГ-21РФ, 42 лётчика, командир полковник Ю. Настенко)^{[неавторитетный источник? 3040 дней]}. Переброска истребителей МИГ-21 осуществлялась в разобранном виде самолётами Ан-12. Боевое дежурство группы началось 1 февраля 1970 года^{[нет в источнике 3040 дней]}К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан).

Участие советской авиационной группы в боевых действиях

135-й истребительный авиационный полк (106 иабр ВВС ОАР) квартировал на авиабазах Ком-Аушим и Бени-Суэф и был поставлен прикрывать Каир с юго-восточного направления, а промышленные объекты центральной части Египта и Асуанский гидроузел с северо-восточного, между Сохненской и Заафаранской долинами. Глубина боевых действий ограничивалась Суэцким заливом Красного моря.

35-я отдельная истребительная авиационная эскадрилья (108 иабр ВВС ОАР), разместившаяся на авиабазе Джанаклис, прикрывала ВМФ на побережье Средиземного моря и промышленные объекты северной части Египта от Порт-Саида до Мерса-Матрух и на юг до Каира. Самолёты несли опознавательные знаки и тактические номера, принятые в ВВС Египта. Советским лётчикам запретили пересекать Суэцкий канал, являвшийся границей разделения противоборствующих сторон.

Патрулирование советских лётчиков вынудило израильскую авиацию ограничить свои рейды прифронтовой зоной. Первая встреча советских и израильских пилотов закончилась мирно — противники разошлись, не решившись вступить в бой. Произошла она 13 апреля 1970 года. Аналогичным образом завершились встречи 18 и 29 апреля. К июню 1970 года советские лётчики имели уже более 100 боевых вылетов, но воздушных боёв не проводили. Хотя к этому времени авиация Израиля имела совершенно иной опыт и совершила более 10 тыс. вылетов: для нанесения ударов — 86,8 %, на воздушную разведку — 11,5 %, для ведения воздушных боёв — 1,7 %, армейское командование Израиля также предпочло избегать прямого противостояния. Но летом 1970 года боевые действия в зоне канала активизировались. Вовлечение в конфликт советских специалистов стало неизбежным. Первый случай боевого контакта зафиксирован 25 июня 1970 года. Пара МиГ-21 (лётчики Крапивин и Сальник), используя малую высоту, скрытно подошла к группе «Скайхоков», шедшей на Исмаилию, и поразила один из них ракетой Р-3С, но подбитый штурмовик сумел уйти на свою авиабазу. Другой источник утверждает, что в этом бою израильский штурмовик был сбит и лётчик погиб.

27 июля 1970 года совместно с египтянами была предпринята попытка засады на израильские «Миражи». По плану, звено египетских МиГ-17 наносило удар по опорному пункту израильтян на восточном берегу канала, с целью спровоцировать истребители противника на преследование. Далее следовало заманить их на свою территорию, где в бой вводилось бы три звена советских МиГ-21. МиГ-17 нанесли удар в 12:00, поразив цель и ранив четырех израильских солдат, но израильские истребители для отражения этого налета даже не поднялись.

Египтяне повторили атаку в 16:45, снова поразив цель и ранив ещё трёх солдат. Задание практически было выполнено: четвёрка МиГ-17 капитана Махеру Касиме была атакована истребителями «Мираж» и смогла завлечь их на свою территорию, но задержка со взлётом советских истребителей позволила израильтянам сбить два египетских самолёта и спокойно уйти. Одно звено советских МиГ-21 успело выйти в район боя и наблюдало происходящее, запросив разрешение на атаку, но командование запретило ввязываться в бой, пока не поднимутся два других звена. Оба египетских лётчика катапультировались удачно.

Планирование ответных действий оперативным отделом израильских ВВС

Израильское военное командование приняло решение нанести удар по советской воздушной группировке. Хаим Бар-Лев, служивший в то время Начальником генштаба, комментировал:

Решено было нанести удар по русским, чтобы урон их был реальным, а не только теоретическим. И желание это было вызвано их поведением: они пытались перехватить наши самолёты и даже нанести им урон.

Командующий ВВС генерал Мордехай Ход поручил полковнику Давиду Порату из оперативного отдела подготовить план операции. Цель её заключалась в том, чтобы заманить советские самолёты в ловушку, а затем уничтожить их небольшими силами.

