Операция «Циклон»

Операция «Циклон» (англ. Operation Cyclone) — кодовое название программы ЦРУ по вооружению афганских моджахедов во время Афганской войны (1979—1989 годы). «Циклон» является одной из самых продолжительных и самых дорогостоящих секретных операций ЦРУ, финансирование программы началось с $20–30 миллионов в год и к 1987 году достигло уровня $630 миллионов в год.

Предыстория

Советник президента США Картера по национальной безопасности Збигнев Бжезинский утверждал, что имели место усилия США по вовлечению СССР в дорогостоящий и по возможности отвлекающий военный конфликт наподобие Вьетнамской войны. В своём интервью 1998 года французскому журналу Le Nouvel Observateur Бжезинский вспоминал:

Мы не толкали русских вмешиваться, но мы намеренно увеличили вероятность, что они это сделают… Секретная операция была отличной идеей. Её результатом стало заманивание Советского Союза в афганскую ловушку… В день, когда Советский Союз официально пересёк границу, я написал президенту Картеру: «Теперь у нас есть шанс дать Советскому Союзу свою Вьетнамскую войну».

В своих интервью «Как Джимми Картер и я положили начало моджахедам» (англ. How Jimmy Carter and I Started the Mujahideen), «Я сделал бы это снова» (англ. I’d Do It Again) Бжезинский прямо заявляет о роли ЦРУ США в подготовке афганских моджахедов.

Программа

3 июля 1979 года американский президент Джимми Картер подписал президентский указ, санкционирующий финансирование антикоммунистических сил в Афганистане. После ввода советских войск в Афганистан и назначения более просоветского президента, Бабрака Кармаля, Картер объявил: «Советское вторжение в Афганистан — это самая большая угроза миру со времен Второй мировой войны».

Главным образом, программа основывалась на использовании пакистанской разведки (ISI) в качестве посредника для распределения финансирования, снабжения оружием и обучения афганских сил сопротивления. Помимо финансирования со стороны аналогичных программ английской МИ-6 и Специальной авиационной службы, Саудовской Аравии и Китайской Народной Республики, ISI занималась вооружением и обучением свыше 100 000 повстанцев за период с 1978 по 1992 год. Они также занимались вербовкой добровольцев из арабских государств в ряды афганского сопротивления для борьбы с советскими войсками, дислоцированными в Афганистане.

США предоставили два транша экономической помощи и военных контрактов для поддержки Пакистана в его роли в войне против советских войск в Афганистане. Первый шестилетний транш (1981-87) размером в $3,2 миллиарда, был поровну поделен между экономической помощью и военными контрактами. Кроме того, в период с 1983 по 1987 год Пакистаном было закуплено у США 40 самолётов F-16 на сумму $1,2 миллиарда. Размер второго шестилетнего транша (1987-93) составлял $4,2 миллиарда. Из них $2,28 миллиарда были выделены на экономическую помощь в виде грантов или ссуд под низкий процент (2-3 %). Остальная часть суммы ($ 1.74 миллиарда) была предоставлена в форме кредита на военные закупки. Продажам Пакистану неамериканского оружия для ведения войны в Афганистане содействовал Израиль. Таким образом, стране было предоставлено примерно от 3 до 20 миллиардов долларов США на подготовку и снабжение отрядов афганских моджахедов различного рода вооружением, включая переносные ракетно-зенитные комплексы «Стингер».

Из года в год финансирование программы увеличивалось благодаря активной поддержке некоторых американских политиков и госслужащих, таких как, конгрессмены Чарльз Уилсон и Гордон Хамфри, директор ЦРУ Уильям Кейси и заместитель министра обороны по политике Фред Айкл.

Последствия

После того как в декабре 1979 года советские войска вошли в Афганистан, считалось, что Советский Союз пытался расширить свои южные границы, чтобы закрепиться в регионе. Это расширение на юг, казалось, предшествовало дальнейшему продвижению на восток в сторону Пакистана и на запад — к Ирану. Американские политики, как республиканцы, так и демократы, не знали об участии США и опасались, что Советский Союз намеревается получить контроль над ближневосточной нефтью. Другие считали, что Советский Союз пытался воспрепятствовать распространению иранской исламской революции и афганской исламизации на миллионы мусульман в СССР.

