Операция «Сезон»
Операция «Сезон» — операция, проведённая в 1944—1945 в Палестине руководством Ишува против радикальных еврейских подпольных организаций сионистов-ревизионистов «Эцел» («Иргун») и «ЛЕХИ».
В январе 1944 г. глава Иргун Менахем Бегин провозгласил возобновление войны против британских мандатных властей Палестины, прекращенной с началом Второй мировой войны (еще раньше, осенью 1943 г., войну возобновила «ЛЕХИ»), ввиду того, что они продолжали политику ограничения еврейской иммиграции в Палестину. «Иргун» совершила нападение на палестинскую радиостанцию в Рамалле и на полицейские участки в Тель-Авиве и Хайфе. При этом «Иргун» пользовалась поддержкой даже части левых сионистов, разочарованных тем, что Британия проводила политику ограничения еврейской иммиграции и ничего не делала для помощи европейским евреям во время Холокоста. Однако руководство ишува было настроено категорически против, не желая ссориться с английскими властями. Оно вступило в переговоры с Бегиным, пытаясь склонить его прекратить операции против англичан, но получило отказ.
6 ноября 1944 г. в Каире двумя террористами «ЛЕХИ» был убит член британского кабинета лорд Мойн. Мойн считался «ярым антисионистом»[кем?] ему было поручено осуществление «Белой Книги», что обещало ожесточенную борьбу против еврейской иммиграции. Немедленно после убийства Мойна, руководство ишува объявило войну «ЛЕХИ» и «Иргуну», призвав население сообщать о членах этих организаций английской полиции, не оказывать им никакой помощи, изгонять с работы и из учебных заведений и пр. По словам Вальтера Лакера, «политические соображения заставили лидеров сионизма выступить против террористов: эти диссиденты могли нанести тяжелый, а возможно, и непоправимый ущерб сионистской политике. Террористы отказывались подчиняться внутренней дисциплине и пытались навязывать свои правила выборному руководству ишува; в таких условиях сионисты не могли проводить эффективную внешнюю политику»[1].
Руководством ишува была провозглашена охота на ревизионистов. Перед началом операции 170 бойцов «Пальмаха» прошли специализированный курс по тактике антитеррористических операций[2].
С помощью разведывательной службы «Хаганы», «Шай», были составлены списки подозреваемых; списки передавались властям, кроме того, «Хагана» и в особенности её ударные отряды «Пальмах» похищали членов «Иргун» и «ЛЕХИ» и либо передавали их англичанам, либо держали в наскоро оборудованных тюрьмах в киббуцах, где они подвергались пыткам. Особенно вопиющим был случай с начальником разведки «Иргун» Яаковом Тавином, которого похитили на улице в Тель-Авиве в феврале 1945 г. и на протяжении полугода держали в тюрьме, подвергая пыткам. Один из похищенных — Йедидья Сегаль — был убит. Информация о 700-х членах «Эцела» была передана британской полиции для последующего ареста, около 100 человек непосредственно выдали мандатным властям[3]. Передача информации англичанам производилась в основном Тедди Колеком, который имел прямой контакт с бринанской МИ-5[4]/
Практика похищений вызвала всеобщее осуждение в еврейском обществе, она была резко осуждена в заявлении Главного раввината.
Еврейское агентство воспользовалось «Сезоном» также для сведения собственных политических счетов. В письме от 1 марта 1945 г. комиссар Министерства колоний следующим образом подводил итоги кампании:
|
1. В общей сложности, Еврейское агентство предоставило пока что данные на 830 подозреваемых, из которых к настоящему моменту было обнаружено и задержано 337. Из них 241 подходят под действие Чрезвычайного Положения, остальные были освобождены под надзор либо безоговорочно.
2. К сожалению, Еврейское агентство в списки так называемых террористов по-прежнему включает множество людей, которые не имеют связей с террором, но политически считаются нежелательными для Еврейского агентства. Это усугубляет трудности, полиция не может отделять овец от козлищ |
|
Арестованные англичанами были главным образом высланы в лагеря в Эритрее. Кроме тех, кто были арестованы, множество лиц было уволено с работы и исключено из учебных заведений. Бегин старался смягчить ситуацию, призывая своих сторонников воздержаться от «братоубийственной войны». Так или иначе, к марту 1945 г. боевая деятельность ревизионистов была парализована.
Некоторые офицеры «Хаганы» (среди них будущий министр иностранных дел Игаль Алон) отказались участвовать в подобной операции. Операция была прекращена после того, как такое неподчинение угрожало принять массовый характер.
В мае 1945 г. «Иргун» возобновила борьбу против англичан, а в октябре того же года к ней присоединилась и «Хагана», составившая с «Иргун» и «ЛЕХИ» объединенное «Движение еврейского сопротивления»[5].
Напишите отзыв о статье "Операция «Сезон»"
Примечания
- ↑ Вальтер Лакер. История сионизма. М., Крон-Пресс, 2000, стр. 785
- ↑ [books.google.com/books?ei=MxZjSuWfDqeQyATgsby_DQ&id=Y39tAAAAMAAJ The life and times of Menachem Begin] By Amos Perlmutter, стр.155, ISBN 978-0-385-18926-2
- ↑ [www.jewukr.org/observer/eo2003/page_show_ru.php?id=370 Михаил Гольд. Одержимые избранностью]
- ↑ [www.haaretz.com/print-edition/opinion/add-them-to-the-pantheon-1.217671 Add them to the Pantheon, By Moshe Arens, 10.04.07]
- ↑ [www.israelprograms.org/JewishAgency/Russian/Education/Jewish+State/Defence/ Борьба и оборона в истории сионистского движения. I. Еврейская самооборона и вооруженные формирования до провозглашения государства]
Источники
- Зеэв Гейзель, [www.lookstein.org/russian/geizel/ad3.php Политические структуры Государства Израиль]
- [www.eleven.co.il/article/11844 Иргун цваи леумми] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
- [www.eleven.co.il/article/10456 Бегин] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
- [www.palmach.org.il/show_item.asp?levelId=38612&itemType=0&itemId=5436 Операция «Охотничий Сезон»] в Архиве Пальмаха (иврит)
- [www.jewishvirtuallibrary.org/jsource/History/season.html The "Hunting Season"By Prof. Yehuda Lapidot]
Отрывок, характеризующий Операция «Сезон»
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