У израильских ВВС имелись два истребителя «Мираж» в модификации самолёта-разведчика, которые не несли на себе вооружения, а предназначались для проведения аэрофотосъемки. 18 апреля 1970 года они вылетели на разведку и аэросъёмку территории Египта. Советские лётчики попытались перехватить их, поэтому такие разведывательные полёты были прекращены. По замыслу Пората, следовало использовать два истребителя «Мираж», которые имитировали бы полёт самолётов-разведчиков. Для достижения цели воздушное оперативное соединение, которое должно было участвовать в операции, было разделено на две группы: демонстративную и ударную. В демонстративную группу вошли два истребителя «Мираж». Они обязаны были лететь на большой высоте, используя методику полёта разведывательных самолётов. Ударной группе из восьми «Миражей» следовало идти за демонстративной группой на бреющем полёте. Демонстративная группа вводила бы противника в заблуждение относительно истинных замыслов операции, а ударная группа должна была уничтожить советские самолёты.

Операцию планировалось провести в три этапа. На первом этапе пара многоцелевых истребителей «Фантом» наносила отвлекающий удар по объекту на Суэцком канале. За ними выдвигались демонстративная и ударная группы, рассредоточенные в боевой порядок по высоте и глубине. При разработке операции учитывалась психология советских лётчиков. Они отличались смелостью, но имели завышенную самооценку. Демонстративная группа использовалась в качестве приманки, которую, по замыслу операции, советские лётчики должны были попытаться уничтожить. При подлёте советских самолётов к демонстративной группе ей следовало, развернувшись на 180° и имитировав бегство, подставить «МиГи» под огонь ударной группы. При сближении демонстративной группы с ударной группой начинался второй этап операции. Демонстративная группа разворачивалась и наносила вспомогательный удар по советским самолётам. На третьем этапе наносился главный удар силами ударной группы, подошедшей к противнику на бреющем полёте.

Генерал Ход утвердил план операции, но увеличил демонстративную группу до четырёх самолётов «Мираж». Возможности ударной группы по ведению воздушного боя были расширены путём введения в боевой порядок истребителей различных типов. Ударная группа теперь состояла из четырёх относительно лёгких, маневренных «Миражей» и четырёх тяжёлых «Фантомов», имеющих мощное ракетное вооружение. Для проведения операции были отобраны десять лучших лётчиков, имевших на общем счету около 60 побед в воздушных боях. В операции задействовались также два лётчика, которые летали на разведывательных «Миражах». Их голоса были знакомы советским операторам, осуществлявшим прослушивание переговоров. Штабом ВВС была осуществлена система оперативно-организационных подготовительных мероприятий, собрана масса разведывательной информации, велась тщательная подготовка радиотехнического и электронного обеспечения операции.

Ход операции

Израильским командованием было принято решение провести операцию 30 июля 1970 года. Около полудня пара «Фантомов» атаковала РЛС обнаружения в Сохне на западном берегу Суэцкого канала. Четвёрка «Миражей» на предельной высоте двинулась в глубь египетской территории. Следом, на бреющем полёте вылетела вторая четвёрка «Миражей» и четвёрка «Фантомов» под командованием Авиху Бин-Нуна. Первая четвёрка «Миражей» (демонстративная группа) летела по парам очень близко друг к другу. На экранах советских радаров светились лишь две точки. В эфир выходили только два лётчика, летавших ранее на разведывательных «Миражах», голоса которых были известны местным радистам. Операторы радаров приняли четвёрку истребителей за два разведывательных «Миража». На выносном командном пункте «Бир-Арейда»[maps.google.com/maps?f=q&source=embed&hl=ru&geocode=&q=29%C2%B0+0'54.96%22N,+31%C2%B042'2.03%22E&sll=28.9691,31.754093&sspn=0.075392,0.109692&ie=UTF8&t=h&ll=29.013094,31.698775&spn=0.013135,0.018239&z=15] в это время находился начштаба ВВС Египта генерал Мубарак и советник командующего ВВС Египта, командующий советской авиационной группой генерал-майор авиации Дольников. Мубарак предупредил Дольникова, что израильтяне заманивают советских летчиков в ловушку, но тот считал, что два разведывательных «Миража», не имеющих вооружения, станут легкой добычей. Дольников помнил, что 18 апреля самолеты-разведчики ушли от «МиГов». Он приказал поднять в небо двадцать «МиГов», чтобы отрезать «Миражам» пути к отступлению. С египетского аэродрома в Бени-Суэйф (180 км южнее Каира)[maps.google.com/maps?f=q&source=embed&hl=ru&geocode=&q=29%C2%B010'56.58%22N,+31%C2%B0+0'58.95%22E&sll=30.818526,30.189743&sspn=0.296023,0.438766&ie=UTF8&t=h&ll=29.192631,31.013203&spn=0.05245,0.072956&z=13] поднялись две четверки «МиГов» под командованием капитана Юрченко. Ещё две четвёрки «МиГов» под командованием капитана Каменева взлетели с аэродрома Ком-Аушим (120 км на юго-восток от Каира)[maps.google.com/maps?f=q&source=embed&hl=ru&geocode=&q=29%C2%B032'38.99%22N,+30%C2%B053'56.35%22E&sll=29.182383,31.016375&sspn=0.150472,0.219383&ie=UTF8&t=h&ll=29.554569,30.895529&spn=0.026132,0.036478&z=14], пятая четвёрка поднялась с аэродрома в Катамие.

