Операция «Трест» (фильм)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Операция «Трест»
Жанр

Исторический фильм

Режиссёр

Сергей Колосов

Автор
сценария

Александр Юровский

В главных
ролях

Игорь Горбачёв,
Армен Джигарханян

Оператор

Валентин Железняков

Композитор

Юрий Левитин

Кинокомпания

Киностудия «Мосфильм».
Творческое объединение «Телефильм»

Длительность

288 мин.

Страна

СССР СССР

Год

1967

IMDb

ID 0062079

К:Фильмы 1967 года

«Операция „Трест“» — четырёхсерийный художественный исторический фильм режиссёра Сергея Колосова. Экранизация романа-хроники Льва Никулина «Мёртвая зыбь». Фильм рассказывает об операции «Трест», проведённой в 1921—1925 году ОГПУ Советской России.





Сюжет

В 1921 году ОГПУ ликвидировало реальную подпольную белоэмигрантскую «Монархическую организацию Центральной России» (МОЦР). Глава организации Александр Якушев (Игорь Горбачёв) арестован, но ОГПУ не торопится дать огласку истории. Дзержинский разрабатывает план, в рамках которого решает снова возродить эту организацию под кодовым названием «Трест» и придать ей вид мощной подпольной группировки, способной возглавить контрреволюцию в России. «Трест» должен послужить приманкой для террористических белоэмигрантских сил, действующих как внутри, так и за пределами границ России. Непосредственное руководство поручается чекисту Артузову (Армен Джигарханян). Важную роль внутри системы «Треста» должен сыграть бывший дворянин Александр Якушев, которого Артузов вербует и привлекает на свою сторону. Якушев ожидает со дня на день расстрела, но неожиданно получает предложение стать «главой» «Треста». Более того, ему оказывается большое доверие — Якушева отправляют во Францию, со сложной дипломатической миссией.

Якушев отлично исполняет свою роль лидера «Треста». Операция разыграна как по нотам. Самые серьёзные и осторожные противники советской России поверили в уловку чекистов. Сначала в Россию прибывают эмиссары генерала Кутепова — Захарченко и Радкевич. Перед ними разыгрывается целый спектакль, демонстрирующий возможности и ресурсы «Треста». Апофеозом операции становится инспекционная поездка английского разведчика Сиднея Рейли в Россию. Она заканчивается арестом и отправкой легендарного шпиона на Лубянку.

В ролях

Восприятие и историческая достоверность

Фильм стал ещё одной совместной работой супругов Сергея Колосова и Людмилы Касаткиной. В 1965 году Колосов снял первый советский телевизионный многосерийный фильм «Вызываем огонь на себя» на ту же героико-приключенческую тематику. В отличие от той ленты, у Касаткиной, в фильме «Операция „Трест“», несколько неожиданная для её амплуа отрицательная роль террористки Марии Захарченко[1][2].

Фильм снят в строго документальной манере по документальной же книге Льва Никулина и отражает официальный взгляд на события 1920-х годов. Практически все персонажи имеют свои исторические прототипы. Действия советских чекистов — пример блестяще удавшейся операции. Даже эффектная перестрелка с чекистами, в которой покончила жизнь самоубийством Захарченко, имела место в реальности. Различия замечаются только в мелочах. Историкам до сих пор доподлинно не известно, каким образом ОГПУ удалось заманить Сиднея Рейли в Россию, так что события, касающиеся этого эпизода, показанные в фильме, являются творческой реконструкцией создателей картины. Также в значительной степени выдумана сюжетная линия, касающаяся помощника Якушева Стауница[2][3].

В фильм также включены подлинные документальные кадры — интервью с реальными персонажами фильма — Василием Шульгиным (кадры из фильма-интервью «Перед судом истории») и Иваном Петровым (Тойво Вяхя).

Операция «Трест» — один из важных эпизодов в серии масштабных операций, разработанных и осуществлённых ОГПУ в 1920—1930 годах. Они нашли отражение в целом ряде популярных в СССР книг и фильмов. Так, операции по захвату Бориса Савинкова были посвящены фильмы «Крах» и «Синдикат-2», которые можно рассматривать как сюжетные ответвления от основной темы фильма «Операция „Трест“».

Съёмочная группа

Технические детали

  • Чёрно-белый

См. также

Напишите отзыв о статье "Операция «Трест» (фильм)"

Примечания

  1. Т. Зорина. [www.kino-teatr.ru/kino/art/kino/34/ Свой взгляд] // «Советский экран» № 4, февраль 1975 г.  (Проверено 3 августа 2009)
  2. 1 2 [www.polskifilm.ru/operaciya-trest.html История создания фильма] / polskifilm.ru  (Проверено 3 августа 2009)
  3. [svr.gov.ru/history/stage02.htm История внешней разведки России. Операция «Трест»]  (Проверено 3 августа 2009)

Литература

  • Лев Никулин. Мёртвая зыбь. Роман-хроника.
  • И. Б. Иванов. [izput.narod.ru/spmz.html Светлой памяти Марии Захарченко] // Вестник РОВС. — 2003. — № 6—7.

Отрывок, характеризующий Операция «Трест» (фильм)

– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.