После вторжения Картер сделал заявление, ставшее известным как «доктрина Картера», что США не допустит никакую внешнюю силу контролировать Персидский залив. Он прекратил торговлю пшеницей с СССР, которая предназначалась для установления торговых отношений СССР и снижения напряжённости Холодной войны. Экспорт зерна являлся прибыльным для американского сельского хозяйства, и Картер своим решением обозначил начало трудных времён для американских фермеров. Он также запретил американцам участвовать в Летних Олимпийских играх 1980 года в Москве, и восстановил регистрацию для прохождения военной службы для молодых людей.

США потеряли интерес к Афганистану после вывода из него советских войск. Американское финансирование лидера афганского сопротивления Гульбеддина Хекматияра и его Исламской партии Афганистана было сразу же прекращено. США также снизили объём своей помощи афганским беженцам в Пакистане.

В октябре 1990 года, американский президент Джордж Буш старший отказался признать, что Пакистан не обладает ядерными зарядами, и тем самым санкционировал наложение санкций на Пакистан согласно поправке Пресслера (1985) в закон Конгресса об иностранной помощи. Это решение аннулировало обязательства 1987 года по предоставлению второго транша и прервало экономическую помощь и военные поставки в Пакистан (за исключением той экономической помощи, которая уже была направлена в Пакистан). Также были прекращены программы подготовки военных специалистов и часть пакистанских офицеров, проходивших стажировку в США, была отозвана домой.

Критика

Американское правительство подвергалось критике за то, что оно позволило Пакистану направить афганскому лидеру сопротивления Гульбеддину Хекматияру, которого пакистанское руководство считало своим союзником, несоразмерный объём своих средств. Хекматияр критиковался за убийства других моджахедов и нападения на мирное население, включая артобстрел Кабула американскими вооружениями, который привел к 2 000 жертв. О нём говорили, что он был в дружественных отношениях с Усамой бен Ладеном, основателем Аль-Каиды, который руководил программой помощи «афганским арабам-добровольцам» Мактаб Аль-Хадамат для ведения войны в Афганистане. Обеспокоенный его поведением, пакистанский лидер, генерал Зия-уль-Хак, предупредил Хекматияра: «Пакистан сделал его афганским лидером, и Пакистан может его также уничтожить, если он продолжит плохо себя вести».

В конце 1980-х, пакистанский премьер-министр Беназир Бхутто, обеспокоенная возросшей силой движения исламистов, сказала президенту Джорджу Бушу: «Вы создаёте Франкенштейна».

Адам Дольник пишет, что существуют данные о сотрудничестве Усамы бен Ладена с представителями США в рамках программы помощи афганским моджахедам. По различным оценкам, в войне принимало участие примерно 35 000 иностранных мусульман из 43 исламских стран, многие из которых затем участвовали в террористической деятельности Аль-Каиды.

Однако власти США утверждают, что все финансирование направлялось местным афганским повстанцам, и отрицают, что какие-либо их средства использовались для поддержания Усамы бин Ладена или иностранных арабских моджахедов. Британский эксперт по исламскому экстремизму Джейсон Берк писал, что финансирование направлялось Гульбеддину Хекматияру, а будущий создатель и глава Аль-Каиды Усама бен Ладен на тот момент не представлял собой ничего серьёзного: его группировка едва превышала дюжину человек и сильно зависела от других исламистских организаций, таких как Египетский исламский джихад

Популярная культура

Биографическая драма «Война Чарли Уилсона» (2007) основана на одноимённой книге Джорджа Крайла и рассказывает о техасском конгрессмене-демократе Чарльзе Уилсоне, который в 80-х годах отвечал за финансирование программы.

См. также

• Аль-Каида
• Збигнев Бжезинский
• Уилсон, Чарльз (конгрессмен США)
• Майкл Виккерс
• Война Чарли Уилсона (фильм)

Отрывок, характеризующий Операция «Циклон»

Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?