Три группы «МиГов» приближались к звену «Миражей» на встречных курсах. Восьмёрка «МиГов» под командой капитана Юрченко сблизилась с демонстративной группой, но «Миражи» неожиданно развернулись на 180°, а к команде преследователей присоединилась восьмёрка «МиГов» под командованием капитана Каменева. Шестнадцать «МиГов» летели за демонстративным звеном «Миражей», имея огромное преимущество. Когда ударная группа заняла выгодную позицию для нанесения главного удара, Мордехай Ход отдал приказ демонстративной группе нанести по «МиГам» вспомогательный удар. Две пары «Миражей» разошлись в стороны, сбросили подвесные баки с горючим, развернулись и, заняв боевой порядок, начали сближаться с «МиГами».

Советские лётчики вместо двух разведывательных самолётов неожиданно обнаружили четвёрку «Миражей». Правильно сориентировавшийся в обстановке капитан Юрченко доложил на командный пункт: «Вижу четвёрку истребителей». Генерал Дольников отдал приказ на уничтожение «Миражей», но советские лётчики не услышали эту команду — в 14.20 израильтяне включили радиопомехи и забили советскую линию связи. Советские лётчики вдруг обнаружили, что они окружены восемью «Миражами» и блокированы сверху четвёркой «Фантомов». В этот момент четвёрка «Миражей» нанесла ракетный удар.

Генерал Ход ввел в бой ударную группу, шедшую на бреющем полёте. Четвёрка «Миражей» взмыла вверх, открыв огонь из пушек. Переключившись на запасную радиочастоту, советские пилоты начали маневрировать, чтобы уйти от огневого удара. Но вверх взмыла четвёрка «Фантомов», которые произвели ракетную атаку при наборе высоты.

Первый «МиГ» был сбит пушечным огнём «Миража», следующий — ракетой «Спэрроу», пущенной Авиху Бин-Нуном. Ашер Снир сбил «МиГ» ракетой на высоте 10 тысяч метров. Пилот сбитого «МиГа» катапультировался. Но Снир увлёкся погоней и не заметил атакующий его сзади самолёт капитана Владимира Ивлева. Ракета Р-3С повредила «Мираж», Снир вышел из боя и сумел сесть в Рефидим. После потери четвёртого и пятого «МиГов» Дольников отдал команду лётчикам оторваться от израильтян, и советские лётчики стали выходить из боя.

Бой длился 6 минут. В 14.26 Мордехай Ход запретил преследовать «МиГи» и приказал израильским лётчикам вернуться на базу.

Четвёрка (Саранин, Васильев, Мазур, Супрун) взлетела после старта четвёрки Юрченко через три минуты и прибыла к месту боя, где уже никого не было, и виднелись только три дыма от упавших самолётов.

Последующие события

1 августа 1970 года в Каир прилетел командующий ВВС СССР маршал Павел Кутахов. Он назначил расследование обстоятельств вооружённого столкновения с противником. 2 августа Кутахов отдал приказ о прекращении полётов советских лётчиков в зоне Суэцкого канала. Маршал запретил своим пилотам вступать в бой с израильскими истребителями. Руководство СССР уведомило египетскую сторону, что далее не может оказывать помощь египетскому правительству в обеспечении неприкосновенности египетских воздушных рубежей. Насер не мог продолжать вооружённый конфликт с Израилем без полноценной посторонней помощи, и вынужден был согласиться на прекращение огня, вступившее в силу в полночь с 7 на 8 августа 1970 года. Перемирие продержалось (не считая нескольких эксцессов) до октября 1973 года.

Лётчики, участвовавшие в сражении

Со стороны Израиля

Имя	Авиасоединение	Тип самолёта
Амос Амир	119	Mirage IIIC
Ашер Снир	119	Mirage IIIC
Авраам Шалмон	119	Mirage IIIC
Ави Гилад	119	Mirage IIIC
Ури Эвен-Нир	117	Mirage IIIC
Итамар Нойнер	117	Mirage IIIC
Йехуда Корен	117	Mirage IIIC
Яаков (Коби) Рихтер	117	Mirage IIIC
Ифтах Спектор	101	Mirage IIIC
Михаэль Цук	101	Mirage IIIC
Исраэль Бахарав	101	Mirage IIIC
Гиора Фурман	101	Mirage IIIC
Авиху Бин-Нун/Шауль Леви	69	F-4E Phantom II
Авиам Села/Реувен Решеф (Фишер)	69	F-4E Phantom II
Эхуд Хенкин/	69	F-4E Phantom II
Ури Гиль/Исраэль Парнас	69	F-4E Phantom II

Со стороны Египта

Имя	Авиасоединение	Тип самолёта
Николай Петрович Юрченко	106	МиГ-21
Павел Фёдорович Макара	106	МиГ-21
Евгений Герасимович Яковлев	106	МиГ-21
Сергей Архипович Сыркин	106	МиГ-21
Евгений Андреевич Камнев	106	МиГ-21
Владимир Александрович Журавлёв	106	МиГ-21
Виталий Фёдорович Саранин	106	МиГ-21
Владимир Фёдорович Васильев	106	МиГ-21
Сергей Васильевич Мазур кап-н	106	МиГ-21
В. Супрун	106	МиГ-21
Владимир Ивлев	106	МиГ-21
		МиГ-21
		МиГ-21
		МиГ-21
		МиГ-21
		МиГ-21
		МиГ-21
		МиГ-21
		МиГ-21
		МиГ-21
		МиГ-21
		МиГ-21
		МиГ-21
		МиГ-21

В бою 30 июля 1970 года погибли:

• Журавлёв Владимир Александрович — капитан, старший лётчик. Награждён (посмертно) орденом Красного Знамени и египетским орденом «Звезда воинской доблести».
• Юрченко Николай Петрович — капитан, командир звена. Награждён (посмертно) орденом Красного Знамени и египетским орденом «Звезда воинской доблести».
• Яковлев Евгений Герасимович — капитан, командир звена. Награждён (посмертно) орденом Красного Знамени и египетским орденом «Звезда воинской доблести».

Ссылки

• Жирохов М. А. История ВВС Израиля. Крылья возмездия. — Минск: Харвест, 2001. — 400 с. — 7000 экз. — ISBN 5-17-008848-5.
• [darcis.at.ua/news/operacija_rimon_20_chast_1/2010-02-09-126 Операция Римон 20. Воспоминания участников.]
• М. Штереншис. [jewishbook.ca/israel-1896-2009-history-state-p-1595.html Израиль. История государства]. — 3-е, дополненное и переработанное. — Герцлия: ISRADON, 2009. — С. 354 - 356. — ISBN 978-5-94467-082-3.

Отрывок, характеризующий Операция «Римон 20»

У алтаря лысогорской церкви была часовня над могилой маленькой княгини, и в часовне был поставлен привезенный из Италии мраморный памятник, изображавший ангела, расправившего крылья и готовящегося подняться на небо. У ангела была немного приподнята верхняя губа, как будто он сбирался улыбнуться, и однажды князь Андрей и княжна Марья, выходя из часовни, признались друг другу, что странно, лицо этого ангела напоминало им лицо покойницы. Но что было еще страннее и чего князь Андрей не сказал сестре, было то, что в выражении, которое дал случайно художник лицу ангела, князь Андрей читал те же слова кроткой укоризны, которые он прочел тогда на лице своей мертвой жены: «Ах, зачем вы это со мной сделали?…»
Вскоре после возвращения князя Андрея, старый князь отделил сына и дал ему Богучарово, большое имение, находившееся в 40 верстах от Лысых Гор. Частью по причине тяжелых воспоминаний, связанных с Лысыми Горами, частью потому, что не всегда князь Андрей чувствовал себя в силах переносить характер отца, частью и потому, что ему нужно было уединение, князь Андрей воспользовался Богучаровым, строился там и проводил в нем большую часть времени.
Князь Андрей, после Аустерлицкой кампании, твердо pешил никогда не служить более в военной службе; и когда началась война, и все должны были служить, он, чтобы отделаться от действительной службы, принял должность под начальством отца по сбору ополчения. Старый князь с сыном как бы переменились ролями после кампании 1805 года. Старый князь, возбужденный деятельностью, ожидал всего хорошего от настоящей кампании; князь Андрей, напротив, не участвуя в войне и в тайне души сожалея о том, видел одно дурное.
26 февраля 1807 года, старый князь уехал по округу. Князь Андрей, как и большею частью во время отлучек отца, оставался в Лысых Горах. Маленький Николушка был нездоров уже 4 й день. Кучера, возившие старого князя, вернулись из города и привезли бумаги и письма князю Андрею.
Камердинер с письмами, не застав молодого князя в его кабинете, прошел на половину княжны Марьи; но и там его не было. Камердинеру сказали, что князь пошел в детскую.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, Петруша с бумагами пришел, – сказала одна из девушек помощниц няни, обращаясь к князю Андрею, который сидел на маленьком детском стуле и дрожащими руками, хмурясь, капал из стклянки лекарство в рюмку, налитую до половины водой.
– Что такое? – сказал он сердито, и неосторожно дрогнув рукой, перелил из стклянки в рюмку лишнее количество капель. Он выплеснул лекарство из рюмки на пол и опять спросил воды. Девушка подала ему.
В комнате стояла детская кроватка, два сундука, два кресла, стол и детские столик и стульчик, тот, на котором сидел князь Андрей. Окна были завешаны, и на столе горела одна свеча, заставленная переплетенной нотной книгой, так, чтобы свет не падал на кроватку.
– Мой друг, – обращаясь к брату, сказала княжна Марья от кроватки, у которой она стояла, – лучше подождать… после…
– Ах, сделай милость, ты всё говоришь глупости, ты и так всё дожидалась – вот и дождалась, – сказал князь Андрей озлобленным шопотом, видимо желая уколоть сестру.
– Мой друг, право лучше не будить, он заснул, – умоляющим голосом сказала княжна.
Князь Андрей встал и, на цыпочках, с рюмкой подошел к кроватке.
– Или точно не будить? – сказал он нерешительно.
– Как хочешь – право… я думаю… а как хочешь, – сказала княжна Марья, видимо робея и стыдясь того, что ее мнение восторжествовало. Она указала брату на девушку, шопотом вызывавшую его.
Была вторая ночь, что они оба не спали, ухаживая за горевшим в жару мальчиком. Все сутки эти, не доверяя своему домашнему доктору и ожидая того, за которым было послано в город, они предпринимали то то, то другое средство. Измученные бессоницей и встревоженные, они сваливали друг на друга свое горе, упрекали друг друга и ссорились.
– Петруша с бумагами от папеньки, – прошептала девушка. – Князь Андрей вышел.
– Ну что там! – проговорил он сердито, и выслушав словесные приказания от отца и взяв подаваемые конверты и письмо отца, вернулся в детскую.
– Ну что? – спросил князь Андрей.
– Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.
– Убирайтесь вы с вашим Карлом Иванычем! – Он взял рюмку с накапанными в нее каплями и опять подошел.
– Andre, не надо! – сказала княжна Марья.
Но он злобно и вместе страдальчески нахмурился на нее и с рюмкой нагнулся к ребенку. – Ну, я хочу этого, сказал он. – Ну я прошу тебя, дай ему.
Княжна Марья пожала плечами, но покорно взяла рюмку и подозвав няньку, стала давать лекарство. Ребенок закричал и захрипел. Князь Андрей, сморщившись, взяв себя за голову, вышел из комнаты и сел в соседней, на диване.
Письма всё были в его руке. Он машинально открыл их и стал читать. Старый князь, на синей бумаге, своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое где титлы, писал следующее:
«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Эйлау над Буонапартием якобы полную викторию одержал. В Петербурге все ликуют, e наград послано в армию несть конца. Хотя немец, – поздравляю. Корчевский начальник, некий Хандриков, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туда и скажи, что я с него голову сниму, чтобы через неделю всё было. О Прейсиш Эйлауском сражении получил еще письмо от Петиньки, он участвовал, – всё правда. Когда не мешают кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапартия. Сказывают, бежит весьма расстроен. Смотри ж немедля скачи в Корчеву и исполни!»
Князь Андрей вздохнул и распечатал другой конверт. Это было на двух листочках мелко исписанное письмо от Билибина. Он сложил его не читая и опять прочел письмо отца, кончавшееся словами: «скачи в Корчеву и исполни!» «Нет, уж извините, теперь не поеду, пока ребенок не оправится», подумал он и, подошедши к двери, заглянул в детскую. Княжна Марья всё стояла у кроватки и тихо качала ребенка.
«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.


Билибин находился теперь в качестве дипломатического чиновника при главной квартире армии и хоть и на французском языке, с французскими шуточками и оборотами речи, но с исключительно русским бесстрашием перед самоосуждением и самоосмеянием описывал всю кампанию. Билибин писал, что его дипломатическая discretion [скромность] мучила его, и что он был счастлив, имея в князе Андрее верного корреспондента, которому он мог изливать всю желчь, накопившуюся в нем при виде того, что творится в армии. Письмо это было старое, еще до Прейсиш Эйлауского сражения.
«Depuis nos grands succes d'Austerlitz vous savez, mon cher Prince, писал Билибин, que je ne quitte plus les quartiers generaux. Decidement j'ai pris le gout de la guerre, et bien m'en a pris. Ce que j'ai vu ces trois mois, est incroyable.
«Je commence ab ovo. L'ennemi du genre humain , comme vous savez, s'attaque aux Prussiens. Les Prussiens sont nos fideles allies, qui ne nous ont trompes que trois fois depuis trois ans. Nous prenons fait et cause pour eux. Mais il se trouve que l'ennemi du genre humain ne fait nulle attention a nos beaux discours, et avec sa maniere impolie et sauvage se jette sur les Prussiens sans leur donner le temps de finir la parade commencee, en deux tours de main les rosse a plate couture et va s'installer au palais de Potsdam.
«J'ai le plus vif desir, ecrit le Roi de Prusse a Bonaparte, que V. M. soit accueillie еt traitee dans mon palais d'une maniere, qui lui soit agreable et c'est avec еmpres sement, que j'ai pris a cet effet toutes les mesures que les circonstances me permettaient. Puisse je avoir reussi! Les generaux Prussiens se piquent de politesse envers les Francais et mettent bas les armes aux premieres sommations.
«Le chef de la garienison de Glogau avec dix mille hommes, demande au Roi de Prusse, ce qu'il doit faire s'il est somme de se rendre?… Tout cela est positif.
«Bref, esperant en imposer seulement par notre attitude militaire, il se trouve que nous voila en guerre pour tout de bon, et ce qui plus est, en guerre sur nos frontieres avec et pour le Roi de Prusse . Tout est au grand complet, il ne nous manque qu'une petite chose, c'est le general en chef. Comme il s'est trouve que les succes d'Austerlitz aurant pu etre plus decisifs si le general en chef eut ete moins jeune, on fait la revue des octogenaires et entre Prosorofsky et Kamensky, on donne la preference au derienier. Le general nous arrive en kibik a la maniere Souvoroff, et est accueilli avec des acclamations de joie et de triomphe.
«Le 4 arrive le premier courrier de Petersbourg. On apporte les malles dans le cabinet du Marieechal, qui aime a faire tout par lui meme. On m'appelle pour aider a faire le triage des lettres et prendre celles qui nous sont destinees. Le Marieechal nous regarde faire et attend les paquets qui lui sont adresses. Nous cherchons – il n'y en a point. Le Marieechal devient impatient, se met lui meme a la besogne et trouve des lettres de l'Empereur pour le comte T., pour le prince V. et autres. Alors le voila qui se met dans une de ses coleres bleues. Il jette feu et flamme contre tout le monde, s'empare des lettres, les decachete et lit celles de l'Empereur adressees a d'autres. А, так со мною поступают! Мне доверия нет! А, за мной следить велено, хорошо же; подите вон! Et il ecrit le fameux ordre du jour au general Benigsen
«Я ранен, верхом ездить не могу, следственно и командовать армией. Вы кор д'арме ваш привели разбитый в Пултуск: тут оно открыто, и без дров, и без фуража, потому пособить надо, и я так как вчера сами отнеслись к графу Буксгевдену, думать должно о ретираде к нашей границе, что и выполнить сегодня.
«От всех моих поездок, ecrit il a l'Empereur, получил ссадину от седла, которая сверх прежних перевозок моих совсем мне мешает ездить верхом и командовать такой обширной армией, а потому я командованье оной сложил на старшего по мне генерала, графа Буксгевдена, отослав к нему всё дежурство и всё принадлежащее к оному, советовав им, если хлеба не будет, ретироваться ближе во внутренность Пруссии, потому что оставалось хлеба только на один день, а у иных полков ничего, как о том дивизионные командиры Остерман и Седморецкий объявили, а у мужиков всё съедено; я и сам, пока вылечусь, остаюсь в гошпитале в Остроленке. О числе которого ведомость всеподданнейше подношу, донеся, что если армия простоит в нынешнем биваке еще пятнадцать дней, то весной ни одного здорового не останется.
«Увольте старика в деревню, который и так обесславлен остается, что не смог выполнить великого и славного жребия, к которому был избран. Всемилостивейшего дозволения вашего о том ожидать буду здесь при гошпитале, дабы не играть роль писарскую , а не командирскую при войске. Отлучение меня от армии ни малейшего разглашения не произведет, что ослепший отъехал от армии. Таковых, как я – в России тысячи».
«Le Marieechal se fache contre l'Empereur et nous punit tous; n'est ce pas que с'est logique!
«Voila le premier acte. Aux suivants l'interet et le ridicule montent comme de raison. Apres le depart du Marieechal il se trouve que nous sommes en vue de l'ennemi, et qu'il faut livrer bataille. Boukshevden est general en chef par droit d'anciennete, mais le general Benigsen n'est pas de cet avis; d'autant plus qu'il est lui, avec son corps en vue de l'ennemi, et qu'il veut profiter de l'occasion d'une bataille „aus eigener Hand“ comme disent les Allemands. Il la donne. C'est la bataille de Poultousk qui est sensee etre une grande victoire, mais qui a mon avis ne l'est pas du tout. Nous autres pekins avons, comme vous savez, une tres vilaine habitude de decider du gain ou de la perte d'une bataille. Celui qui s'est retire apres la bataille, l'a perdu, voila ce que nous disons, et a ce titre nous avons perdu la bataille de Poultousk. Bref, nous nous retirons apres la bataille, mais nous envoyons un courrier a Petersbourg, qui porte les nouvelles d'une victoire, et le general ne cede pas le commandement en chef a Boukshevden, esperant recevoir de Petersbourg en reconnaissance de sa victoire le titre de general en chef. Pendant cet interregne, nous commencons un plan de man?uvres excessivement interessant et original. Notre but ne consiste pas, comme il devrait l'etre, a eviter ou a attaquer l'ennemi; mais uniquement a eviter le general Boukshevden, qui par droit d'ancnnete serait notre chef. Nous poursuivons ce but avec tant d'energie, que meme en passant une riviere qui n'est рas gueable, nous brulons les ponts pour nous separer de notre ennemi, qui pour le moment, n'est pas Bonaparte, mais Boukshevden. Le general Boukshevden a manque etre attaque et pris par des forces ennemies superieures a cause d'une de nos belles man?uvres qui nous sauvait de lui. Boukshevden nous poursuit – nous filons. A peine passe t il de notre cote de la riviere, que nous repassons de l'autre. A la fin notre ennemi Boukshevden nous attrappe et s'attaque a nous. Les deux generaux se fachent. Il y a meme une provocation en duel de la part de Boukshevden et une attaque d'epilepsie de la part de Benigsen. Mais au moment critique le courrier, qui porte la nouvelle de notre victoire de Poultousk, nous apporte de Petersbourg notre nomination de general en chef, et le premier ennemi Boukshevden est enfonce: nous pouvons penser au second, a Bonaparte. Mais ne voila t il pas qu'a ce moment se leve devant nous un troisieme ennemi, c'est le православное qui demande a grands cris du pain, de la viande, des souchary, du foin, – que sais je! Les magasins sont vides, les сhemins impraticables. Le православное se met a la Marieaude, et d'une maniere dont la derieniere campagne ne peut vous donner la moindre idee. La moitie des regiments forme des troupes libres, qui parcourent la contree en mettant tout a feu et a sang. Les habitants sont ruines de fond en comble, les hopitaux regorgent de malades, et la disette est partout. Deux fois le quartier general a ete attaque par des troupes de Marieaudeurs et le general en chef a ete oblige lui meme de demander un bataillon pour les chasser. Dans une de ces attaques on m'a еmporte ma malle vide et ma robe de chambre. L'Empereur veut donner le droit a tous les chefs de divisions de fusiller les Marieaudeurs, mais je crains fort que cela n'oblige une moitie de l'armee de fusiller l'autre.
[Со времени наших блестящих успехов в Аустерлице, вы знаете, мой милый князь, что я не покидаю более главных квартир. Решительно я вошел во вкус войны, и тем очень доволен; то, что я видел эти три месяца – невероятно.
«Я начинаю аb ovo. Враг рода человеческого , вам известный, аттакует пруссаков. Пруссаки – наши верные союзники, которые нас обманули только три раза в три года. Мы заступаемся за них. Но оказывается, что враг рода человеческого не обращает никакого внимания на наши прелестные речи, и с своей неучтивой и дикой манерой бросается на пруссаков, не давая им времени кончить их начатый парад, вдребезги разбивает их и поселяется в потсдамском дворце.
«Я очень желаю, пишет прусской король Бонапарту, чтобы ваше величество были приняты в моем дворце самым приятнейшим для вас образом, и я с особенной заботливостью сделал для того все нужные распоряжения на сколько позволили обстоятельства. Весьма желаю, чтоб я достигнул цели». Прусские генералы щеголяют учтивостью перед французами и сдаются по первому требованию. Начальник гарнизона Глогау, с десятью тысячами, спрашивает у прусского короля, что ему делать, если ему придется сдаваться. Всё это положительно верно. Словом, мы думали внушить им страх только положением наших военных сил, но кончается тем, что мы вовлечены в войну, на нашей же границе и, главное, за прусского короля и заодно с ним. Всего у нас в избытке, недостает только маленькой штучки, а именно – главнокомандующего. Так как оказалось, что успехи Аустерлица могли бы быть положительнее, если б главнокомандующий был бы не так молод, то делается обзор осьмидесятилетних генералов, и между Прозоровским и Каменским выбирают последнего. Генерал приезжает к нам в кибитке по Суворовски, и его принимают с радостными и торжественными восклицаниями.
4 го приезжает первый курьер из Петербурга. Приносят чемоданы в кабинет фельдмаршала, который любит всё делать сам. Меня зовут, чтобы помочь разобрать письма и взять те, которые назначены нам. Фельдмаршал, предоставляя нам это занятие, ждет конвертов, адресованных ему. Мы ищем – но их не оказывается. Фельдмаршал начинает волноваться, сам принимается за работу и находит письма от государя к графу Т., князю В. и другим. Он приходит в сильнейший гнев, выходит из себя, берет письма, распечатывает их и читает письма Императора, адресованные другим… Затем пишет знаменитый суточный приказ генералу Бенигсену.
Фельдмаршал сердится на государя, и наказывает всех нас: неправда ли это логично!
Вот первое действие. При следующих интерес и забавность возрастают, само собой разумеется. После отъезда фельдмаршала оказывается, что мы в виду неприятеля, и необходимо дать сражение. Буксгевден, главнокомандующий по старшинству, но генерал Бенигсен совсем не того же мнения, тем более, что он с своим корпусом находится в виду неприятеля, и хочет воспользоваться случаем дать сражение самостоятельно. Он его и дает.
Это пултуская битва, которая считается великой победой, но которая совсем не такова, по моему мнению. Мы штатские имеем, как вы знаете, очень дурную привычку решать вопрос о выигрыше или проигрыше сражения. Тот, кто отступил после сражения, тот проиграл его, вот что мы говорим, и судя по этому мы проиграли пултуское сражение. Одним словом, мы отступаем после битвы, но посылаем курьера в Петербург с известием о победе, и генерал Бенигсен не уступает начальствования над армией генералу Буксгевдену, надеясь получить из Петербурга в благодарность за свою победу звание главнокомандующего. Во время этого междуцарствия, мы начинаем очень оригинальный и интересный ряд маневров. План наш не состоит более, как бы он должен был состоять, в том, чтобы избегать или атаковать неприятеля, но только в том, чтобы избегать генерала Буксгевдена, который по праву старшинства должен бы был быть нашим начальником. Мы преследуем эту цель с такой энергией, что даже переходя реку, на которой нет бродов, мы сжигаем мост, с целью отдалить от себя нашего врага, который в настоящее время не Бонапарт, но Буксгевден. Генерал Буксгевден чуть чуть не был атакован и взят превосходными неприятельскими силами, вследствие одного из таких маневров, спасавших нас от него. Буксгевден нас преследует – мы бежим. Только что он перейдет на нашу сторону реки, мы переходим на другую. Наконец враг наш Буксгевден ловит нас и атакует. Оба генерала сердятся и дело доходит до вызова на дуэль со стороны Буксгевдена и припадка падучей болезни со стороны Бенигсена. Но в самую критическую минуту курьер, который возил в Петербург известие о пултуской победе, возвращается и привозит нам назначение главнокомандующего, и первый враг – Буксгевден побежден. Мы теперь можем думать о втором враге – Бонапарте. Но оказывается, что в эту самую минуту возникает перед нами третий враг – православное , которое громкими возгласами требует хлеба, говядины, сухарей, сена, овса, – и мало ли чего еще! Магазины пусты, дороги непроходимы. Православное начинает грабить, и грабёж доходит до такой степени, о которой последняя кампания не могла вам дать ни малейшего понятия. Половина полков образуют вольные команды, которые обходят страну и все предают мечу и пламени. Жители разорены совершенно, больницы завалены больными, и везде голод. Два раза мародеры нападали даже на главную квартиру, и главнокомандующий принужден был взять баталион солдат, чтобы прогнать их. В одно из этих нападений у меня унесли мой пустой чемодан и халат. Государь хочет дать право всем начальникам дивизии расстреливать мародеров, но я очень боюсь, чтобы это не заставило одну половину войска расстрелять другую.]
Князь Андрей сначала читал одними глазами, но потом невольно то, что он читал (несмотря на то, что он знал, на сколько должно было верить Билибину) больше и больше начинало занимать его. Дочитав до этого места, он смял письмо и бросил его. Не то, что он прочел в письме, сердило его, но его сердило то, что эта тамошняя, чуждая для него, жизнь могла волновать его. Он закрыл глаза, потер себе лоб рукою, как будто изгоняя всякое участие к тому, что он читал, и прислушался к тому, что делалось в детской. Вдруг ему показался за дверью какой то странный звук. На него нашел страх; он боялся, не случилось ли чего с ребенком в то время, как он читал письмо. Он на цыпочках подошел к двери детской и отворил ее.
В ту минуту, как он входил, он увидал, что нянька с испуганным видом спрятала что то от него, и что княжны Марьи уже не было у кроватки.
– Мой друг, – послышался ему сзади отчаянный, как ему показалось, шопот княжны Марьи. Как это часто бывает после долгой бессонницы и долгого волнения, на него нашел беспричинный страх: ему пришло в голову, что ребенок умер. Всё, что oн видел и слышал, казалось ему подтверждением его страха.